Четыре повести о Колдовском мире - Бойе Элизабет (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Мередит Энн Пирс — Рампион
Сиф
В замке Ван больше всего мне запомнился женский сад, устроенный в маленькой нише главного двора. Этот кусок земли в форме квадрата был засажен рампионом. Во всяком случае, мы его так называли, так как он был похож на растение, росшее на материке. Так вот, цветок этот на нашем острове никогда раньше не рос. Да и вообще в этом мире его никогда не было. Привезла его в замок за пять лет до моего рождения Зара, колдунья. Чужестранка. Сумасшедшая. Женщина, которая прошла через Врата.
Наш маленький остров назывался Улис. Это между Джорби и Куейтом. Иногда в хороший ясный день можно увидеть за дымкой горы Верхнего Холлека. Но, по большей части дни у нас хорошими назвать было никак нельзя. Остров на семи ветрах, да к тому же бурные приливы и отливы, да остроконечные полузатопленные скалы. Одним словом, магнит для каждого шквала. В нашем крошечном порту редко швартовались корабли. Мы держались в стороне от всех.
Отец мой, Хале, лорд Улиса — родом из Долин, будучи вторым сыном второго сына, оставил свой клан и отправился путешествовать. А судьбу свою встретил по чистой случайности. Он был пассажиром на торговом судне салкаров, когда корабль получил течь, и вынужден был пристать к берегу в том месте, где это произошло. А случилось это возле невзрачного островка Улис.
Какой, должно быть, переполох вызвал он среди рыбаков, жителей острова. Им случалось видеть салкаров, но высокородного господина из Холлека встречать не доводилось. Не сомневаюсь, что в то время он был неотразим. Даже спустя годы, когда я подросла и стала более-менее разбираться в подобных вещах, я замечала, как мог он быть великолепен со своими рыжевато-русыми волосами и белой кожей со здоровым румянцем. С годами, однако, дали о себе знать его чрезмерные увлечения женщинами и выпивкой, а потом пришли и большие невзгоды. Все это вместе взятое испортило, огрубило его внешность.
Тогдашний лорд Улиса сразу же принял его и поместил в лучшую гостевую комнату, в то время как капитану и команде салкарского судна пришлось самим подыскивать себе жилье в городе. У лорда был в то время единственный ребенок, моя тезка, Алия, и была она невестой на выданье. Когда салкарский корабль продолжил плавание, отец мой остался на острове в качестве жениха.
Приданое ее, должно быть, показалось счастливым даром судьбы. Мне рассказывали, что погода в тот год была необычайно хорошей. Буквально ни одного шторма. Зима же выдалась очень холодной и сухой, и на свет народилось много морских лисичек (так мы их у себя на острове называли), маленьких животных с густым мехом, облюбовавших наши скалы. Зимой все люди из крепости шли с дубинками и убивали, сколько хотели. Шкурки их мы продаем торговцам из Долин, на материк.
Весной отец женился на дочери лорда Улиса, а когда спустя год старый лорд умер, стал регентом госпожи Алии. Но она, будучи бездетной, тоже умерла — от чахотки — через три года. Отец оказался в затруднительном положении.
Он мог бы уехать тогда с острова, вернуться в Верхний Холлек, но он не стал этого делать. Не знаю, что им руководило — стыд или гордость. Возможно, сила инерции. Или жадность. Морские лисички приносили неплохой доход. Родные оставили его без денег, когда услышали о его женитьбе на островитянке.
Вдовствующий лорд Хале провел четыре года в хозяйственных хлопотах. Он организовал небольшой отряд, охранявший замок, и создал рыболовную «флотилию», починил лодки рыбаков и перестроил полуразрушенные стены, окружавшие замок. Он даже протянул цепь в море через узкую гавань в качестве защиты от пиратов. Хотя наш остров был бедным, находились охотники до грабежа, но войти в наши воды они могли лишь со стороны гавани. Остальное побережье надежно защищали рифы.
В эти годы Улис процветал. Как раз тогда на острове появилась заморская женщина, Зара. Помню ее смутно. Она была очень высокой, смуглой, с темно-рыжими волосами. Родом была не из салкаров, но и не из Долин. Она никому не говорила, откуда приехала. Кто-то называл ее сумасшедшей, а кто-то — ведьмой. Кажется, отец был увлечен ею.
Но женился он в конце концов на Бенис. Она была кузиной госпожи Алии. Теперь его опять по праву можно было назвать лордом Улиса. Это был брак не по любви. Я родилась через год после свадьбы, и нарекли меня Алией, хотя домашние называли Элис. Отец был разочарован: он ждал сыновей. Госпожа Бенис занималась работой по замку, рукодельничала, распоряжалась слугами и была вполне довольна.
Отец ни по рождению, ни по склонности не был моряком. У него была единственная дочь и не было сыновей. Оказалось, что, женившись, он заключил сам себя в маленькую тюрьму, из которой не было выхода. Как ненавидел он рампион! Я помню эти приземистые кусты, с зубчатыми мясистыми листьями. Весной на верхушках появлялись цветы в форме колокольчика, от них исходил острый запах, похожий на запах черемши. Отец считал, что они смердят, мне же их запах казался восхитительным.
Милорду хотелось перекопать сад, выбросить рампион и посадить вместо него что-нибудь полезное. Зачем ему женские растения? Но мать сказала свое твердое «нет» прямо ему в лицо. На моей памяти это был единственный раз, когда она так открыто возразила ему и настояла на своем.
— Я не позволю тебе уничтожить сад. Мне безразлично, откуда пришло это растение. Это единственное растение, которое мне помогает. Раз в месяц я прошу девочку нарвать для меня листьев и приготовить салат.
Она имела в виду не меня. Она упомянула свою горничную Имму. Я тогда не знала, для чего ей рампион. Все, что было мне известно, это то, что иногда, когда мать плохо себя чувствовала, она запирала дверь и не желала меня видеть. Ее служанки начинали быстро ходить туда-сюда, а меня отправляли прочь.
Однажды, когда меня донимала зубная боль и у меня поднялась температура, я попробовала съесть лист рампиона. Вкус был пряный и острый, почти горький. У меня даже выступили слезы, но от зубной боли я не избавилась. Позднее мне стало известно, что это растение помогает при другой болезни. А в то время я была еще слишком мала, чтобы болеть такой болезнью.
Первое ясное воспоминание о сестре — встреча с ней в женском саду. Стояло лето, но небо затянули облака, а воздух был горячий и влажный. Мать моя заболела и послала Имму за растением. Я тайком последовала за ней и остановилась среди маленьких кустиков рампиона, усыпанных фиолетовыми и голубоватыми цветами. Каждый стебель возвышался, как жезл, посреди блестящих темно-зеленых листьев. Я уставилась на свою сестру. В то время я, разумеется, не знала, что она моя сестра. Мне, должно быть, было тогда года четыре.
Для меня она была тогда просто Сиф, дочь сумасшедшей Зары. Со зрением у меня было неважно. Я узнавала людей скорее по фигуре и цвету волос, а черты лица разглядеть в подробностях не могла. Сиф была долговязой девочкой с прямыми, длинными, светлыми волосами, не знавшими расчески. Лицо ее было вечно перепачкано сажей, так же, как и ее кое-как залатанная одежда. Я разглядела лишь, что у нее был длинный упрямый подбородок с глубокой ямочкой, а цвет глаз — нечто среднее между серо-голубым и зеленым. День был облачный, надвигался шторм. Никогда еще не подходила я к ней так близко.
— Что ты делаешь? — воскликнула я, топая туфелькой и собирая на боках в сборки пышную юбку. — Сейчас же прекрати.
Я заметила, как она только что из корзины опрокинула прямо на цветы кухонные очистки.
— Ты бросила мусор на рампион моей мамы, — визжала я. — А ну-ка подбери его!
Сиф вздрогнула и оглянулась, но тут же расправила плечи. Видно было, что я застала ее врасплох, однако она не убежала и ничего мне не ответила. Я была нахальным, избалованным ребенком и, видя свое преимущество, продолжала наступать.
— Сейчас же все подбери, — сказала я тоном, которым моя мать разговаривала с судомойками, но Сиф молча смотрела на меня. Я, сжав кулаки, в ярости налетела на нее и завизжала: — Я скажу! Скажу! Мама пошлет за лодочником, и он надерет тебе уши!
