Вурди - Колосов Владимир Валерьевич (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
Он усмехнулся, помахал тупо глазевшим на него с другого конца улицы рыболовам рукой. («Как же их звать-то?») Рыболовы торопливо отвернулись. «Плохо дело», — решил Гвирнус, ускоряя шаг.
Боль внезапно ушла, и Ай-я впала в тяжелое забытье:
— Ишь ты, вурденыша, — бормотала она во сне. Волна страха окатывала ее с головы до пят. Ей снилось, будто она протягивает ослабевшие руки к животу, но руки эти уже вовсе не руки, а отвратительные когтистые лапы оборотня, будто когти эти безжалостно рвут натянутую, как барабан, кожу, а оттуда с ревом вырывается наружу маленькое лохматое существо с красными, залитыми кровью глазками и отвратительным крысиным хвостом; будто существо это, едва родившись, поспешно спрыгивает на пол и вдруг начинает расти, сначала до размеров взрослого кролика (Ай-я облизнулась), потом Снурка, потом становится выше стола, выше хижины, выше неба, и ей, Ай-е, уже не хватает места, воздуха, сил… Снилось, что она сама уже находится в огромном вонючем, забитом непереваренными ошметками человеческих тел брюхе и пытается разорвать его, вырваться наружу, но кожа рожденного ею чудовища не что иное, как бревна, из которых сложен дом. Снилось, что она, Ай-я, хватает невесть откуда взявшийся топор и бьет изо всех сил по этой стене. Но стена не поддается, а топор вдруг оживает и, вырвавшись из рук Ай-и, вдруг разворачивается и начинает кромсать ее тело на куски…
Спал и Хромоножка Бо. Причмокивая во сне, ибо ему снилось, что он по-прежнему стоит на полке у толстухи Литы, но на этот раз он уже не горшок с подгоревшей кашей («Не умела она кашу варить, мда-с»), а заветный кувшинчик с элем. Вот настоящее дело для настоящего повелителя — если уж не хлебнуть глоточек-другой, так хотя бы чувствовать, как переливается в тебе волшебный напиток…
— Э-эх! — вздыхал во сне Хромоножка Бо, сладко потягивался, и облепившие его липкое лицо мухи взлетали, встревоженно жужжа, и снова пристраивались на повелителе, когда тот умиротворенно затихал…
— Тише вы, эй! Сразу видать, что рыболовы. Шумите почем зря.
— Разговорился, — буркнул Гнус.
— Тащи хворост, вурди тебя сожри!
— Не слышит он. Вислоухий и есть. Сейчас схожу.
— Стой. Попробуй запалить. Я сам.
Питер быстро перебежал от стены дома Гвирнусов к малиннику, в котором прятались притащившие хворост приятели. Вислоухий и Рух сидели в самой гуще. «Хорошо устроились», — подумал Питер. Рыболовы тихо переругивались между собой. Маленький, сморщенный Рух с залитым потом прыщавым лицом что-то громко шептал приятелю, тот же лишь потирал свои большие оттопыренные уши и усмехался в усы. Увидев пробирающегося сквозь малинник Питера, он громко хмыкнул:
— Ну задаст тебе Питер жару.
Питер и впрямь зло зыркнул сначала на одного, потом на другого:
— Что тут у вас?
— А вот, Рух говорит, вдруг увидит кто?
— Ну и что? — буркнул Питер.
— А зачем же тогда прячемся?
— Где хворост? — зло спросил Питер.
— Там, — неопределенно махнул рукой Рух.
— Тащите. Оба. Теперь некогда рассуждать. Гнус вон уже чиркает вовсю. Ну! — Тяжелый кулак охотника завис перед носом Руха.
— Иду.
День быстро катился к вечеру.
Хромоножка Бо по-прежнему спал, прислонившись к покосившемуся заборчику, но поджигатели нет-нет да и посматривали (не проснулся ли?); всем, кроме, пожалуй, Питера, было немного не по себе. Говорили же старики: а ну как и вас так?.. Муторно. Ой как муторно. Они быстро разложили хворост вдоль бревенчатых стен. Время от времени Питер осторожно заглядывал в окошко, как там Ай-я, но колдунья спала, и опасаться было нечего. Гнус все еще возился с кремнем. Руки рыболова дрожали, его бросало то в жар, то в холод, несколько раз разложенный у стены хворост вспыхивал, и огонек весело бежал от одной сухой веточки к другой, но почему-то вдруг останавливался на полдороге и умиротворенно затихал. Гнус злился (на огонь, который не желал разгораться, на Питера, который втянул его в это небезопасное, по мнению рыболова, дело, на себя самого за то, что боится поджигать дом колдуньи, но еще больше боится не делать этого). Питер же между тем притащил невесть откуда несколько досок, хмыкнул, достал из кармана молоток и с десяток здоровенных гвоздей.
— Так разбудим же, — пробормотал Гнус.
— Ничего. Похоже, спит крепко. Да и поздно уже будет. Ты, Рух, под дверь что-нибудь подложи, чтоб не выбралась. Пока еще сообразит… Да не дрожи так, — усмехнулся Питер. — Не одни мы. Гляди. — Он протянул руку в сторону леса, откуда один за другим выходили темные фигуры охотников с луками за спиной. — Вовремя, — улыбнулся Питер, — так-то вот. Поджигай!
Гвирнус уже подходил к окраине Поселка, уже видел вдалеке над соломенными крышами могучую крону росшего во дворе дуба, видел странный дымок («Неужто Ай-я взялась за готовку?»), когда дорогу ему перегородили трое.
Охотники.
Одного из них, лохматого, с перебитым носом Гилда, нелюдим когда-то хорошо знал.
Было время, они охотились вместе, но с тех пор, как Гвирнус привел в дом Ай-ю, их пути разошлись. Только однажды зашел охотник к старому приятелю, да и то лишь затем, чтобы, отозвав в сторону, тихо, как бы не услышала Ай-я, сказать:
— Ты это… того… прости.
С тех пор Гилд приятельствовал с Питером.
Двое других жили на другом конце Поселка. Гвирнус встречался с ними в лесу и в питейной избе, которую держала женушка Гнуса, но их лица, маловыразительные, похожие одно на другое, перепутались, как и их имена.
Впрочем, на сей раз физиономии охотников были вполне выразительными — ничего хорошего они не предвещали.
— Куда ж ты так спешишь, Гвирнус? — деланно добродушно сказал Гилд, поигрывая длинным, раза в два длиннее, чем у Гвирнуса, ножом. В отличие от двух других охотников он выглядел немного смущенным. «Однако же он и начал», — отметил про себя нелюдим. От бывшего приятеля изрядно разило элем, на перебитом когда-то в драке носу блестели капельки пота.
— Домой, — сказал Гвирнус, останавливаясь, — пусти, Гилд. Не до разговоров мне.
— Это почему ж? — выступил вперед один из охотников. Он тоже поигрывал ножом, но оружие внезапно выпало из его рук, и он наклонился, с тем чтобы поднять нож.
Гвирнус усмехнулся.
— Где пили-то? У Эльты? — Он прямо взглянул на бывшего приятеля. — Видать, хорошо посидели, коли и нож в руках не удержать.
— Ишь ты какой умный, — процедил сквозь зубы успевший поднять оружие охотник. Гвирнус мысленно назвал его Слюнявым, ибо от губ у него под тощую бороденку тянулся блестящий след.
— У Эльты, — кивнул Гилд.
— Ага, — сказал нелюдим и быстро огляделся, оценивая ситуацию.
Не зря.
Со спины к нему приближались еще двое.
— Пустите. — Шагнул вперед, но острый нож Слюнявого уткнулся ему в грудь.
— Успеешь, — сказал охотник, брызгая слюной на рубаху Гвирнуса.
Нелюдим брезгливо вытер слюни рукавом, выбирая удобный момент для удара. Однако и Слюнявый, и Гилд, и третий были настороже.
— Брезгуешь? — Нож Слюнявого по-прежнему упирался в грудь нелюдима.
— Ага, — снова сказал Гвирнус («Ударит? нет?»); он наклонился, будто для того, чтобы поставить на землю кувшинчик со старухиным зельем. Не торопясь, выдерживая продолжительную паузу, поставил. «Самое время», — подумал он и не ошибся.
— Уб-бью! — визгливо крикнул Слюнявый, но еще раньше, чем первый звук успел сорваться с его толстых, мясистых губ, Гвирнус внезапно упал набок и, выбросив вперед ноги, с силой подсек Слюнявого, который, громко охнув, рухнул в траву. Минутного замешательства остальных вполне хватило, чтобы быстро откатиться в сторону, вскочить на ноги — уже с охотничьим ножом в руках — и встать спиной к забору между густым кустом шиповника и большим валуном, так что теперь Гвирнус был надежно защищен с трех сторон.
— Ну. — Нелюдим тяжело дышал, поглядывая то на стоявший посреди дороги кувшинчик («Только бы не наступил кто»), то на озадаченное лицо вывалявшегося в пыли Слюнявого. Охотники нападать не спешили. Гвирнус снова торопливо оглядел улицу, но та была пуста: те двое, что шли на помощь нападавшим, исчезли. За спиной у Гвирнуса затрещали кусты, и тут же яростно залаяла собака. Раздались испуганные крики.
