Огненные острова (ЛП) - Швартц Ричард (читаем книги онлайн .TXT) 📗
Или маэстро тёмных искусств.
Пока я размышлял об этом, несчастный на платформе был продан, по моему мнению, за смехотворную сумму. Даже в тощем кошельке Рендора нашлось бы восемь серебряных монет, которые тот принёс.
На моей родине не было рабства. В священных писаниях было сказано, что никто не должен распоряжаться душой другого человека. Наши священники читали этот абзац так, что ни один человек не должен принадлежать другому, и на этом основывался королевский закон.
В Бессарине, однако, тот же абзац трактовался иначе: душа была свободна, но телом можно было владеть. В конце концов, аргументировали они, отец тоже имел права на своих детей и на тело матери. Опять же, в книге Астарты было написано кое-что другое. Там было чётко оговорено, когда у мужчины были права на женщину… а именно, только в том случае, если он выполнял свои обязанности. В книге Борона бог регламентировал справедливое отношение ко всем. Какие обязанности должен был выполнять сын, по отношению к отцу, дочь, по отношению к матери, женщина, по отношению к мужчине и люди между собой.
Как бы ни был мудр Борон, мне казалось, что он просто упустил вероятность того, что людям могла прийти в голову мысль, считать других людей своей собственностью.
Священники Борона аргументировали, что это можно было увидеть из общей картины, другие, в свою очередь, ссылались на то, что рабство не было категорически запрещено.
Судьба принцессы Марины, возможно, поспособствует тому, чтобы ещё больше ограничить эту отвратительную торговлю в Газалабаде, но в других эмиратах на людском скоте ещё можно было заработать хорошие деньги.
Я наблюдал, как с мужчины были сняты цепи, и кузнец надел на него медный ошейник. Раб без сопротивления, но полными страха глазами опустился перед наковальней на колени, в ушко ошейника был продет стержень, и тяжёлый молот опустился вниз, попав прямо в стрежень и не коснувшись шеи мужчины. Брызги крови вокруг наковальни говорили о том, что это не всегда проходило так чисто.
Раб с чувством облегчения поднялся, спустился по лестнице вниз и встал на колени рядом с женщиной, возле которой уже стояло двое других рабов, одной из которых была молодая девушка. В своего рода большой повозке позади неё лежал ещё один несчастный.
На нём были массивные железные кандалы, сковывающие шею, запястья и лодыжки; сильные ожоги говорили о том, что кандалы были надеты горячими. Шею девушки, которая безропотно стояла на коленях рядом с женщиной-работорговцем, обхватывал один из этих серебряных ошейников, и на теле не было видно никаких признаков жестокого обращения. А другой в повозке был так жестоко избит хлыстом, что я не был уверен, что он выживет.
Чтобы новое имущество не надумало себе чего-то, женщину-работорговца сопровождало четыре сильных мужчины, к поясу которых были подвешены не только обёрнутые кожей дубинки, но и зазубренные железные булавы. У одного из них была борода, которая доходила почти до пупка, и длинные жирные волосы, которые он постоянно чесал.
Я примерно знал значение ошейников. Серебро означало тело, медь — дом, а железо — землю и самую тяжёлую работу. Существовали также золотые ошейники, но их редко можно было увидеть, а ещё реже таких рабов выставляли на продажу. Но я не понимал смысла таких ошейников, поскольку если он означал, что раб считается частью семьи, почему бы тогда вообще не убрать его?
Какое-то время платформа пустовала, и я уже подумал, что аукцион закончился, но ропот толпы скорее усилился, как будто они с нетерпением чего-то ждали.
Так оно и было, поскольку кульминационный момент аукциона наступил только сейчас. Четверо человек вышло из палатки работорговца, неся на платформу клетку, накрытую старой парусиной.
Небрежное выражение сошло с лица бледного мужчины, он тоже заинтриговано поднял взгляд. Женщина-работорговец приказала одному из своих подчинённых показать содержимое небольшого чёрного сундучка.
Я увидел, как в нём вспыхнуло золото, она кивнула, хотя я заметил на её лице сомнение. Два других работорговца выглядели скорее недовольными.
Тучный продавец в вразвалочку поднялся на платформу и теперь стоял перед накрытой парусиной клеткой, вытирая со лба пот. Он, требуя внимания, поднял руки.
— Мы подошли к кульминационному моменту нашего аукциона, — прошепелявил он. — Вот уже как три десятка лет я продаю лучших рабов, которых только можно найти, но такого случая ещё никогда не подворачивалось! Этот раб будет принадлежать эмиру или даже калифу, или королю! Мало того, что его вид порадует глаза сэры, что он содержит себя в чистоте, и у него есть манеры, нет, всё это меркнет перед огромным даром знаний, которые этот человек принесёт своему счастливому хозяину! Этот раб опасен, словно дикая кошка, но не бойтесь, чтобы защитить вас, он отдаст свою жизнь, поскольку продаётся с могущественным, магическим ошейником, привязанным к камню, который я держу в руке! — торговец поднял вверх серебряный браслет с большим чёрным драгоценным камнем. — Он чрезвычайно опасный воин, и много лет был бичом для наших новых друзей, но князь Целан лично победил его в тяжёлом бою! — торговец поклонился перед бледным мужчиной в коже, на губах которого заиграла довольная и в то же время злобная улыбка. — Он мог бы его убить, но по милости своей, князь Целан решил подарить ему жизнь в кандалах. Он сам создал магический обруч, который свяжет раба. Такой сделки больше никогда не будет, поскольку раб один из последних своего вида!
Значит этот Целан был и полевым командиром, и маэстро. Или даже некромантом.
По сигналу, помощник убрал с клетки тяжёлую парусину.
— Раб, достойный правителя, соответственно установлена минимальная ставка: десять золотых крон за одного из последних бессмертных эльфов, который связан магией!
В толпу как будто бы ударила молния, затем последовали громкое бормотание, ахи и охи, и пока я ещё недоверчиво смотрел, женщина-работорговец подняла свою руку, обвитую кольцами.
— Десять крон! — громко крикнула она сквозь толпу. Другой работорговец тоже уже поднял руку, отчего бросил на неё сердитый взгляд.
— Одиннадцать крон! — теперь крикнул он, в то время как третий недовольно заглядывал в свой кошелёк и качал головой.
Эльф стоял в клетке голый, как родила его мать. Он был ранен, на теле отчётливо вырисовывались следы от жестокой схватки, но о его ранах позаботились. Его запястья и лодыжки распирали жерди, снабжённые рунами, цепь вокруг шеи заставляла его стоять прямо, стольной язычок мешал ему говорить. Его ярко-зелёные глаза презрительно обводили взглядом толпу. Возможно, он и был рабом, но ещё не сломлен. Он действительно был эльфом, обладал тонкими чертами лица своего вида и к тому же сильно был похож на одного из братьев по оружию принца Имры, Рита — самого молчаливого из эльфов в окружении Имры.
— Одиннадцать крон и пять серебряных монет! — выкрикнула женщина.
— Двенадцать!
— Пятнадцать крон! — выкрикнула женщина, её голос чуть не срывался. Другой открыл рот, затем покачал головой и бросил на неё убийственный взгляд.
— Пятнадцать крон за легендарного эльфа! — выкрикнул продавец с жадностью в глазах. — Кто-нибудь предложит больше за одного из последних эльфов?
— Двадцать, — услышал я сам себя, когда вышел вперёд и поднял руку. — Я предлагаю двадцать золотых крон.
Женщина обернулась, словно её ужалила тарантула, и недоверчиво посмотрела на меня.
— Двадцать золотых крон… и семь серебряных монет! — выкрикнула она.
Я холодно посмотрел на неё.
— Двадцать пять крон, — ответил я, вложив в голос презрение.
Воцарилась тишина. Торговец посмотрел на женщину, которая, прикусив губу, не сводила с меня сердитых глаз, затем перевёл подозрительный взгляд на меня.
— У вас золото с собой, эссэри?
— Да, — лаконично ответил я.
На мне всё ещё были тёмные одежды, которые так любили носить телохранители Бессарина. Они почти не отличались от того, как одевались работорговцы. Я сунул руку под дублет и достал кошелёк.
