Кембрия. Трилогия (СИ) - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович (электронные книги бесплатно TXT) 📗
У нынешних англов король и знать – плоть от плоти народа. Не от мира сего – да, сколько угодно. Именно потому, что не знают – чувствуют, чего им нельзя, а что можно. Вот и не приходится играть в божков с каменными лицами! Если Пенда будет счастлив и весел – захохочет, запрокинув голову, а королеву не то, что обнимет – на руки подхватит, и прилюдно. Кого стесняться? Своего народа? Это на чужбине, да при иноземных послах…
Король немедля обнял Киневису за плечи. Зашептал на ухо – Немайн свое навела поточней:
– Старшего сына женили, пора еще одного сделать. А?
Королева краснеет, хотя из гостей подслушала только сида. А Пенда уже грохочет на всю залу, да еще по–латински:
– А тебе, святая и вечная, замуж не пора?
Кровь сама приливает к щекам, ресницы опускаются, отсекая назойливые взгляды.
– Мне рано.
На лицах греков – понимание. Для них Немайн – девица девятнадцати с небольшим лет. Замуж можно и раньше, по воле родителей или опекунов. Но если желает выбирать сама, и брачный контракт подписывать сама – еще полгода ждать. До гражданского совершеннолетия!
То, что несовершеннолетняя правит пусть маленьким, но государством – не в счет. То, что узурпатор–племянник еще моложе – тоже. Государственные и частные дела в империи различать умеют.
Камбрийцы – моргают, икают, подавившись куском, таращат глаза. Что за люди эти сиды, если для них на четвертой тысяче лет – замуж рано? И никак не вколотить в упрямые головы, что город на холме строит не медноволосая Немайн, а другая сида с тем же именем!
Только король Пенда спокойно кивает, и его спокойное принятие дает силы пожать плечами и как ни в чем не бывало болтать с Киневисой, да по сторонам ушами покручивать, следить, как хмель понемногу туманит головы, несмотря на обильную закуску. Поймать в дрожащем от тепла жаровни воздухе сочувственный взгляд. Вторая совершенно трезвая за круглым столом – Гваллен, жена принца Риса, невестка Гулидиена. Ей хмельного нельзя, у нее скоро маленький наружу запросится. А на Немайн просто не действует! Точнее, действует, но не так, как на прочих. Для ее организма спирт – топливо. Устала под вечер, а дел невпроворот – влей в себя полпинты «угольного» портера. Сил достанет, чтобы еще разок город обежать, зато с утра будет болеть каждая мышца.
Сейчас у нее в желудке плещется едва ли больше – правда, всего по капле. А другие гости еще и не начинали по–настоящему веселиться!
Единой застольной беседы не сложилось, но разговоры становятся все громче. Разобрать можно, если постоянно шевелить ушами… а это, наверное, тоже «мельтешить». Но уж на сестру–римлянку навести ухо просто положено!
О чем говорит ее сосед? Катен ап Ноуи, известный книжник и брат свежеженатого короля, подсажен к базилиссе явно не без брачного умысла. Что в Камбрии обычен брак с женским старшинством, Настя уже знает. Что сестра–наставница видит ее не супругой императора, а самовластной правительницей, поперек римских привычек – тоже. Так вот, святая и вечная Анастасия, знакомься – в роду, который взлетает к власти над Британией, есть неженатый принц…
А еще он симпатичный! Высокий лоб окружен каштановыми кудрями, глаза синие, нос точеный, губы тонкие, да улыбчивые. Погибель девичья! Сам об этом то ли не подозревает, то ли не заботится: волосы обрезаны неровно, скорее всего, просто кинжалом отхвачены, чтоб под шлемом не мешали, одет, будто не на свадьбе гуляет, а объезжает владения: белая туника длиной до колен, штаны заправлены в сапоги… Всей роскоши – выбеленный лен, да багряный плащ на плечах. Наряд, говорящий: я считаю себя не вассальным корольком, а дружинником брата.
В зимний поход этот воин не ходил – стерег от соседей северную границу. Именно потому, что не стал спорить, не требовал долю славы… Просто выполнил работу, за которую другие не желали браться!
Так почему около Анастасии непробивной скромник? Потому что согласится стать всего лишь мужем императрицы, и не потребует большего. А еще он бегло говорит по–гречески, да как! Даже воинские россказни в его устах звучат не камбрийской байкой, а цитатой из Ксенофонта.
– …и вот Клидог переходит уже нашу границу! Коровы ему более не интересны, он пылает желанием со мной расплатиться. Собирался грабить нашу сторону, а тут на нем самом взяли добычу! Всю границу обскакал, столько скота мог взять – отказался. Одного хотел: нагнать Катена, вернуть свое. Невзятое чужое не так жалко! Только не сыскал никого и ничего. Я в это самое время снова ушел на его земли, развернул дружину частым гребнем. Хорошо мы шли, не обижали никого, кто не поднимал на нас копье, да и тогда старались обойтись стрелами без наконечников. Соседи есть соседи, и если им не будет хватать до весны, мы сами им поможем. Мне нужно было проучить Клидога, а не озлить кланы… так и вышло. Вернулся король кередигионский домой – а ему на два десятка миль от границы и сыра сварить не из чего, и на закуску разве дичину стрелять. Так волк и пожил в оленьей шкуре! Не понравилось. На три года набеги как отрезало, потом память у соседа прохудилась. Жаль, умен Клидог – второй раз ту же шутку с ним не сыграть…
Анастасия смеется – медью, колокольчиком. Все, кто на нее не смотрел – обернулись, уставились. Не замечает! Ей все равно – в первый раз за долгие годы она не считает людей, веселится. Кажется, убедила себя, что есть только епископ справа, принц слева да сестра – через исходящую дымом жаровню, а прочие гости – морок, можно не считать. Это хорошо, так хорошо, что сердце в груди начинает быстрей колотиться. И все–таки в радости – немного отравы. Что не так?
О том, что веселье принимает политическую окраску, можно не беспокоиться. Здесь пиршественная зала, не Сенат. Действуют правила заезжего дома, и даже разбитая в кровавые лохмы морда еще не значит ни поединка между благородными, ни войны между королями. Тогда – почему радость хорошей девочки отзывается в сердце фальшивой нотой? Когда Настя смеялась над ее историями, такого не было…
Подпереть бы подбородок кулаком да подумать хорошенько, но ноги рвутся в пляс, а по голове, как пыльным мешком – громкий голос. Клидог Кередигионский! Неужели расслышал? Да еще и греческий разобрал?
– Мудро сделал король Гулидиен, что заключил союз, – возгласил самый беспокойный сосед диведцев, – особенно со мной. Хорошо иметь добрых союзников!
Можно выдохнуть. Просто похвальба… Сколько с ним торговались – кошмар. Да и выторговал Клидог немало: право на вторжение в Гвинед, единственное королевство Камбрии, у которого на троне вместо законного монарха нортумбрийская марионетка. Не заселенные врагом земли будет отвоевывать – явится освободителем к своим же братьям. В разы меньше послевоенных хлопот! Но – к чему перечить? Вот и принц Рис, самый младший из братьев диведского короля, согласен.
– Хорошо… – говорит, – Но отчего твой разум остановился на этой мысли?
– Оттого, – отвечает Клидог, – что от союза со мной Дивед получает многократную выгоду. Во–первых, забывает про возможное нападение из Гвинеда. Общей границы у вас нет, но кроме горных перевалов и прибрежных долин есть и общий путь – море. Во–вторых, доказывает, что вы все–таки на этой земле не чужаки. Ваш клан давно в Камбрии обитает, но вы – десси, ирландцы. А вот я, или, скажем, Артуис ап Мейриг – исконные жители…
– То есть, – продолжил за него Рис ап Ноуи, – бритты.
И, словно самого неприятного имени было мало, прибавил:
– Трусы и бездари, отдавшие свою землю саксам!
Зал, словно получив команду, вспыхивает злым шумом. Каждый стол – и каждый по–своему.
– Верно! – гремит север, – Мы – не бритты. Мы – камбрийцы! Вот я зимой четыре головы Хвикке взял… Да если бы каждый бритт артуровских времен взял по одной голове – никаких саксов на нашей земле б не осталось!
– Зато я первый в их лагерь ворвался!
