Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ) - Смирнов Владимир (читать книги без сокращений txt) 📗
Дружина взобралась на пригорок, тяжёлые, дубовые врата начали медленно раскрываться. Воины смешались, увидев, что за воротами проход перекрывает огромный сосновый щит. Эту шутку придумал Мечислав и, передав гонцу, никого из своих не предупредил.
Процессия остановилась. Кряжич, огороженный частоколом из дубовых брёвен, светился, отражая свет, только перешедшего в зенит, солнца. Пыль, поднятая Малой Дружиной, постепенно оседала, давая насладиться видом стоящего на холме града.
Воевода Тихомир, поперёк себя шире, седой с длинными усами чуть не до плеч, по лошадиному фыркнул, глубоко вздохнул, от чего звенья кольчуги если не затрещали, так точно выгнулись, стали овальными. Глубокий, густой голос раздался, будто из стоведёрной бочки:
— Ну, князь! Побил Четвертака, выгнал в шею, отомстил за отца. Вот город, что ждал тебя десять лет. Что теперь, путь окончен?
Выражение детской радости застыло на лице двадцатилетнего князя. В небесно-голубых глазах играют зайчики, глупая улыбка не сходит лица. Лишь солнце играет в молодецких усах. Мечислав на миг стрельнул в сторону брата, тоже по-детски счастливого, словно ему подарили, наконец, деревянного коня, отняв у соседского мальчишки.
— Что скажешь, брат? К этому мы десять лет через кровь и огонь шли, мечтая, как окажемся, наконец, перед воротами Кряжича! Вот он — конец пути! Теперь только сидеть да пользовать к своей потехе! Всё?
— Видно — всё, братец! — ответил Твердимир звонким, мужественным голосом. Голоса братьев — погодков легко путал всякий, кто слышал их впервые. Лишь пообщавшись, начинал различать — у младшего промелькивали капризные нотки.
— Волхв! Что говорит тебе чутьё? Конец пути?
Волхв, черноволосый, по-раджински смуглый, старше братьев, но выглядит моложе — гладко выбрит. В длинном холщёвом балахоне с разрезами по бокам, да простых штанах, кашлянул, прикрыв рот кулаком, тряхнул головой, ухмыльнулся:
— Помирать собрался, Тверд? Предрекаю: ждёт вас длинный жизненный путь, полный геройства и предательств, подвигов и новых знаний. А, что пришли к мечте, так то — не беда. В наше время мечты на дороге валяются, успевай подбирать.
— Эх, любишь ты так сказать, чтобы и успокоить, и дать надежду на будущие битвы, — расхохотался Мечислав. — Одно слово — волхв. В тумане так и вижу звон мечей и грохот стали.
Твердимир, хохотнул:
— Почему именно битв? Знаешь, сколько сил на управление хозяйством уйдёт? Тебе это не интересно, а я скажу: не меньше, чем на ратные труды.
— Полно-полно, боярин. Люди ждут. Идём?
— Может, ты сам? Твоя победа, твоя и честь. Не люблю я эти лобызания.
— Ну, нет, братец! Я у тебя полпобеды не отниму. Если бы не твой манёвр с копейщиками, не победили такой малой ценой. Так что… поехали вместе.
Отделились от Малой Дружины и в полной тишине приблизились к перекидному мосту через ров. Из-за защитных зубьев на стенах виднелись кончики чёрных шеломов. Ясное дело — Змеева сотня, вместе с войсками Кордонеца взяла на себя охрану товаров, а заодно и города. Ладно, пусть. Братья спешились, и, в ногу цокая подковками каблуков, подошли к щиту. Сверху послышалось шебуршание, шёпоток:
— Подошли, приготовься…
Мечислав подмигнул Твердимиру, протянул правую руку, коснулся грубо ошкуренной сосновой доски. Брат тоже поднял было руку, но коснуться щита не успел — тот начал заваливаться. Сначала медленно, неохотно, потом всё быстрее, наконец, с грохотом завалился, проехал шага три, подняв пыль на весь внутренний двор.
— Слава! — Рявкнула толпа стоящих на стенах мужичков. Змеева сотня молчала. Остальной, стоявший на площади люд, закашлявшись, пытался изобразить счастливые лица. И то верно — горожане простили погодкам столь малую шалость, учитывая, что те обещали не грабить-жечь родной город.
***
Мечислав широко улыбнулся, снял шелом, обхватил левой рукой. Стал на помост, правую ладонь приложил ко лбу и широким жестом, в глубоком поклоне, коснулся кончиками пальцев упавшего щита. Разогнувшись, посмотрел на Твердимира, повторившего движения брата с небольшим опозданием, чем признавшего свою второстепенность, оглядел жителей города.
Как же лучше начать-то? Громовым ли голосом, добавить ли мёда в сталь? А, пусть идёт, как идёт…
— Приветствую тебя, вольный Кряжич! Наконец-то я дома…
Горло сдавило, подбородок предательски дёрнулся. Не удержавшись на ватных ногах, Мечислав упал на колени и зарыдал в голос. Сквозь слёзы увидел, как растерянно топтались ноги брата. Твердимиру, верно, неловко за витязя, что недавно ещё рубился насмерть с превосходящей ратью Четвертака, а теперь распустил сопли, как девка на выданье.
Да и пусть, неловко.
Шум толпы приблизился, Мечислава подхватили под локти, подняли обессилевшего, воздели на ноги. Посмотрел на брата, тот, оказывается, тоже плакал, размазывая дорожную пыль по всему лицу. Толпа обступила, бьют по плечам, гладят по вихрам, успокаивают. Бабы разрыдались, да и мужики, чего уж там — счастливые и плачущие.
Самый широкий в плечах, — судя по кожаному фартуку — кузнец, взялся разгребать толпу, помогая расступиться перед князьями. Кому матом помогал кому и кулаком в пузо.
Толпа непослушно давала дорогу, каждый норовил прикоснуться к братьям, которых, по слухам заждались за десять лет под пятой узурпатора. Изгнанные в детстве, братья смотрели на люд, что уже совсем другой, чем тогда, но всё равно — свой, родной, брели по бреши в толпе. Народ, заполнивший главную улицу — Восточную, уже не пропускал: поднял над собой и на руках, бережно передавая друг другу, над головами понёс к терему отца: самому большому, в центре города. Мечислав откинул голову и просто смотрел, как крутится родное небо: князя тащили то ногами вперёд, то головой.
— Осторожнее, увальни, не уроните! — кричал кузнец, каким-то чудом поспевавший за передвижением братьев. — Не дай Змей, с их голов хоть волос упадёт, всех перешибу!
— Не изволь беспокоиться, курчавый!
— Донесём в лучшем виде!
— Нешто не понимаем, ты даёшь!
Редкие выкрики удавалось различить в растревоженном улье ликующей толпы.
— Давайте уж, хватит их кружить, ставьте на ступени! — крик кузнеца то отдалялся, то приближался, Мечислав оторвался от счастливого созерцания неба, оглянулся и весело расхохотался.
Оказывается, его кружили по площади перед теремом. Каждый хотел поучаствовать, чтобы хвастать потом детям и внукам: был, держал…
— Кому говорю, поставьте князей на место!
Толпа нехотя передала братьев в сторону терема и бережно поставила на ноги в самых воротах.
Мечислав подмигнул Тверду, весело поправил ремень, подтянул порты, что чуть не стащили и не разорвали на память, осмотрелся. Увидел притулённую к открытой воротине бочку. Вскочил на неё, чтобы видеть всех. Толпа ахнула.
— Ну, что, кряжичи? Дома мы с братом, дома!
Толпа грянула единой глоткой и смолкла, ожидая продолжения.
— Да, только не узнаю родного двора. Что же не так, кто скажет?
— Дык, вырос ты, князь. Терем-то ниже и кажется…
— Вырос просто, князь.
— Терем тот же.
— Змеем клянёмся, всё так же.
— Терем я узнаю. Чуть ниже стал, потемнел, но — мой терем, наш. Верно, Тверд?
— Верно, брат. Наш терем.
— А что не так-то, а, боярин? Почему не то это место, откуда нас Четвертак выгнал, а? Не знаешь?
Толпа взволновано загудела, просила сказать, что не так, да они тут же всё исправят, весь терем разнесут и снова построят, лишь бы братья остались довольны и правили мудро и справедливо.
***
Твердимир, как понял князь, догадался, хитро подпёр воротину, ждёт.
Толпа чуть затихла, замерла в ожидании. Рты распахнуты, глаза шире ртов, ждут. Это хорошо. Толпа, она силу любит, а если силе чего не по нраву, толпа сама всё сделает, лишь бы сила была довольна. Вот сейчас ему, Мечиславу, что-то не по нраву. А сила он или мимо проходил, толпа ещё не знает, не уверена.
— Дай топор! — крикнул Мечислав толпе. Та повиновалась, в одно мгновение князю передали простой плотницкий топор.
