Искаженное время (СИ) - "Deacon" (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
На втором этаже, в комнате, которая была наиболее освещена лунным светом, Эристель рисовал на полу какие-то египетские символы. Делал он это собственной кровью, позволив Дмитрию лишь наблюдать за процессом со стороны. На миг русский даже озадачился, каким образом он еще мог помочь этому колдуну. Эристель производил на него крайне неприятное впечатление. Что-то в нем было неестественное, что-то настолько чужое, что не могло быть живым. От него веяло сыростью, холодом и смертью. Наверное, так чувствуешь себя в ноябре на кладбище, стоя на краю свежевырытой могилы. В движениях Эристеля не было ни резкости, ни торопливости. За своим занятием он напоминал робота или умалишенного, которого забавляет рисовать собственной кровью. На полу появлялся иероглиф за иероглифом, удивительно четкие для того, кто совершенно не знает языка этой страны. Дмитрий невольно поразился памяти колдуна. Он запомнил тридцать девять символов так точно, словно сфотографировал их.
Вскоре в комнату вошел Косэй, а следом за ним один из его рабов. Тощий, сутулый мужчина лет сорока пяти испуганно огляделся по сторонам. Запах сырой земли, воцарившийся в комнате, показался ему странным, но вот он заметил на полу кровавые письмена и в страхе попятился назад. Беловолосый мужчина посмотрел на него с холодным равнодушием палача, к которому привели очередного приговоренного.
- П-пожалуйста, не надо. Господин, великодушный! – прошептал раб, бросив умоляющий взгляд на Косэя. Но красноволосый даже не взглянул на несчастного.
- Жизнь, - сухо произнес он и толкнул раба в сторону Эристеля. Затем достал кинжал. – Как можно убить кого-то, чтобы он при этом не умер?
- Для начала заставив его поверить в собственную смерть, - ответил колдун. Теперь Лесков понял, каким образом он должен был «помогать». Впервые за свою жизнь Дмитрию пришлось внушать нечто подобное. В тот же миг зрачки раба расширились, сердцебиение стало стремительно замедляться, и он рухнул на пол, словно подкошенный. Губы Эристеля тронула едва заметная улыбка. Он заметил, как один из символов, начертанных на полу, начал медленно растворяться.
- Когда исчезнет последний, врата откроются, - тихо пояснил он и преспокойно опустился в кресло.
- И как долго придется ждать? – спросил Косэй.
- Полчаса. Может, чуть больше.
Для Рыжего такое определение времени было непонятно, поэтому он не нашел ничего лучше, чем ответить:
- Дай знать, когда это произойдет!
Эристель вновь едва заметно улыбнулся:
- Этого не потребуется. Ты почувствуешь.
Задержав на некроманте подозрительный взгляд, Косэй выругался и покинул комнату. Ему чертовски не нравилось сотрудничать с этим белобрысым ублюдком, однако выбора у него не было. Дмитрий тоже хотел было покинуть комнату, не желая оставаться наедине с колдуном, но все же на миг задержался.
Стоя в дверях, он обернулся и спросил:
- Эристель, вам что-то известно о том, как изгнать демона Ин-теп из тела человека, в которого его заселили?
Лесков понимал, что скорее всего ответ будет отрицательным, но попробовать стоило. Тот же вопрос Фостер должен будет задать Лилит, если появится такая возможность. В конце концов ведьма и некромант были нездешними и, возможно, каким-то образом могли обойти законы местного божества.
Колдун на миг отвел взгляд от символа, который начал растворяться, и посмотрел на Лескова так красноречиво, что мужчина понял: даже если бы Эристель что-то знал, он бы все равно не сказал, потому что на данный момент для него это не имело значения.
Больше не проронив ни слова, Дмитрий покинул комнату.
Дом оракула Имандеса вырос из темноты, словно хищник, глаза которого светились тусклым желтым огнем. Он был намного больше жилища Косэя, и с первого взгляда становилось понятно, что здесь проживает очень богатый человек. Наверное, один из богатейших в Египте. Территория вокруг дома была украшена искусственными водоемами, золотыми статуями богов и цветами. Наверное, Имандес мог даже рассыпать в траве драгоценные камни, прекрасно зная, что никто никогда в жизни не посмеет у него что-то украсть. Но, приблизившись к дому, графиня увидела на траве отрубленную кисть руки. Из нее еще сочилась кровь, поэтому Лилит поняла, что кого-то «наказали» совсем недавно. Поборов брезгливость, графиня прошла мимо. Раб, сопровождавший ее, поклонился на прощание и едва ли не бегом покинул порог ненавистного дома. В этот миг Лилит осознала, что в логово зверя ей придется зайти одной. Эрик наверняка где-то рядом, но в случае беды он никогда не выдаст своего присутствия. Наемник не относился к тем, кто будет подставляться в заведомо проигранной партии, ведь он лучше всех понимал, что бессмертного не убить.
Покровительство Сэтха сделало Лилит сильнее, однако ее тревога от этого не уменьшалась. Глубоко вздохнув, графиня вошла в дом. Она огляделась по сторонам, невольно пораженная богатым убранством дома. Такое количество золота встречалось ей разве что в Версале. Графиня не сразу заметила стоящего на коленях раба, который старательно вытирал с пола кровь. Девушка скользнула по мужчине взглядом, отмечая, насколько изуродовано его тело. На ногах и руках не хватало пальцев, отсутствовало ухо, а на коже красовалось выжженное клеймо. Услышав шаги Лилит, раб испуганно вздрогнул и тут же с облегчением обнаружил, что в комнате находится не Нефтида.
- Сообщи своему господину, что я пришла от господина Косэя, - холодно произнесла графиня. – Величайший желал мое тело, и я явилась, чтобы исполнить его волю.
Раб поспешно поклонился. Имандес сейчас пребывал в дурном настроении, но наличие красивой женщины непременно улучшит его. Мужчина попросил Лилит подождать здесь, а сам направился на второй этаж, чтобы сообщить оракулу о визите. Вскоре он вернулся и с улыбкой позвал графиню за собой. Лилит невольно обернулась, словно хотела встретиться с Фостером взглядом, но мужчины нигде не было. Она все-таки была здесь одна. На миг графине даже показалось, что Эрик и вовсе не пошел с ней. Наемник слишком любил свою жизнь, чтобы лишний раз ею рисковать. Может, именно поэтому он сам изъявил желание поскорее направиться к оракулу? Чтобы не вызывать у других подозрений?
Впрочем, сейчас это уже было неважно. В данный момент Лилит находилась здесь, и поэтому нужно было действовать. Если ей не удастся забрать медальон, то и беспокоиться за собственную жизнь не было смысла: домой они не вернутся, и постепенно их всех все равно перебьют. Хотелось бы, чтобы и Фостер это понимал.
Графиня вошла в комнату Имандеса и низко поклонилась. В первую же секунду при взгляде на оракула она почувствовала страшную брезгливость. Она увидела полуобнаженного старика, дряблое тело которого было покрыто безобразными струпьями. На шее оракула поблескивал медальон с изображением скарабея. При виде украшения девушка почувствовала, как ее сердце начинает биться сильнее. Тем временем белые глаза старика жадно уставились на нее с нескрываемой похотью, в то время, как рядом с ним в постели лежала обнаженная Нефтида. Эта египтянка была удивительно красивой, но жалости Лилит к ней не почувствовала. Она ощутила на себе ревнивый, полный ненависти взгляд красавицы, а затем услышала ее голос:
- Косэй совсем потерял страх, раз присылает тебе таких уродливых женщин. Ее белая кожа напоминает загноившуюся рану, а лицо бесцветное и тусклое, словно рыбья чешуя. Отправь ее обратно, Имандес, но прежде вырежи ей глаза. Пусть Косэй знает, каково это – присылать недостойных.
Губы Имандеса искривила уродливая улыбка.
- Бедное дитя, - произнес он, игнорируя услышанное. – Расскажи мне, как живется тебе у Косэя?
Опасный вопрос. Лилит не была готова отвечать на него. Нужно было больше узнать у Фостера, как реагировать на такое. Нужно хвалить своего хозяина или, напротив, ругать? Графиня вспомнила, как при дворе она сама не раз спрашивала чужих служанок, как им нравится работать у ее врагов, и щедро награждала их, если слышала про господ какую-то забавную гадость.
