Четыре повести о Колдовском мире - Бойе Элизабет (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Джевэйн не было видно. Чем она занималась дома, Джерик не знал, но воображал себе ее возле очага, размешивающей магические жидкости, подглядывающей за тем, что можно увидеть, в общем, занимающейся делами, в которые у него не было никакого желания вникать. Возможно, она могла управлять не только зрением, но и слухом. Быть может, ей отлично было известно, где сейчас находится враг. Его сводило с ума то, что человек, обладавший знанием, был недоступен, а тот, кто знал ее мысли, не мог рассказать ему то, что знал. Только взгляд, гримаса, мычание.
Он перестал жевать лепешки, оставшиеся от завтрака (они положили их, защищая от чаек, под парусом), выпил глоток теплой воды и сделал гримасу, взглянув на свои волдыри.
Над головой послышался глухой удар. Он посмотрел наверх и увидел, что Хассал перелез через борт на качавшиеся подмостки. Гончая спрыгнул вниз еще раз, потом подошел к нему и нетерпеливо указал на доски, лежавшие возле рам для рыбачьих сетей.
Вверх и вниз с грузом, по шатавшимся под их весом подмосткам… Мастеря палубу и приколачивая дощечки, оба орошали кровью и потом старые и новые доски.
— Палуба, — бормотал Джерик. — Этой забытой богом посудине нужна палуба. Враг уже на пороге. Вы что же, собираетесь прогуливаться по этой палубе? Достаточно того, что галоша поплывет. Быть может, женщина желает подушки и всякие медные причиндалы?
Хассал вместо ответа указал на квадрат в трюме.
По настоянию Гончей для опалубки были использованы самые большие бревна. Бревна эти они тащили по тем же лесам и, перекидывая через борт, сбрасывали в трюм. Солнце тем временем опускалось все ниже, но жара не спешила уходить.
Теперь дело было за мачтой. Для этого надо было поднять огромное бревно, лежавшее на чурбаках. Хассал обвязал его трелевочными канатами, закрепив узлами собственного изобретения, и взвалил тяжелое основание бревна на плечи. Джерик подвел под него подпорки. Хассал поднялся по лесам и опять поднял. Казалось, что опора не выдержит и бревно рухнет. Наконец бревно добралось до кромки борта. Тут они оба вскарабкались и стали тянуть, поднимать, напрягая спины, и вставлять его в паз. Оно встало с таким грохотом, что эхо откликнулось в лесу и в горах. Джерик прислонился к нему, тяжело дыша, глаза его заливал пот, а Хассал взял самую тяжелую из трелевочных веревок и пошел к носу.
— Шест для палатки, — пробормотал Джерик. Взглянув на большое количество канатов, которые надо было еще натянуть, он взял тот, что подходил к переднему штагу, пошел к корме и обмотал им ахтерштевень. Хассал подошел, чтобы проследить за его действиями.
Солнце было уже низко на западе. А они все поднимали и завязывали, натягивали и обматывали и на носу, и на корме, и на бортах.
Вдруг Хассал остановился, поднял голову, словно услышал отдаленный голос. Перелез через борт, словно голос этот сказал то, чего он слышать не хотел.
— Что такое? — Джерик пошел следом и перегнулся через борт, но Хассал смотрел в сторону гор. — Что, они там? Она их видит?
Хассал яростным жестом приказал ему спуститься, повернулся и побежал, насколько позволял ему песок, к тому месту, где лежал парус. Джерик спустился по лесам, спрыгнул на землю и бросился помогать. Он потащил к лодке тяжелые тали и канаты. Во всем этом он ничего не смыслил, знал лишь, что это такелаж. Хассал носил другие предметы, они бегали взад и вперед, а потом вверх и вниз, балансируя на трясущихся лесах, пока у Джерика не заболели внутренности, а колени не превратились в желе.
Затем надо было поднять огромный утлегарь, и наконец настала очередь громоздкого паруса. И опять надо было выдержать сражение с песком, многократно кидавшим их на колени. А потом и леса обвалились. Джерик, лежа на земле, увидел, как свернутый в рулон парус, похожий на огромную белую змею, исчез за бортом. Затем над бортом появились голова и плечи Хассала.
Джерик помахал рукой — дал понять, что он невредим, и опять на минуту упал на песок, чтобы восстановить дыхание, а затем поднялся и пошел приводить в порядок леса. Сам того не замечая, он непрерывно ругался, как обреченный, и то и дело поглядывал в сторону гор. Ему хотелось узнать у Хассала, не следует ли оседлать пони и привести его на берег, если в случае чего он им понадобится. Правда, зачем бы пони им понадобился, он и сам не мог объяснить.
Вместо этого он пошел прочь, взял с собой меч и обрезал крепление на ближайшей к нему раме для просушки сетей. Он бросил ее, а потом подтащил ее вместе с прогнившими сетями поближе к носу лодки. Он не знал, понял ли Хассал, что он задумал, в этот момент Джерик вспомнил, что у Хассала есть хороший лук и большое количество стрел, которые он принес сюда вместе с мечом и воинским облачением. Он опрокинул еще одну раму и подтащил ее чуть дальше от первой, путаясь в гнилых сетях и увязая в песке. Затем, обливаясь потом, схватил третью и засадил при этом в ладонь занозу. Тут он услышал свист и поднял голову. Гончая соскочил с лесов на песок, махнул рукой в сторону гор.
Джерик обернулся. Он пока ничего не видел. Напрягая зрение, старался разглядеть место, там, где заканчивались горы, и начиналось морское побережье, припоминал ландшафт и прикидывал, как распределятся воинские силы, выйдя из гор на длинный склон.
Хассал встал рядом, и Джерик опять оглянулся назад, в сгущающиеся сумерки, и видел, что море отходит от берега, а ветер дует с моря.
«Боже! Прилив начнется завтра утром. Они придут слишком рано. Мы опоздали на день».
— Госпожа… — он махнул рукой в сторону гор.
Хассал схватил его за руку и потащил в сторону оружия.
— Тебе известно, что она знает? — спросил Джерик. Он не то шел, не то бежал рядом с Гончей. — Старина, ты рассчитываешь, что колдунья их задержит?
Гончий ничего не ответил, он пробежал вперед него и взял свое облачение и оружие.
Джерик взял свое и снова посмотрел туда, откуда должны были появиться враги. В такое обманчивое время дня все краски выцветают, будь то на море или в горах, а небо ясное и свинцовое. Он привычно затянул все свои пряжки. Палец попал на дыру в кольчуге. Он так и не нашел время, чтобы ее залатать. Он увидел, что Хассал идет к лодке, и его снова охватило паническое настроение: он ничего не знал о море — о приливах, плавании, о том, как надлежит управлять парусом… Все это ускользало от его понимания.
Тут он увидел, что Джевэйн спускается с холма, обвешенная узлами и корзинами, беженка, такая же, как тысячи его соплеменниц. Колдунья из Эсткарпа, бегущая, как простая смертная…
Волосы непокрыты, платье билось на ветру. Под лучами закатного солнца это выглядело, как дым в ночи.
— Там лошадь, — воскликнула она, стараясь перекричать ветер, приглаживая растрепавшиеся волосы. — Еще есть время. Время есть. Уезжай отсюда!
— И на кого я вас оставлю?
— Защиты больше нет! Защиты не стало с сегодняшнего утра! Уезжай, говорю тебе, уезжай.
— Пока еще не все кончено! — проорал он в ответ. — О господи, женщина, не все еще кончено. Может твоя Сила связать канаты и веревки? Если есть у тебя Сила, используй ее!
— Вот она, моя Сила, — сказала она, указывая рукой на небеса. Лицо ее было очень бледным. — Погода. Я могу управлять ею. А ты хочешь, чтобы я управляла еще и горами, и врагами? Лучше уходи поскорей отсюда! Уже дважды, нет, трижды спасла я тебе жизнь. Не разбрасывайсяже ею понапрасну, а с морем мы как-нибудь и сами справимся!
— Черт бы тебя подрал, глупая женщина! Лучше займись врагами. Они будут здесь до прилива. Даже я, ничего не понимающий в море, могу сказать, что…
— Значит, так… я должна заняться врагами и что мне нужно сделать с приливом? Повторяю тебе! Защиты больше нет. Я не могу делать все одновременно. А Силу свою я истратила на тебя. Ты свой долг отплатил, теперь уезжай. Убирайся с побережья. Я теперь сама во всем разберусь!
Она засунула узлы под мышку, убрала с глаз волосы и бросилась бежать. Открыв рот, он смотрел ей вслед. Что еще он мог ей сказать? Что она не знает врага, не знает, с какой скоростью может двигаться кавалерия… Ну чего еще можно ждать от женщины? В тактике они разбираются так же, как рыбы в перьях. Женщины только и делают, что машут рукой на мужчин и делают все по-своему.
