Кембрия. Трилогия (СИ) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович (электронные книги бесплатно TXT) 📗
Немайн едва подавила улыбку. Рис говорил по–камбрийски, но слова и образы выбирает – то словно из легенд Зеленого острова, то – словно в римском Сенате. А вот Клидог осклабился – только не в веселье, в насмешке.
– Тогда вы не пойдете в поход никогда, – сказал, – ибо если я чему и учен, так это тому, что не следует заключать договоров, если союзник во мне нуждается меньше, чем я в нем.
Король Пенда размял не слишком внушительный кулак. Всегда брал другим, даже в рукопашной.
– Гниль, – сказал, – нам не нужна. Только знай: предашь – станешь добычей.
– И диведцы будут помогать саксу резать камбрийцев? – протянул кередигионец. – Славные времена.
– Англу, – сказал Пенда, – англу, друг.
Немайн уже не замечает, как ногти скребут стол. Союз, надежда на годы спокойной жизни, расползается по швам из–за нескольких кружек пива! Легкие хватают воздух – не быстро, не медленно – глубоко и размеренно. Англу, саксу… Для большинства камбрийцев разницы никакой. И для Немайн не было, еще недавно. Теперь – есть.
Мнение менялось постепенно. Последней каплей, пожалуй стали разговоры с иными рыцарями Пенды. Окольчуженные всадники, внешне неотличимые от остальных мерсийцев, изъяснялись на бриттском – и не с лающим германским акцентом, а с певучим северным выговором. Еще, пожалуй, непринужденно вставляли в речь английские слова – зато латинские корни проскакивали куда реже. Как и положено воякам, они интересовались саблями и голосом – как оружием, Немайн – ими самими. Рассказанное породило короткий визит к филидам–летописцам, а на пиру – вопросы к Киневисе, которой здесь не с кем и поговорить – латынь и британскую речь она знает плохо.
Рассказ королевы совпал и с оговорками рыцарей, и изустной хроникой. Сида не спрашивала напрямую – интересовалась освоением бывших земель Хвикке. Да, большая часть переселенцев – белоголовые англы, куда без них. Место оставили и для немногих саксов–хвикке, что рискнули испытать милость короля Мерсийского. Худшие земли, на которых с двупольной системой протянешь ноги, работная повинность вместо воинской, запрет на ношение оружия… И – в качестве соседей, советчиков и надсмотрщиков – элметцы. Шестьсот семей, переживших падение небольшого королевства, пожранного Нортумбрией. Эти не успели спрятаться под могучую руку Мерсийца – зато знамя «легиона сирот» наводит ужас на его врагов. Этих – не подкупить, не смирить, не запугать. Истинные бритты, но не трусы и не бездари. Люди, которым не повезло со своими королями, и теперь приходится служить чужому…
Так что англ и сакс – вовсе не одно и то же, и знакомому по чужой памяти человечеству очень и очень повезло, что история создала на Британских островах Англию, а не Саксонию.
Но для Артуиса Гвентского – разницы нет. Кого он видит перед собой? Не владыку в регальном плаще – дикого варвара в звериной шкуре!
Его род десятилетиями держал границу. Королевство Гвент, словно щит в сече, принимало на себя удары все новых и новых пришельцев, перемалывало, убивало – защищая не только себя, но и сварливых соседей с тыла. Гвентцы даже сумели понять, что пришлых дикарей – именно сбрасывают. Только следствия не вывели. А вышло так, что англы–мерсийцы, что поколение назад признали бриттов за людей, отчего–то перестали числиться за людей у недавней родни. Артуис этого не заметил. Никакой вины на нем нет – сам Пенда узнал об этом, когда король Уэссекса объявил ему войну слишком уж экстравагантным способом. Отослав обратно сестру Пенды, свою бывшую королеву назад – без носа и ушей.
Только каково теперь королю мерсийскому слышать, как его именуют саксом? Вот вызывающий взгляд и дерзкий тон – вынесет. Но слова…
– Через мои земли не пройдет ни один сакс…
Закончить он не успел. У Пенды – губы сжаты, но ни мускул на лице не дернулся. Зато старик Риваллон – сказал. Припомнил, что его кровинке пришлось вести армию – а самой лететь впереди – лишь бы успеть. Лишь бы встретить врага на чужой земле!
– Тысячи. В прошлом году. Помнишь?
– Это вы их сговорили!
– В поход на нас же?
– Да!
А дальше… Говорят все. Быстро, громко, взахлеб. Друг друга не слушают – слышат лишь злость и несогласие, да видят рожи перекошенные… Громче, в ярости, в самозабвении, пока стол, неподъемный, круглый и плоский, словно сама земля – не прыгнул вверх! Покатились чаши, среди блюд–островов расплескалось море вина! Зло зашипели угли, воздух наполнился хмельным духом. Немайн, маленькая да умильная, вскочила, руки уперты в столешницу, головой тряхнула – разметала прическу, что с таким трудом из ее коротких волос ради праздника соорудили. Ноздрями трепещет в гневе! Уши прижала!
Кто был пьян – протрезвел, на сиду уставился. Кто был трезв, чуть–чуть не оглох. Роста ни на палец не прибавила. Но – была ушастая девчушка, стала – кому августа, а кому и богиня!
– Бахвалитесь? – голос – мертвый услышит. – Грызться начали! Мужья жен, как собак и лошадей закладывают, жены – мужей! Артура на вас нет! Или Ираклия! Тот последнюю медь заложил – не на спор, на битву, когда Константинов град с двух концов штурмовали… Не он – не было б теперь империи, и Истинный Крест был бы теперь в руках персов–огнепоклонников. Стыда у вас нет!
И хотя от чиновного стола несется:
– Свадьба – такое дело… А короли, леди сида, опять сговорятся. Не впервой…
И замолкает. Взгляд, стать, голос… Барды за южным столом уже поняли – как и отчего поседел коллега! А ведь это еще тучка. Без грома. Без молнии!
– У нас война! И свадьбы наши – для нее! Во хмелю и усобицах победить – не надейтесь. Война не та. Враг – не тот! Не нам – выиграть битву и успокоиться! Наш бой до последнего воина, до последнего берега. И пока на этом, последнем берегу, последний враг не сложит к нашим ногам последнее свое поганое знамя – раздоры не для вас! И не для меня…
Круглые, словно удивленные человеческой мелочностью глаза обходят королей, королев да наследников, заглядывают в души. Совесть – есть ли?
– Не для меня… – повторяет Немайн. Пальцы сжали край столешницы – мореный дуб промялся, словно последняя гниль. Острый зуб впился в губу.
– Не сдержусь, – сказала сида, – Кто считает, что моей песни не вынесет – уходите. Скорей! Вы… короли… Здесь еще? Не трусы… Тогда – слушайте. В поход пойдут все. Когда скажу – Я. И последней двинусь тоже Я. Мне ваши коровы, земли… Вот. А теперь – петь буду!
Ни у камбрийцев, ни у греков мысли не возникло – что можно хотя бы попытаться заставить Немайн замолчать. Когда у драконицы из ноздрей бьет дым – благодари, что она сумела придержать пламя! Когда святая и вечная ведет себя, как и подобает святой и вечной – как ей сопротивляться?
Три стола – чиновный, ремесленный и поэтический – куда как поредели! Воинский и королевский – самую чуть. Кому нужен воин–трус? Королю, да и правящей королеве уйти – проститься с властью, она назначена лучшему в роду. Выслушать песню Немайн – вызов и проверка! Да вон и греки сидят, не двигаются! Только принц Рис поспешно выводит беременную жену, Гваллен оглядывается со страхом и сожалением. Кто в зале жив останется – тот не трус. Была бы с пустым животом, осталась бы рядом с мужем.
Лебедью плывет к выходу Киневиса. Ей чего бояться? Ее муж – герой, и с ушастой дружен, а та верить и быть верной умеет. Сам Пенда не беспокоится, подпер рукой подбородок. Готов слушать! То, что пальцы до серебряного молоточка, что на шее висит, дотянулись – ни жене, ни гостям, ни богине–императрице знать ни к чему…
– Все? – у сиды по подбородку – алое. Клыком располосовала!
Немайн не слушает ответа. В зале звучит неизвестный никому язык. Звучит – песня!
– Не для меня… придет весна.
Не для меня Дон разольется.
И сердце трепетно забьется
В восторге чувств не у меня…
