Спящий дракон - Розенберг Джоэл (прочитать книгу .txt) 📗
— Но не я.
— Карл, будь добр…
— Помолчи. Ты не слышишь моего голоса?
«Что интересного он мне может сказать?»
— Я… я не знаю… Но разве может твое пламя сжечь тебя? И почему ты так зол на…
«Дракон — порождение магии, но пламя может обжечь его, опалить, ранить. Я управляю своим огнем, конечно, но когда он отражен — дело иное. А вас я ненавижу, потому что… погоди. Кто вы?»
— Я Карл Куллинан. Это Дория и Уолтер. И мне непонятно, за что ты на меня зол. Я никогда ничего тебе не делал…
«Я — Эллегон, уничтожитель отбросов».
— Не понимаю.
«Подожди перемены ветра, Карл Куллинан. В эту яму спускаются все нечистоты Пандатавэя, чтобы не засорять их драгоценную гавань. Я должен либо пережигать все, либо сидеть по глаза в человечьем дерьме. Меня поймали, когда я был всего-то лет пятидесяти от роду, приковали здесь — и заливают своими испражнениями вот уже триста лет.
— Тебе больше трехсот лет?
Дракон был прикован в отбросах триста лет — и он позволил Карлу ощутить, каково это.
Всего лишь на миг.
Содрогаясь от рвоты, он лежал на камнях, Уолтер придерживал его за плечи.
— Черт, мы должны унести его отсюда. Он едва жив. «Да, я всего лишь дитя. Как по-твоему, можно ли обращаться вот так с ребенком? Можно?»
Тошнота.
Карл стряхнул руки друзей, закрыл глаза и попытался закрыть свои мысли.
— Пожалуйста, не надо. Прошу!
«Ты не поступил бы так? Нет, не поступил бы, я вижу. Даже с драконом». Тошнота прошла.
— Успокойтесь, вы двое. Все в порядке. Нет, я бы не поступил так с драконом.
Убить дракона, ежели бы тот напал на него, — да, Карл бы мог. Если б сумел. Но поступить с ним вот так — ни за что. Карл ощутил лишь эхо страданий Эллегона, ощутил на один лишь миг, но и то с него хватило. Если только дракон не менее, чем он, чувствителен к…
«Хочешь ощутить все снова?»
Нет. Так нельзя, но что он, Карл, может поделать? Дракон явно голоден, а канат толстый.
«Не очень голоден, и канат перерезать не прошу. Еда мне не слишком нужна — драконы сотворены из магии, ты разве не знал? Поесть мы любим… — радость загнать корову, проглотить ее в два укуса, затопила Карла, унося прочь остатки тошноты, — но нам это необязательно».
— Я не знал. Я вообще ничего не знаю про драконов.
Мысленное пожатие плеч.
«Ты глупый или просто не любопытный?»
— Просто не любопытный.
«Гм-м-м… У меня к тебе предложение. Если я окажу тебе две услуги — окажешь ли ты мне одну?»
— Посмотрим. Ты не можешь…
«Я не смогу дотянуться своими мыслями до твоих на большом расстоянии. Ты можешь удрать, и я не сумею ни поговорить с тобой, ни заставить…»
— Не надо. Не надо снова наводить на меня тошноту. Но что ты хотел предложить? Не уверен, что доверяю тебе настолько, чтобы спуститься вниз и освободить тебя.
Рев пламени.
«Глупец. Об этом я не попрошу. Никого из людей. Но не мог бы ты принести мне что-нибудь поесть? Скажем, овцу? А я… я расскажу тебе кое-что, что тебе, необходимо знать, если ты хочешь добраться до Врат Между Мирами, Карл Куллинан».
— Откуда ты знаешь?..
Слепящее презрение.
«Я читаю мысли, забыл?» — Эллегон взревел.
— Прости. Разумеется, я смогу раздобыть овцу. И принесу тебе — если твоя услуга будет того стоить. Или еще что-нибудь вкусное, если овцу все-таки не достану.
«Договорились. Первое: Врата лежат глубоко под горой Бремон к северо-западу от Элрудовой Пустоши. И…»
— Спасибо, но, возможно, Ахира…
«Знаю. Возможно, твой товарищ уже это выяснил. Я не закончил. Я собирался сказать тебе кое-что еще, кое-что, чего ему никогда не узнать. Мне это известно просто потому, что я — дракон и знаю все про свою родню».
— Карл, что…
— Помолчите. Я говорю с драконом.
— Говоришь с драконом?..
«Да, он говорит с драконом».
Уолтер и Дория подскочили, когда Эллегон обратился к ним.
«Но говорить с одним легче».
— Ты говоришь — там, у Врат, дракон… Плохо. Но, может, им повезет, и он окажется не таким огромным, как Эллегон.
«Нет, он не как я. Он гораздо больше. Он лежит там так давно, что, покуда он спит, охраняя Врата, кругом него выросла гора — Бредши».
— Прекрасно. — Карл повернулся к друзьям. — Эллегон только что поведал мне, что Врата охраняет дракон.
— Карл, — высоким ломким голосом произнесла Дория, — объясни мне, что происходит?
«Вели им уйти. Их разум еще более узок и изломан, чем твой. Хотя у женщины он глубже… Странно. А у другого — по-иному устроен, словно вы не одной породы. Ничего не понимаю».
— Спроси его, — попросил Уолтер, — как того дракона зовут. Может, Ари сумеет вплести имя в заклятие, и…
«Глупец».
— Я услышал его!
«Глупец из глупцов. Он — первый дракон, сотворенный прежде нас всех».
— И что?
«А то, что в давние времена, когда из всего рода драконов был лишь Он один, — к чему было Ему имя? Он — просто Дракон, старейший из всех, и в имени не нуждается».
— Так что же нам делать, чтобы защититься от него?
«Не будите Его. Он старше, чем гора, и вы скорее сроете гору, чем отщипнете хоть одну из его чешуек. Карл Куллинан?»
— Да?
«Я оказал тебе услугу, так? Принесешь мне овцу сейчас или оказывать вторую?»
— Звучит похоже на угрозу. А я угроз не люблю, Эллегон.
«Что ж, ладно. — Эллегон мысленно вздохнул — Тогда я одарю тебя пониманием».
— Понимаем че…
Вселенная раскололась.
Она была хорошей еврейской девочкой пятнадцати лет. Во всяком случае, такой ей полагалось быть. Но она не всегда была такой, какой ей полагалось быть, — как и не всегда поступала так, как ей поступать полагалось. Отдавалась в темноте Джонатану Долану, раздевалась и…
«Хватит? Или ты действительно хочешь понять Дорию?»
— Ты посвящаешь меня в ее воспоминания? Зачем?
«Чтобы ты понял».
— Нет, пого…
И, само собой, папочке она ничего сказать не могла. Он звал ее своей Единственной, а мамочка думала — она еще девственница. Таково было одно из правил: об этом не говорят. Но дело было не только в задержке, возникло это жжение, и чертов Джонни Долан трепался всюду, что свою гонорею он подцепил от нее. А это было неправдой. Он был первым и — тогда — единственным.
И это вовсе не было удовольствием. Просто липкая грязь. Он врал. Все врали. Никакое это не удовольствие.
«Ты по-прежнему не понимаешь».
Но рассказывать никому нельзя. Кроме того, может, это и не то самое. Может, если не думать об этом, все и пройдет.
«Думаю, еще немного не повредит».
— Девочка очень больна, мистер Перлштейн, но если повезет, лихорадка и жар скоро пройдут.
Она лежит, задыхаясь, под пластиком, и не может больше вырывать трубки из носа и рук — врачи привязали ее.
— Но это не может быть гонорея. Не у моей малышки…
— Знаете, мистер Перлштейн, даже говорить с вами противно.
— Доктор, я…
— Если б ей было с кем поделиться — если б она считала возможным поделиться хоть с кем-то… если б хотя бы один паршивый человечишко выслушал ее — возможно, она не лежала бы сейчас здесь. Мы легко вылечили бы ее, приди она тогда. Прежде.
— Прежде?..
— Прежде чем болезнь перешла в обширную тазовую инфекцию, которая оставит ее бесплодной — если вообще не убьет.
— Бесплодной? Моя малышка…
— Бесплодной. Неспособной зачать. Никогда. И это — если нам повезет… Сестра! — Холодная рука касается ее лба. — Измеряйте температуру и давление каждые пять минут. Если в течении часа температура не начнет падать…
«И еще кое-что — напоследок».
И я думаю, это теперь не важно, а кроме того, в некоторых смыслах так даже удобнее, потому что никто теперь не станет беспокоиться, что Дория Перлштейн понесла от него, а значит, любая медаль имеет оборотную сторону, так что теперь я могу заполучить любого парня, которого захочу, правда, они обращаются со мной так, будто я пущенная по кругу сигарета, но это не имеет значения, потому что иного я не заслуживаю, потомучтопотомучтопотомучто…
