Наследие. Трилогия (ЛП) - Джемисин Нора Кейта (читать книги .TXT) 📗
Облик Каля расплылся, и он внезапно оказался прямо передо мной. Точнее, его нога стояла у меня на груди, а я лежал плашмя, прижатый к земле. Здоровой рукой я пытался ухватить его ногу в сапоге, но пальцы соскальзывали с гладкой кожи, созданной божественной волей. Я вообще продолжал дышать лишь благодаря мягкой земле: мой торс промял ее, вместо того чтобы сплющиться.
Каль склонился надо мной, продолжая сдавливать мне легкие. У меня потекли слезы, а сквозь них я кое-как видел узкие глубокие щелки на плосковатом лице: глаза у него были теманские, вроде моих, только куда холоднее. А еще они были зелеными. Как у меня.
…
как у Энефы
…
– Что, страшно?
Он склонил голову прямо-таки с искренним любопытством и нагнулся еще ниже. Я слышал, как постанывали мои ребра, готовые вот-вот затрещать. Но я умудрился приподнять голову, напрягая все мышцы так, что вздулись жилы на шее. Я начисто забыл про ребра, потому что теперь Каль был достаточно близко и я очень хорошо видел его глаза, и когда его зрачки превратились в две узкие смертоносные щелки…
…
как у Энефы нет нет КАК У МЕНЯ
…
Я попытался закричать.
– Уже поздно переживать обо мне, отец, – сказал он.
И это слово пролилось в мой разум каплей жгучего яда, и окутавшая память пелена разлетелась в клочки.
Каль исчез, а что было потом, я толком не помню. Слишком уж было больно.
Но когда я пришел в себя, то оказался на тридцать лет старше…
Книга четвертая
Совсем без ног в полночь
А случилось вот что.
В самом начале существовали трое богов. Сперва пришли Нахадот и Итемпас – враги, потом любовники, и эпохи неслись мимо них, и они были счастливы.
Появление Энефы разбило выстроенную ими вселенную. Они оправились от потрясения, приветствовали Энефу и все выстроили заново, еще лучше прежнего. Вместе они обрели силу. Однако бо
́
льшую часть того времени оставались ближе друг к другу, чем к своей младшей сестре. А она, как водится у богов, сделалась одинока.
Она пыталась полюбить меня. Но она была богиня, а я – всего лишь богорожденный, и наше первое сближение едва не погубило меня. Я попробовал снова. Я всегда был упрямым – твердолобым, как выражаются маро. Я бы продолжал и дальше, но Энефа в своей мудрости узрела истину: богорожденному не стать истинным богом. Я был низшим относительно нее существом. Если ей суждено однажды заполучить кого-то, принадлежащего лишь ей, придется ей отбивать одного брата у другого.
И она преуспела – много столетий спустя, с Нахадотом. И это породило цепочку событий, приведших к Войне богов.
Но и от меня она не стала отворачиваться совсем. Она не была чувственной возлюбленной, больше думала о практической пользе, а я оказался лучшим из произведенных ею боженят. Мне следовало бы возгордиться, когда она решила вырастить дитя из моего семени…
…если бы существование этого дитяти едва не убило меня.
И она предприняла меры, чтобы спасти нас обоих. Для начала она занялась мной: я буквально распадался, сжигаемый, как пожаром, своей неожиданной и нежеланной зрелостью. Прикосновение… заново сотканная память… шепот: «Забудь». Когда я перестал знать, что стал отцом, исчезла и опасность. Я был исцелен.
Она скрыла от меня дитя. Куда – не знаю. Наверное, в какое-то иное царство. И заперла его там, чтобы оно – то есть он, Каль, – росло здоровым и в безопасности. Вот только выбраться оттуда он не мог. И торчал там один, ведь он не должен был встречаться с другими богами. Иначе и от меня не удалось бы скрывать его существование.
Вероятно, Энефа навещала его, чтобы он не спятил от одиночества. А может, он был для нее всего лишь одним в бесконечной череде опытов и она отстраненно наблюдала за ним, пока он плакал и звал ее? Или, наоборот, приблизила, сделав новым возлюбленным?..
Истины теперь не узнать, ведь она умерла. А я сижу и гадаю, ведь я как-никак его отец.
Суть в том, что, каким бы ни был расклад, факта существования Каля он не отменяет, а из этого факта и произросли наши нынешние проблемы. Незаметные цепи, опутавшие мой разум, и мощные прутья темницы Каля разом ослабли, когда жизнь Энефы истекла из дрожащих рук Темпы. Они еще держались, но лишь до тех пор, пока Йейнэ не приняла в себя и плоть, и душу Энефы. Лишь это в некотором смысле окончательно убило Энефу. Спали цепи, рухнули решетки.
И Каль, сын смерти и озорства, господь возмездия, вырвался на волю по всем царствам. И восстановление моей памяти сделалось вопросом времени.
В общем-то, невелика важность. Я так и так умираю.
19
Ох и хреново же мне было, когда я очнулся…
Я лежал в постели, в одной из комнат нового дворца. Стояла ночь, стены мягко светились, только куда страннее, чем в Небе. Темные завитки внутри день-камня приглушали свет, лишь искорки белого действительно мерцали, точно крохотные звезды. Тускловато, зато красиво. Кто-то зажег светильники, подвешенные на настенных петлях (не иначе специально для этого созданных). Я чуть не рассмеялся, глядя на них. Похоже, впервые за две тысячи лет Арамери придется пользоваться свечками, как обычному люду!
Только посмеяться у меня не получилось, потому что в горле у меня что-то торчало. Приложив некоторое усилие, я ощупал лицо и обнаружил какую-то трубку, торчащую изо рта и удерживаемую повязкой. Я попытался вытащить ее и едва не задохнулся.
– Тихо ты! – Перед глазами возникла рука Деки и оттолкнула мою. – Лежи смирно, сейчас я ее вытащу.
Описывать вытаскивание трубки я лучше не буду. Довольно сказать, что, будь я по-прежнему богом, мои проклятия загнали бы Деку в три разные преисподние. Правда, это были бы далеко не самые скверные преисподние, ведь он хотел как лучше.
Потом, когда я уселся, пытаясь отдышаться и позабыть о боязни захлебнуться собственной рвотой, Дека подошел и присел на край постели. Он нежно и медленно потер мне спину. Я воспринял это как некое предупреждение.
– Тебе лучше?
– Ага, – прохрипел я.
Горло пересохло и отчаянно болело, но я знал, что это пройдет. Хуже было то, что во всех членах и суставах чувствовалась невероятная слабость. Я посмотрел на свою кисть и едва не ахнул. Сухая, обвисшая кожа, сетка морщин.
– Что за…
– Тебе нужно было питание, – очень устало пояснил Дека. – Твое тело начало пожирать само себя. Один из моих писцов предложил это средство. Думаю, оно спасло тебе жизнь.
– Спасло?..
И тут я вспомнил. Каль! Мой…
забудь
Мой разум прямо-таки шарахнулся и от этой мысли, и от предупреждения матери. Впрочем, и то и другое запоздало. Память вырвалась на свободу, и вред был уже нанесен.
– Дай зеркало, – хрипло прошептал я.
И зеркало тотчас возникло поблизости. Высотой в полный рост, на вертящейся деревянной подставке. Кто наколдовал его и каким образом? Но когда Дека развернул его ко мне, я и думать забыл о его таинственном появлении. Я долго-долго разглядывал свое отражение…
– Могло быть куда хуже, – сказал Дека. – Мы, то есть писцы, никак не могли понять, что с тобой произошло. Надписи привели нас к тебе. Потом господь Итемпас пришел в себя и объяснил, что следует предпринять. Мне удалось создать надпись отрицания и запустить ее в комбинации с циклическим прерыванием…
