Цитадель души моей (СИ) - Саитов Вадим (полная версия книги .txt) 📗
Зато и редко кто умеет так хорошо его проводить, как мы. Да «хорошо» — не то слово.
Замечательно, восхитительно, я бы даже сказал. Все же Флавия — лучшая из гетер. Только она умеет измотать до изнеможения так, что сна ни в одном глазу и чувствуешь себя заполненным бесшабашной щенячьей энергией до самых ушей, неважно, что ноги едва волочатся от вина и усталости. Наверное, я являл собой странное зрелище — взлохмаченный, с шальными глазами и блудливой улыбкой, пошатывающимся шагом, бредущий в час быка по самым опасным улицам города. О, я вовсе не был беспечен, напади на меня грабители, я б даже обрадовался. Я этого ждал и даже — желал. Я бы расписал их багровыми лилиями и станцевал на трупах пиррихий. Потом бы я об этом пожалел, конечно, но сейчас моя душа требовала красоты, и именно так я ощущал её в этот момент — танцующей под кровавым дождём. Наверное, обитатели городского дна настрой моей души почуяли, иначе как объяснить, что я вообще ни одного человека на своем пути не заметил? Только в самом конце — на моей улице, я уже очертания крыши своего дома на смутно светлеющем небе различал — мне навстречу шагнули двое мужчин.
С зажженными факелами в руках и белыми повязками милиции.
Я расслабил мышцы и сделал вид, что вовсе не встал в боевую стойку, а просто остановился полюбоваться последними утренними звёздами. Милиты выглядели напряжёнными — даже чересчур напряженными — пока не разглядели мой жетон. Ну, как обычно. Я полагал, поняв, кто перед ними, милиты потеряют ко мне интерес, но ошибся.
Один, даже не скрывая облегчённого вздоха, отпустил уже слегка вытянутый из ножен меч, а второй шагнул мне наперерез, загородив дорогу.
— Простите, господин егерь, — сказал он мне в ответ на мой негодующий взгляд, — но нам, похоже, нужна ваша помощь.
— Вас мыши беспокоят? — спросил я, — или крысы? Ибо я ума не приложу, зачем еще вам может понадобиться егерь.
Язык мой всё еще слегка заплетался, что, конечно, подпортило эффект, но милиты даже не попытались улыбнуться.
— Я серьезно, — сказал тот же, что обратился ко мне раньше, — похоже, тут орудовала бестия.
И, не успел я еще придумать, что бы такого ответить на эту чушь, как милит продолжил, указав пальцем себе за спину:
— Прошу вас, пройдемте с нами. Это совсем рядом, в этом здании.
Указывал он при этом, несомненно, на мой дом.
Хмель моментально выдуло у меня из головы.
— «Это»? Что именно?
— Трупы, — сказал, пожав плечами, милит, — один мужской, один женский. Да зайдите, сами увидите.
Я посмотрел на говорящего. Видимо, было в моём взгляде что-то необычное, потому что, поймав его, милит съежился, отвёл глаза и сбивчиво зачастил:
— Соседи слышали крики из этого дома… сначала такие… ну, — шмыгнул и криво усмехнулся, — хорошие… а потом — плохие. Ну, так говорили. Мы-то по соседней улице шли… патрулем… нам соседи и сказали, что. Мы и заглянули… там дверь открыта была… и увидели… да вы лучше сами взгляните!
Я молча отвернулся и зашагал к дому. Острое чувство опасности бархатными иголками пробежало по моей спине, изгоняя хмельной кураж. Дом — пусть не мой собственный, пусть съемный, но давно уже ставший родным и безопасным — смотрел на меня мертвыми глазницами окон, и я отчетливо чуял затаившуюся за ними смерть.
— Весь дом осмотрели? — тихо спросил я, не отводя взгляда от черных прямоугольных провалов.
— Весь… наверное. Мож какой закуток и проглядели…
Я молча поднялся на крыльцо, распахнул прикрытую дверь, и, вынув меч, скользнул внутрь. В ноздри тут же ударил запах — несильный, нет. Кто другой его может и вовсе бы не заметил. Но у меня от него волоски по всей коже поднялись дыбом. Если секунду назад какой-то частью я еще не верил, то теперь все сомнения можно было отбросить. Это бестия. Люди так не пахнут. Вторая новость — я не знаю, что это за бестия. Совсем не знаю. Ничего общего с известными мне. Запах кислый, тяжелый. И очень похожий на человеческий. Порой, когда мы пытаемся пройти по лесу незамеченными — и считаем, что у нас есть такие шансы — мы натираемся бобровой струей или каким-нибудь другим, сильно пахнущим, но непривлекательным для бестий, мускусом. Помогает редко, но иногда всё же помогает — когда бестии не подходят к нам или нашим следам близко.
Наверное, бобры, принюхавшись к таким следам, чувствуют примерно то же, что я сейчас.
А может, и вовсе не то, у бобров же не спросишь.
Несмотря на запах, ощущение опасности ослабло — похоже, бестия всё же ушла из дома. По крайней мере, в гостиной никого не было — это я чувствовал абсолютно определенно, даже несмотря на укутывавший углы полумрак. Никого живого, по крайней мере. Я, стараясь не наступать в еще не высохшие до конца пятна крови, шагнул вперед и присел над телом Клюва. Обнаженным, вытянувшимся ничком во всю длину и как будто еще продолжавшим тянуться куда-то. Круглые неровные пятна причудливым рисунком покрывали белеющую в темноте кожу.
— Посветите, — не оборачиваясь, сказал я замершим у входа милитам.
Круги огня от факелов накрыли труп и замерцали. Я обернулся. Один из милитов — что помоложе, смотрел в сторону и приглушённо икал.
— Единого ради, — раздражённо сказал я, — соберешься блевать, сделай это на улице. Тут уже достаточно грязно.
И продолжил осмотр. Поначалу мне показалось, что я поймал истину за хвост: никакая это не бестия, это человек! Сумасшедший, конечно. Свихнувшийся на почве зверопоклонничества — увы, бывает это не так уж редко. Догадка объясняла как запах, так и круглые, непохожие ни на чьи иные, следы челюстей на мертвенно-бледной коже. Но… нет. Пусть даже это очень сильный и быстрый сумасшедший — такой, что может голыми руками одолеть опытного егеря. Но и самый свихнувшийся человек не сможет настолько широко открыть рот — оставить подобные отпечатки можно лишь раскрыв челюсти так, чтобы все зубы оказались в одной плоскости. И еще: никакой человек не сможет выкусить из тела большой кусок мяса вместе с попавшимися под зубы ребрами. Я осторожно ощупал, уже начавшие подсыхать, края раны в левом боку. Три ребра. Изломы ровные, почти без осколков — значит, зубы острые и действовал ими их хозяин быстро и с недюжинной силой. Я осторожно перевернул труп. Из-за спины послышалось сдавленное хрюканье, потом удаляющийся топот и, приглушенные расстоянием, захлебывающиеся звуки. Стало темнее, но и света одного факела хватало, чтобы понять, что голодной тварь явно не осталась.
Из всех бестий до внутренностей очень охочи только урсы, но этот ночной гость даже не притронулся к мужским органам, до которых те же урсы, например, большие любители. Зато грудную клетку он разгрыз всю и практически вылизал изнутри. А еще проломил лоб, (похоже, просто прокусив) и мозг выел. Подчистую вылизал, или нет, не знаю. Хоть я ко всяким, неприятным обывателю, зрелищам и привычен, но заглянуть в овальную дыру над провалившимся левым глазом даже у меня не возникло ни малейшего желания.
— Кто ж это сотворил, а, господин егерь? — подал голос молчавший доселе милит.
— Не знаю, — хмуро ответил я, изучая следы зубов, — не знаю. Что-то новое, никогда раньше такого не видел.
Милит промолчал, но промолчал очень скептически — даже не оборачиваясь, я отлично чувствовал его снисходительную усмешку — дескать, тоже мне, егерь — мало того, что бестию прямо под боком проглядел, так еще и определить не может. Люди егерей любят, да. Но то обычные люди. Легионеры и милиция относятся к нам попрохладнее — им кажется, что мы забираем себе слишком большую долю воинской славы и женского внимания. Ну и ладно.
— А скажи-ка, любезный, у вас тут в округе люди не пропадают? И не бывало ли подобных случаев?
— Люди-то пропадают, как не пропадать. На то они и люди, а не горы, или, скажем, моря.
Потом находятся, обычно. Бывает — с горлом перерезанным, бывает — с головой пробитой, а то и вовсе без оной. Но не наполовину съеденным, вот ведь в чём дело, понимаете?
— Отчего ж не понять, — говорю я, а сам головой кручу. Следов нет, вот что меня беспокоит.
