Год крысы. Видунья - Громыко Ольга Николаевна (лучшие книги .TXT) 📗
Их встретила Рыска, все утро не отрывавшая взгляда от окна и каждую свободную минуту бегавшая к воротам.
– А где Жар?
Цыка отвел глаза и попытался обойти Рыску, но, когда беда коснулась ее друга, робкую девушку словно подменили. Она вцепилась в батрака, будто сторожевая собака, и срывающимся от гнева и отчаяния голосом заорала:
– Куда вы его дели?!
– Куда, куда… – буркнул Сурок, проходя мимо. – Раскудахталась тут.
– Что вы с ним сделали?! – Рыска перевесилась на него.
Хуторчанин споткнулся, чуть не упал.
– Ты что, девка, сдурела? – рявкнул он, пытаясь отодрать племянницу. – Скажи спасибо, что тебя такке не скормили. Уж тогда бы молец впереди всех в лес побежал!
– Как – такке?! – охнула девушка. Ей объяснять ничего не понадобилось, она прекрасно помнила дедовы байки. Даже сказку по ним сочинила, только такка там была добрая и, сжалившись, отпустила жертву вместе с пришедшим ей на выручку женихом.
Но в жизни рассчитывать на это вряд ли стоило.
– Так нельзя! Верните его немедленно! – надрывно потребовала Рыска и впервые в жизни с угрозой заявила: – Не то напущу бездорожье на весь твой хутор, будешь знать!
– Ах ты дрянь эдакая! – больше изумился, чем рассердился Сурок. – Еще она меня пугать будет! Что ж ты вчера счастливую дорогу проложить не сумела, а? Дару с наперсток, а гонору с горшок! Эй, Цыка, проводи госпожу видунью в подвал, пускай чуток охолонет!
Орущую, извивающуюся, царапающуюся и кусающуюся, как кошка, девушку протащили через двор и заперли в подвале под амбаром – там и дверь прочнее, и только прошлогодние овощи хранятся. А то один раз уже промахнулись, когда Жара вздумали наказать. Так он, не будь дурак, за ночь кольцо колбасы сожрал. И как только достал, из-под самого потолка!
Рыска ломилась в толстенную дубовую дверь, пока руки не отказали. Девушка осела на верхнюю ступеньку подвала и исступленно зарыдала. Единственный друг! Нет, на хуторе ее не обижали, даже подлизывались, как к видунье и сказительнице, но близких отношений так ни с кем и не завязалось. Возможно, в этом была повинна сама Рыска, молчаливая и редко улыбающаяся, с привычкой глядеть на чужака исподлобья, а в разговоре со знакомым вообще уставиться в землю. А может, мешало делу саврянское наследие – желто-зеленые глаза, острый подбородок, тонкая линия носа.
Всего этого не замечал только Жар. И вот теперь его не стало!
Вечером к отдушине подошла Фесся, у которой сердце разрывалось от жалости к обоим подросткам. Нахальный, хитрый и вороватый парнишка ей все-таки нравился; служанка надеялась, что его дружба с Рыской перерастет в нечто большее и примерная жена поможет Жару остепениться. Но не судьба…
– А что им оставалось-то, милая? Если от такки не откупиться, она весь хутор уморит, – увещевала она Рыску, но в темноте только хлюпало. – Такая наша жизнь земная, постоянно чем-то жертвовать приходится, чтоб дальше по дороге идти. Только в памяти его хранить и остается… Ну не плачь ты так, рыбонька! Подойди хоть к отдушине, пирожка дам – с вечера ж не ела.
Пирожок был тот самый, с утиной ежатиной, и девушка зарыдала еще горше.
Фессю окликнули с кухни, служанка тяжко вздохнула, пристроила пирожок на краю окошечка и ушла. Погреб быстро наполнился запахами сдобы и мясной начинки. Рыска с ненавистью уставилась на пирог. Разве может она есть, когда где-то там в муках умирает ее друг?! Да ни за что! Но так хочется, что полный рот слюны набежало…
Девушка уже собиралась подойти к окошку и зашвырнуть пирог-искуситель подальше во двор, пусть собаки подберут, как вдруг он шевельнулся сам. В светлячке проема мелькнул горбик встопорщенной шерсти, прутик хвоста. Крыса примерялась, как ловчее утянуть лакомый кусок в нору.
Рыска вжалась спиной в дверь. Пискнуло. Теперь крыс было две, и они тянули кусок в разные стороны. Силы оказались равны, и пирожок плясал в отдушине как живой.
Потом появилась третья. Раза в полтора крупнее, почти загородившая собой окошечко. Хвататься за еду она не спешила, села столбиком и принялась подозрительно принюхиваться, глядя почему-то на девушку.
Рыска не выдержала. Взвизгнула, схватила валяющуюся на ступенях картошину и запустила ею в крысу. Та исчезла прежде, чем девушка успела замахнуться, задетый пирог свалился внутрь погреба. Картошка ударилась куда-то в стену, упала и застучала, скатываясь по груде овощей.
Через четыре щепки томительной тишины внизу снова послышалась возня: крысы набросились на упавший кусок уже всей стаей. Сколько их там, девушка разобрать не могла; но явно больше трех. Запах усилился, потом начал понемногу улетучиваться.
Вот так и ее, Рыску, раздерут на кусочки и разволокут по норам. Сурок откроет дверь – а на ступеньках куча костей лежит…
Куча не куча, а бессознательное тело вполне могли найти. Но тут женке понадобилась картошка.
– И эту дурочку выпусти, если уже успокоилась, – велела она Цыке. – Пусть идет Фессе помогает.
Однако оценить Рыскино настроение батрак не успел. Стоило ему отпереть дверь, как та врезала мужику по лбу, и девушка ураганом вырвалась на свободу.
– Стой, бешеная! – крепко выругавшись, крикнул Цыка ей вслед. – Я тебя выпускать и шел!
Но Рыска будто оглохла. Если б мужик сам не видел – не поверил бы, что девчонка способна взбежать по насечкам на воротном столбе, как по лесенке. Батраки и сами по ним влезали, чтобы получше разглядеть гостей, но силы и ловкости это требовало немалой. Не говоря уж о том, чтоб без остановки сигануть вниз.
Когда Цыка перевесился через ворота, Рыска была уже далеко. Только светлое платье в поле пятнышком мелькало. Батрак еще разок ее окликнул, плюнул и слез. И впрямь – видунья, другой бы ноги отшиб, если не переломал, а эта ишь чешет!
Может, повезет и вернуться.
В лесу Рыска поневоле сбавила шаг, заозиралась. Ранние из-за непогоды сумерки пришли туда в первую очередь, черными кляксами растеклись под кустами. Вся живность будто вымерла, ни птиц, ни насекомых. Только комары с писком вылетали из потревоженной травы, больно кусаясь за шею и босые ноги.
Струхнув, девушка вернулась на опушку, но там ее поджидала другая засада: в низинах клубился туман, медленно подымаясь и разбухая, как река в паводок. Веска уже стояла в нем по колено, через лучину-другую и хутор подтопит. Если возвращаться, то прямо сейчас, пока дорога еще видна. Рыска поежилась. Разгоряченное тело быстро остывало, холод усеял открытую кожу пупырышками и начал пробираться под одежду. Нет, в погребе с крысами все-таки хуже! Тут хоть листвой пахнет, а от зверья на дерево залезть можно, там и переночевать. Только куда утром идти? Рыска была уверена, что обратно на хутор ее не пустят, после такого-то. В родительском доме тоже теплой встречи не дождешься, особенно когда узнают, что «любимая» доченька натворила.
– Лучше б меня такке отдали! – со всхлипом вырвалось у нее. – Все равно я больше никому не нужна…
Девушка замерла с открытым ртом, словно туда мухой залетело озарение. А вдруг такка действительно согласится на замену?! Еще не совсем стемнело, воя пока не слышно – может, Рыска успеет занять место Жара, раз чудищу так нужна жертва? Девушка обвела холмы взглядом одинокого воина, идущего в последний безнадежный бой, и спохватилась, что даже не знает, в какой лес отвели друга. Их только вокруг вески пять штук, и в каждом запросто можно заблудиться.
Но замешательство длилось не больше щепки.
«Я же видунья, – зло подумала Рыска, сжимая кулаки. – Я всегда знаю, куда идти!»
Стоило девушке принять решение, как снова стало тепло. Для начала она порылась в кустах и нашла кривоватую, но легкую и прочную ветку. Обломала сухие сучки, и получилась удобная палка, чтобы карабкаться по холмам и вообще чувствовать себя увереннее.
С выбором пути Рыска поступила как всегда: что первым в голову пришло. Темный мухоморный ельник со множеством оврагов и балок, заросших либо заваленных буреломом до непролазности, показался ей самым подходящим местом для такки. К тому же вой вроде бы доносился как раз оттуда.
