Сборник "Чистая фэнтези" - Олди Генри Лайон (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Вместо ответа Тьяден направился к выходу. Но разгневанный Мартин, чувствуя, как из-за мальчишеского упрямства срывается дуэль века, вмешался быстрей удара молнии. Тьяден охнул, завязанный хитрым узлом, суставы пронзила боль, а хребет выгнулся луком; возле уха раздался злой шепот: «Ты мне еще указывать станешь, щенок?!» – и вдруг хватка ослабла. С трудом разгибаясь, парень увидел чернявого «шпендрика»: тот крутил пальцами хитрые загогулины, временами сплевывая в адрес обмякшего на лавке, потерявшего сознание Гоффера. Колдун Мускулюс, опомнясь, выкрикнул два слова страшным, нутряным голосом, чернявого приподняло и ударило о стену, но тут уже не оплошал сам Тьяден.
Зря, что ль, учили?
Три кружки, три увесистые кружки из доброй красной глины, а первая – так и вовсе доверху полная пивом, ухнули колдуна в голову. Подносом Тьяден достал бесчувственного Мускулюса на полу. Хорошо хоть плашмя, а не ребром.
– Эй, жирняк! Быстрее!
– Сам ты жирняк! Сопля крученая!
– Это я сопля? Ладно, шевелись! Если успеем в срок, я тебя небольно убью!
Вместо ответа Тьяден рубанул себя по сгибу локтя. И кинулся за чернявым, стараясь не отставать.
Это был звездный час Августа Пумперникеля.
Кто, как не он, в конечном итоге организовал (клеветническое «спровоцировал» отвергаем с негодованием) сегодняшнее грандиозное действо? «Я! Я!! Я!!!» – об этом очень хотелось кричать на всех углах, дабы каждый понял, осознал и проникся величием момента. Правда, отчего-то реттийцы не горели желанием слушать вдохновенные речи Пумперникеля. Разве что троица аудиторов казначейства, коим по долгу службы полагалось внимать своему достославному предводителю. Впрочем, подобные мелочи не могли омрачить триумф. И главное: триумф сей можно было взвесить, оценить и сосчитать, прослезившись от счастья.
Итак, «Мене, текел, фарес!» – как в сходной ситуации говорили древние.
Для проведения образцово-показательной дуэли Его Величество король Эдвард II (Второй) самолично выделил лучшее ристалище размерами 288х112 локтей, а значит – площадью 32 256 (тридцать две тысячи двести пятьдесят шесть) кв. локтей! На трибунах имелось 4848 (четыре тысячи восемьсот сорок восемь) сидячих мест, и казначей имел честь наблюдать полный аншлаг. Также в проходах толпилось 346… нет, уже 347 (триста сорок семь) человек, кому не досталось сидячих мест! Итого – 5195 (пять тысяч сто девяносто пять) зрителей. Это не считая детей на руках и ворон над ареной! На устроение дуэли согласно высочайшему указу было привлечено из казны 203 (двести три) бинара 11 (одиннадцать) монов и 4 (четыре) децима. Дабы память не стерлась в веках, воспеть дуэль явились 2 (двое) приват-летописцев, 6 (шесть) писцов, 17 (семнадцать) бардов и 1 (единственный и неповторимый) Томас Биннори. Их менее состоятельные и уважаемые коллеги, потеряв надежду угодить в число зрителей, готовились воспеть событие заочно. Приукрасив дуэль в 2, 3 и даже 10 (вдвое, втрое и вдесятеро) раз.
«Да хоть в 100 (сто)!» – радостно думал Пумперникель.
Лучики цифр плясали в глазках казначея.
«Его Величество, – бубнил, истекая восторгом, внутренний голос, – Эдвард II (см. выше) был облачен в мантию с подбивом из горностая, украшенную по вороту 12 (дюжина) кистямурами голубой воды, общей стоимостью 342 (триста сорок два) бинара и 6 (шесть) монов. Монаршее чело венчала корона, оцененная согласно квартальной описи…»
Троекратный рев фанфар сбил с мысли. Казначей поморщился, ковырнул мизинцем в ухе. «Какой дурак решил начать праздник вовремя?» По трибунам прокатилась волна оживления. Его Величество привстал в ложе, махнул рукой: приступайте!
– А-а-а!!! – деликатно отозвались трибуны.
Откинулись пологи в двух шатрах, серебристом и фиолетовом. На арену ступили капитан лейб-стражи Рудольф Штернблад и Просперо Кольраун, боевой маг Реттии. Форма одежды парадная; капитан при шпаге, маг при посохе. «Оружие» до поры оставалось в ножнах, то есть в шатрах.
– О-о-о! – оценили выход трибуны.
Сойдясь в центре арены, дуэлянты отсалютовали королевской ложе. Затем сдержанно кивнули друг другу.
– Можешь сделать «Трубный глас»? – осведомился Штернблад у мага.
Просперо от удивления слегка приподнял левую бровь, что в данной ситуации было недопустимой тратой сил и энергии. Но кивнул с достоинством. Трудно выглядеть спокойным, когда в душу нагадил клин перелетных грифонов. Тут или нюхай, братец, или разгребай. Одно радовало: мальчишка в безопасности. Остальное неважно. Позор, потеря лица – неважно. Если Рудольф хочет что-то сказать, пускай говорит. Хоть ненадолго оттянуть миг унижения…
Маг тронул ярко-синий кристалл под навершием посоха. Сунул посох под нос капитану:
– Говори сюда. Тебя все услышат.
– Ваше Величество! – капитан еще раз поклонился. – Благородные дамы и господа! В здравом уме и трезвой памяти объявляю во всеуслышание…
Кристалл барахлит? Или у доблестного капитана в самом деле дрожит голос?!
– …что имею честь признать себя побежденным!
Сначала Просперо решил, что Бедный Йорик, шут короля Эдварда, подсадил в посох «вертун-словокрут».
– Я убежден, что «оружие» высокоуважаемого Просперо Кольрауна превосходит мое по боевым качествам, и потому сдаюсь без боя. Если Его Величество сочтет такое заявление несовместимым со званием капитана лейб-стражи, я готов сложить с себя служебные полномочия и немедленно подать в отставку.
– …?! – не поняли трибуны.
И в тишине – одинокий, писклявый вопль:
– Трус!..
Крикун смолк раньше, чем опомнилось эхо. Обнаружить на трибунах героя-одиночку проще простого. А общественное мнение тем и славно, что в нем нет одиночек.
Спохватившись, маг едва не вцепился в посох зубами:
– Ваше Величество! Дамы и господа! Капитан Штернблад проявил невиданное благородство, пытаясь избавить от позора меня, Просперо Кольрауна! На самом деле его «оружие» подготовлено куда лучше моего, поэтому я отказываюсь принять заявление о поражении. Напротив, я сам публично объявляю себя побежденным и сдаюсь без боя!
И тут трибуны прорвало.
– Издевательство!
– Сговорились!
– Позор!
– Пусть бьются между собой!
– Дуэль!
– Даешь дуэль!!!
– Ду-эль! Ду-эль!
Тем временем на арене, забыв про беснующуюся толпу, бранились доблестный капитан и великий маг.
– Могучий Просперо, я отказываюсь вас понимать. Я сдался вам первым!
– А я отказываюсь принять вашу сдачу, непобедимый Рудольф!
– А я настаиваю, господин маг! Не для того я принял на себя публичный позор…
– Позвольте, господин капитан! Это я принял на себя публичный позор, я и никто иной!..
– Мое «оружие» тупое…
– …а мое – хрупкое!..
– …поэтому я требую…
– Требовать будете от сержантов! Категорически заявляю…
– Ах, категорически?! Дудки! Я первый!..
– Да если вам угодно знать, я еще третьего дня…
– Мне неугодно это знать! Мне угодно сдаться!
– Это похоже на оскорбление, господин капитан!
– А на что похоже ваше кривлянье?! Или вы, господин маг, беспрекословно примете мое поражение, или…
– Или – что?!
– Сами знаете что!
– Нет, я не знаю! Извольте объясниться!
– Объясняю! Всякий паяц, оскорбивший Рудольфа Штернблада…
– Отлично! Я к вашим услугам. А свое поражение можете засунуть себе…
– А-а-а! – подвели итог трибуны. – Ду-эль! Ду-эль!
Дрянной посох! Как чародей мог забыть о нем?! «Трубный глас» послушно трудился на благо скандала, и зрители слышали все, до последнего слова. От сладостного предвкушения облизнулись 5542 (пять тысяч пятьсот сорок два) языка, моргнули 11 083 (одиннадцать тысяч восемьдесят три) глаза, а 55 420 (пятьдесят пять тысяч четыреста двадцать) пальцев забарабанили по подлокотникам сидений. Лишь два глаза, не учтенных в общем реестре, сверкнули дальней зарницей. Его Величество Эдвард II встал в ложе:
– Соблаговолите прекратить! Что за мальчишество!