Сборник "Чистая фэнтези" - Олди Генри Лайон (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Той же ночью принцесса Мария-Анна оставила замок. В записке, источавшей аромат фиалок, девица сообщала белым стихом: иду, мол, пострадать за народ.
Двое суток Дурные Пещеры молчали, поглотив героиню. Двое суток дракон не терзал округу. Двое суток были безутешны король Серджио и королева Тереза, утратив единственную отраду старости. Двое суток сочинял оду Агафон Красавец, рыдая над каждой запятой. На третьи сутки из Малой Катахрезы прибежал внук старосты, крича благим матом: жива! Мария-Анна, спасительница отечества, вышла из пещер! – и сейчас спит на сеновале, готовясь вскорости предстать перед счастливыми родителями.
А злобный дракон, посрамленный отвагой девицы, улетел к Серым горам.
Где ящера, по уверениям колдуна Фитюка, всеконечно забодают единороги.
– Тюха!
– А?
– Слезай! Голубей распугаешь!
Ну вот. Пропустил самое интересное.
Краешек платья принцессы мелькнул в окне второго этажа и исчез.
Со скучающим видом Тюха прогуливался по парку, недоумевая. Почему Мария-Анна не выходит? Раньше после обеда в хорошую погоду ее высочество всегда изволили совершать прогулку. Сегодня погода – лучше не придумаешь: солнце макушку так и припекает, особенно если шляпу снять. И обед давно закончился. Кухарка посуду моет, собаки дерутся за сахарные косточки…
Где вы, моя принцесса?
Неужто, побывав в лапах дракона, изменили своим привычкам?!
Лягушки в заросшем ряской пруду, – видимо, на радостях по поводу возвращения принцессы, – устроили концерт. Скажем прямо, «Наставленьем по благоустройству монарших садово-парковых угодий и природных ландшафтов» наличие лягушек в прудах не поощрялось. Поощрялись лебеди. Однако лягушки на оное «Наставление…» квакать хотели, а лебедей, говорят, когда-то завели. Белый улетел в жаркие страны, а черный издох от зобного почечуя.
Врут, должно быть. Не заводили лебедей.
Откуда деньги в казне?
Мантию его величеству заштопать – и то королева иглу берет.
Тюха в сотый раз обошел пруд, косясь на окно Марии-Анны. Тюхе было стыдно. Мог ведь последовать за предметом тайного обожания к дракону? Как верный паж, как мужчина, как будущий рыцарь, в конце концов?! Мог. Даже представлял в сладких грезах, как спасает даму сердца из пасти чудовища. А в итоге – дрожь в коленках. Трусость рыцарей королевства утешала слабо. Вот престарелый сэр Мельхиор – настоящий герой! Сейчас дома лежит, раны настойкой боярышника лечит. Три раза в день после еды…
К действительности Тюху вернула крапива. Местами по грудь вымахала, зар-раза!
Куда только Гервасий смотрит?!
Псарь Гервасий, исполнявший заодно обязанности садовника, смотрел куда надо. Сейчас он усердно корчевал тяпкой две клумбы сорняков. В зарослях бурьяна терялись робкие «аннабеличьи глазки», «дракошкин зев» и пунцовик садовый, полезный от запора. За работой немого великана с ограды парка строго наблюдал петух. Чахлый гребень петуха висел тряпкой. Тюха подошел ближе. С минуту любовался трудящимся приятелем. Как учил менестрель Агафон, на бегущую воду, горящее пламя и чужую работу можно смотреть бесконечно. Затем взгляд пажа снова метнулся к окошку принцессы. Гервасий прервал корчевку, вытер лоб и хмыкнул басом.
– Не выйдет, думаешь?
Думать Гервасий не умел. Он был твердо уверен.
– А почему? Как считаешь?
Считать Гервасий тоже не умел. Он попросту насупил брови и, придав себе как можно более грозный вид, замахал руками над попятившимся Тюхой.
– Дракон! – вмиг догадался паж.
Великан довольно кивнул. Затем ткнул пальцем в сторону вожделенного окна.
– Принцесса.
– Тубо! – подтвердил Гервасий. И следом, мерзавец неотесанный, изобразил, что, по его мнению, дракон делал с принцессой двое суток подряд. Дескать, теперь неделю без задних ног проваляется.
– Скотина! Животное! Как ты смеешь, грязный хам?!
Псарь-садовник виновато развел руками. В сравнении с животным он не видел ничего плохого.
– Она!.. Самая чистая, самая благородная!.. Самая смелая!
– Ату!
– Она спасла все наше королевство!
Гервасий согласно закивал. Но было прекрасно видно, что мнения своего о способе спасения королевства он не изменил.
– Если ты еще раз!.. еще хоть раз! Я проткну тебя копьем!
– Фу! – огорчился великан. – Аванс!
– Его величество велит отрубить тебе голову!
На лице Гервасия отразились большие сомнения. Предсказанная судьба казалась псарю маловероятной. Тюха плюнул и, оскорбленный в лучших чувствах, удалился. Вдруг принцесса спросит: где мой верный паж? А из парка его пока докричатся…
Большая зала для приемов, как обычно, пустовала. На одинокой скамье обнаружился Агафон Красавец. Видимо, из людской менестреля погнали, чтоб не путался под ногами, и теперь он обретался тут. В башне, выражаясь образно, из слоновой кости. Поглощен парением души, Агафон не обратил внимания на Тюху. Менестрель сосредоточенно шевелил губами, вращал глазами, лицо его шло рябью, словно пруд от прыжка лягушки. Пальцы Красавеца терзали мандолину, рождая разные, далеко не всегда мелодичные звуки. Сразу было видно: перед нами человек творческий, возвышенный, не чета всяким там… этим… ну, всяким, и баста!
Рядом с жирным бедром менестреля стояла чернильница с гусиным пером, а на полу в беспорядке валялись исчерканные листы. Воспользовавшись тем, что поэт целиком ушел в общенье с музами, Тюха подкрался к Агафону, ухватил сразу три ближайших листа и отступил с добычей к окну.
На первом листе было запечатлено следующее:
И дальше, после ряда автографов, данных для пристрелки руки:
Тюха с негодованием отшвырнул мерзкий пасквиль. Пошляк, бездарь! Бесстыжая харя! И это – лучший (он же единственный) менестрель королевства?! Взгляд пажа мимо воли упал на второй листок. Может быть, тут…
Второй листок отправился вслед за первым. Неужели и третий?..
Красный, как рак, от праведного гнева, Тюха вылетел прочь из залы.
За дверями было тихо. Пару раз Тюхе чудилось, что из покоев принцессы доносятся тихие всхлипы. Он замирал, напрягая слух, но – безрезультатно. В любом случае услуги пажа Марии-Анне сейчас не требовались. И неизвестно когда потребуются. Вышагивая по коридору взад-вперед, словно караульный, Тюха пытался сочинить альтернативную балладу о подвиге девы. Настоящую. Дабы посрамить негодяя Агафона. Пусть все услышат, проникнутся и устыдятся.
Хамье.
Получалось плохо. Дальше язвительных строк «Один дракон любил героев на первое и на второе!» дело не шло. Вдобавок в голове назойливо вертелся похабный рефрен Красавеца:
