Мир Гаора (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
Венн переключил фары на дальний свет и прибавил скорость. Пока всё идет как надо и как должно. Адвокат своё отработал, и о нём можно не думать. Законы о бастардах вступят в действие с января, а бастарды от рабынь, особенно в старых семьях, явление весьма распространённое, так что и здесь... перспективно и весьма. Ох, лишь бы форзейли не зашевелились раньше времени. Но это он поговорит с внешниками. Там есть с кем говорить и работать.
На этот раз он не очнулся, а проснулся. И не от боли, видно, и впрямь привык, а от холода. Лежал он, как его и бросили, ничком, уткнувшись лбом в пол, с вытянутыми к стене скованными руками. Но ни в нём, ни рядом никого не было. Это он уже научился хорошо различать.
Гаор осторожно повернул голову и приоткрыл глаза. Свет не белый, а синий. Ночь? За чёрной сейчас решёткой в коридоре синяя как светомаскировочная лампа, а в камере свет выключен. Слышно чьё-то многоголосое сопение, покряхтывание и тихая ругань. По-прежнему осторожно, стараясь не дёрнуться, Гаор повернул голову в другую сторону, чтобы увидеть нары. Там слабо колыхалась тёмная бесформенная куча переплетённых, прижатых друг к другу тел. Общая свалка? Или всей камерой кого-то одного трахают? О чёрт, холодно как. Ладно, чёрт с ними и с холодом, а вот пока он один и на него не смотрят, надо попробовать подтянуться на руках и отцепить наручники от стенной скобы, тогда он сможет встать и хоть к параше подойти, и вообще - Гаор мрачно усмехнулся - получит свободу действий.
Он попробовал напрячь мышцы и едва не закричал от пронзившей его боли. Эта боль - боль от перенапряжённых мышц и застывших суставов была знакома ему ещё по фронту и не позорна, но от этого не стала менее острой. И почти сразу от тёмной кучи на нарах отделилась фигура. Гаор мгновенно замер и зажмурился, надеясь, что паскудник встал по собственной надобности и не тронет его. Но шлёпанье босых ног по кафельному полу приблизилось и замерло у его головы.
- Тебе чего? - тихо спросил Младший.
Он не ответил, но в его ответах и не нуждались. Ладонь Младшего легла на его плечо, погладила по спине, тронула ягодицы. Гаор сцепил зубы, удерживая рвущийся наружу крик, и приготовился к неизбежной боли.
- Старший, - сказал Младший, - он холодный совсем, давай отцепим. Он же замёрзнет тут один.
- Ну и ложись с ним, - пробурчал кто-то с нар.
И посыпалось:
- А тебе не один хрен.
- Вставь ему третий номер на пять шаров, вот и согреется.
- Точно, от пяти шаров аж в пот кидает.
Стержень третий номер на пять шаров... к своему ужасу, Гаор уже и понял, и представил, что его ожидает, если Младший сделает сказанное. Он непроизвольно вздрогнул.
- Сейчас, - сказал Младший, - сейчас, потерпи, темно здесь, я сейчас, - и стал возиться со скобой.
- Ты ж не там ищешь, - засмеялся Резаный.
- Помочь? - предложил Шестой.
- А пошёл ты... - вдруг выругался Младший, - забыл, как сам так лежал. Просил всех, - и явно передразнивая, - пощадите, пощадите... Просил ведь? Просил. В ногах ползал, слезами заливался, пока тебе стержнями задницу не растянули, чтоб работать смог. А он что... неклеймёный, что ли? Ну вот.
Раздался металлический щелчок, и Младший снял со скобы стягивавшие запястья Гаора наручники.
- Наручники не снимай, - строго сказал Старший. - И сюда его тащи, вниз пока положим.
Вниз? Подо всех? Гаор отчаянно замотал головой, но его уже обхватили поперёк туловища и приподняли, оторвав от кафеля. Боль в плечах стала настолько нестерпимой, что он застонал.
- Давай помогу, - сказал рядом голос Новенького.
Вдвоём они дотащили его до нар и... и Гаор оказался на деревянном, показавшимся удивительно тёплым после кафеля помосте, а с боков и сверху его сдавило множество других тел. И он не сразу понял, что было странного в этом переплетении рук, ног, спин и ягодиц. Здесь не лапали и не насиловали, а грели друг друга своим теплом, и его положили на низ, подо всех, чтобы согреть. И только сейчас он почувствовал, как же он отчаянно замёрз. Его начала бить дрожь, и он ощутил, как его ещё плотнее сжимают, как чьи-то ладони растирают ему грудь и спину, массируют плечи.
- Сволочи, - шептал кто-то, - им игрушки, а мы хоть подыхай.
- Может, с отоплением что?
- Как же, каждый месяц такое.
- Зачем? - вырвалось у Гаора.
- А чтоб слабаков повыморозить, - хохотнул Резаный. - Ну как, Лохмач, согрелся, побалуемся?
Ответить Гаор не успел.
- Меняемся! - негромко скомандовал Старший.
И вся куча тел пришла в движение. Лежавшие в центре и внизу выбирались наверх, а верхние и крайние перебирались в нагревшуюся серединку. Чья-то ладонь легонько придавила Гаора, и ему просипели в ухо:
- Твоя смена следующая.
До утра, которое обозначилось включением белого света, они поменялись трижды. Под конец Гаор даже не просыпался, перемещаясь вместе с лежавшими рядом, и разбудил его голос надзирателя и пробивавшийся сквозь веки свет.
- Старший, поднимай поганцев! Кто стоит, тем паёк, кто лежит, тех в печку.
Гаор почувствовал, что лежавшие рядом зашевелились, и разлепил веки. Яркий белый свет ударил по глазам, но вызвал уже не боль, а злобу.
- Вставай, - шепнули рядом, - лежащих в печку.
Что надо встать и занять место в строю, Гаор понимал и сам, но вот сможет ли? Одеревеневшее за эти дни тело не слушалось, болели натруженные плечи, он посмотрел на свои руки и увидел, что кисти распухли и стали сизыми, как тогда в Алзоне, когда он потерял перчатки и едва не отморозил руки, пришлось снимать с трупа, а подходящий размер никак не попадался. Он сумел сесть, потом встать и вместе со всеми побрёл к стене напротив параши, чтобы стоящему у решётки надзирателю были видны нары: не остался ли кто лежать.
Встали все, и надзиратель явно огорчился:
- До чего ж смена живучая, - и даже сплюнул. - А Лохмач где?
Стоявший рядом Новенький плечом подтолкнул Гаора, и тот шагнул вперёд, едва не упав.
- И ты живой?! - удивился надзиратель. - Старший, в работу его сегодня отправишь, хватит ему отдыхать и учиться, пусть паёк отрабатывает.
- Да, господин надзиратель, - спокойно ответил Старший. - Лохмача в рабочую бригаду.
- Двоих за пайком, - распорядился надзиратель, - в остальном сам знаешь.
- Да, господин надзиратель, Восьмой, Двадцатый, пошел!
Строй мгновенно рассыпался. Воздух в камере заметно и быстро теплел, дыхание уже не клубилось паром. На подгибающихся дрожащих ногах Гаор побрёл к параше. Надоело ходить под себя. Кто-то его поддержал сзади за бока, не дав споткнуться и упасть прямо в унитаз.
- Начнёшь трепыхаться - опять прикуём. Понял, Лохмач?
По голосу это был Гладкий. Не оборачиваясь, Гаор прохрипел:
- Лезть не будете - никого не трону.
Сзади хохотнули.
- Да не будь приказа, на хрена нам твоя задница. Иди ложись, поедим и обработку начнём.
Гаор резко развернулся, выбросив в ударе скованные руки, но удар пришёлся в пустоту, а ещё кто-то схватил его сзади за шею и, пропустив пальцы под ошейник, пережал ему дыхание.
Пришёл в себя Гаор уже лежа на боку между двумя плотно зажавшими его телами. Но не на полу, а на нарах. Задний был в нём и одной рукой придерживал за ошейник, а другой гладил его по боку и бедру. Передний, лежа с ним лицом к лицу, одной рукой прижимал к нарам его стянутые по-прежнему наручниками запястья, а другой гладил и щекотал ему мошонку и член.
- Ну вот, - улыбнулся он Гаору, когда тот открыл глаза, - сам видишь, расслабился, не дёргаешься, и боли нет.
- Отпустите, парни, - безнадёжно прохрипел Гаор, - что ж вы со мной делаете?
- К работе готовим, - ответил сзади Десятый.
- Плохо сработаешь, всю камеру подставишь, - сказал лежавший спереди Гладкий.
Гаор прикусил губу, удерживая крик, уже не боли, а отчаяния. Его сделают палачом, и он никак не сможет этому помешать, потому что его сопротивление отправит на смерть всю эту двадцатку. Сволочи, что же они с нами делают? Самое... святое, последнее отнимают.
