Подземелье смерти (=Конан и Бог-Паук) - де Камп Лайон Спрэг (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Он занял место подальше от возвышения и отстоял всю трехчасовую церемонию, на протяжении которой жрецы каждого божества по очереди восславляли своих чудесных покровителей и умоляли их даровать всяческие милости. Конан не прислушивался к смыслу речей, но любовался блеском усыпанных драгоценностями жреческих регалий. Если бы ему удалось снять хоть с одного жреца балахон и тюрбан, нашитые на них драгоценные камни обеспечили бы жизнь киммерийца до конца дней, хотя стоили они несравненно меньше, чем любой глаз Заца.
Через два дня, когда праздник Всех Богов подошел к концу, потоки дождя обрушились на Йезуд, хлеща мощеные улицы города. Приезжие жрецы, закутавшись в пышные накидки, чтобы не промокнуть, церемонно распрощались с Феридуном и новым викарием на ступенях храма и отправились в путь — кто в повозках и портшезах, кто верхом на лошади, муле или на верблюде.
Ночью, когда дождь продолжал лить, огромный человек в черном плаще и мокасинах неслышно, как тень, пробрался к храму. Оказавшись у крайнего южного, с восточной стороны, крыла, Конан достал серебряную стрелку Парвеза. Прикоснувшись острием стрелки к замку, киммериец пробормотал:
— Капинин ачилир гениши!
Сквозь шум дождя послышался слабый ржавый скрежет, как если бы кто-то повернул ключ в давно не открывавшейся двери. Конан толкнул ее, но она не поддалась.
Конан в ярости подналег на дверь, надавив на нее своим мощным плечом. Но и это не помогло. Тогда он сделал передышку, чтобы подумать.
Наверное, жрецы, не полагаясь на единственный замок, заперли дверь изнутри на засов, наподобие того засова с внешней стороны западной двери, в которую вошли овцы. Поднимая Ключ Гацрика то повыше, то пониже, Конан повторял: «Капинин ачилир гениши». Наконец он услышал, как лязгнул, откидываясь, засов по ту сторону двери. Конан опять толкнул дверь — и она открылась.
В храме было темно, только на расстоянии в тридцать локтей, где к притвору примыкал главный кольцевой коридор, смутно виднелся четырехугольник света. Конан прислушался: кругом было тихо, как в стигийской гробнице. Все, от Верховного Жреца до рабов, спали — должно быть, утомившись после трех дней праздничных хлопот.
Конан прокрался в глубь притвора, озираясь, нет ли поблизости бритунийских стражников. Осторожно он обогнул угол, но бритунийцев нигде не было видно. Как он и надеялся, стражники, не желая нести тоскливое ночное дежурство в одиночестве, собрались где-то вместе — возможно, в вестибюле, — чтобы поиграть в кости или поболтать, отдыхая от дневных обязанностей.
Коридор, в котором оказался Конан, был освещен единственной лампой, державшейся в настенном кольце. Конан повернул направо и, продолжая свой путь, подошел к левой двери. Если он верно оценил пространственные соотношения, это, должно быть, один из боковых входов в святилище.
Вновь он приложил Ключ Гацрика к двери и прошептал заклинание — замок, по-видимому хорошо смазанный, отперся с легким щелчком. Но, открыв дверь, Конан отпрянул назад. Вместо святилища перед ним была узкая спальня с двумя кроватями, на которых спали служки, один из них храпел. Конан тихо прикрыл дверь и скользнул прочь.
Следующая дверь была той, что он искал. Конан юркнул в святилище, ярко залитое неровным оранжевым светом неугасимого огня. Конан поспешил на противоположный край, к черной каменной статуе Заца.
И вновь он был потрясен детальной проработкой изваяния. Статуя была точной копией огромного паука, помимо разве что волосков на лапах, которые скульптор, не имея возможности воссоздать в камне, обозначил перекрещивающейся штриховкой.
Конан скинул с себя накидку. Он был в рабочем переднике, с карманами и петлями для прихваченных инструментов. Вытащив кузнечный молот, Конан с затаенным дыханием осторожно ударил по паучьей ноге. Звук был точь-в-точь как при ударе по камню, никаких признаков жизни статуя не подавала.
Конан встал поближе, прямо перед статуей. Четыре передних глаза светились а мерцающем блеске неугасимого пламени; в зеленовато-таинственной глубине каждого из них плясала шестиконечная алая искорка.
Конан понял, что для работы ему понадобится более яркое освещение, чем горящая нефть. Из-под передника он вынул колышек, в локоть длиной, конец которого был обмотан промасленным тряпьем. Подойдя к светящейся чаше, в которой пылал неугасимый огонь, он поднес конец своего факела к пляшущему пламени и подождал, пока тот не загорится.
Вернувшись к статуе, Конан укрепил свой факел в щели меж двумя из восьми ног Заца так, чтобы пляшущий желтый свет падал на него с нужной стороны. Наклонившись, Конан ощупал пальцами гладкие сферические выпуклости глаз и кольца, благодаря которым они держались на камне. Опалы были примерно с кулачок ребенка. Кольца были сделаны из свинца. Это облегчает задачу, подумал Конан.
Из кармана передника он достал пригоршню сверел и стамесок. Среди них было плоское, заостренное к концу долото. Поместив конец его в щель между свинцовым кольцом и камнем, Конан принялся аккуратно постукивать молотом. Раз, еще раз — долото продвинулось под кольцом, еще несколько ударов, и кольцо можно будет снять.
Вдруг за стенами святилища послышался шум. Кто-то разговаривал, слышались шаги, открывались и закрывались двери. Конан различил бряцанье бритунийских доспехов. Что именно, черт побери, подняло обитателей храма на ноги в этот поздний час?
В скважине двери, через которую Конан недавно вошел, загремел ключ. Прежде чем он успел спрятаться, дверь распахнулась. Отложив инструменты, Конан, беззвучно выругавшись, обернулся. Увидев в дверях Рудабе, он буркнул:
— Как ты сюда попала, девочка?
Танцовщица, на миг застыв с широко распахнутыми ресницами, спросила:
— Что ты здесь делаешь, Ниал?
Конан с напускной безмятежностью отвечал:
— Жрецы велели мне приладить кольцо к сундуку для приношений.
— В такой поздний час? Который из жрецов? — взволнованно спросила девушка.
— Не помню, — пожал плечами Конан.
— Я тебе не верю.
— Но почему же, скажи на милость? — поинтересовался Конан с видом оскорбленной невинности.
— Потому что подобные приказы исходят лишь от меня, распорядительницы собственностью. Ты пробрался сюда, чтобы украсть. Это святотатство.
— Но, Рудабе, дорогая, тебе ли не знать, какие лгуны и развратники эти жрецы…
— Однако Зац остается богом, каковы бы ни были его… Ниал, милый! Зачем бы ты ни пришел, сейчас же уходи! Только что к нам прибыли жрецы Аренджуна. Их задержали ливни, размывшие дороги, и потому они опоздали на празднество Всех Богов. Сейчас господин Феридун водит их по храму, и вот-вот они явятся сюда. Новый викарий, Мирзес, послал меня взглянуть, достаточно ли топлива в чаше с неугасимым огнем.
Словно в подтверждение ее слов, за огромной бронзовой дверью святилища послышались шаги и голоса множества людей.
— Беги! — воскликнула Рудабе. — Или ты пропал!
— Иду-иду, — проворчал Конан.
Но вместо того чтобы направиться к двери, через которую он вошел, Конан, схватив факел и инструменты, ринулся в левый дальний угол святилища, где из стены выступала труба для подачи нефти. Прямо под ней находилась широкая крышка люка.
Когда он наклонился и отодвинул засов, Рудабе вскрикнула от ужаса:
— Что ты делаешь?
— Собираюсь спуститься вниз, — буркнул Конан, берясь за кольцо и открывая люк. Из разверстого черного отверстия сильно пахнуло гнильем.
— Не хода туда! — заклинала его Рудабе. — Ты сам не знаешь, что ты… о боги, жрецы идут!
Рукоять огромной бронзовой двери повернулась — и двери со скрипом начали отворяться, голоса зазвучали громче. Рудабе метнулась из святилища, хлопнув дверью, а Конан, озираясь, как затравленное животное, ступил на лестницу, ведущую во тьму подземелья. Закрыв над собой крышку люка, он остался во мраке, который рассеивало только колеблющееся оранжевое пламя его небольшого факела.
Массивные бронзовые двери отворились настежь, и голоса зазвучали над мраморным полом и сквозь тонкие доски люка. Конану был слышен звучный, как колокол, голос Верховного Жреца Феридуна. Однако слов разобрать было нельзя. Но разговор тек спокойно, бессодержательный и елейный; значит, жрецы не заметили ничего особенного.
