Принцесса с дурной репутацией - Первухина Надежда Валентиновна (читать лучшие читаемые книги txt) 📗

— И ради этого плана ты дашь вылакать настоящий бахрейнский портвейн этому недоделку?

— Беги давай, это приказ.

Я повиновалась. Бутылка и впрямь оказалась на месте. Хорошо хоть, служанки, что опорожняют местные ночные горшки, ее деликатно не заметили.

Когда я вернулась, Себастьяно и Оливия сидели там же.

— Третьей будешь? — аристократично спросила Оливия.

— Я нахожу этот вопрос неуместным, ваша светлость, — надменно сказала я, но тут же расхохоталась. — Я даже стаканы принесла.

Оливия, не чинясь, разлила портвейн по стаканам:

— За нас и за спецназ! — произнесла она тост, который очень любила, но сути его не понимала. Как и я, впрочем. Что это за таинственный «спецназ», мы не ведали.

Осушив стаканы, мы блаженно выдохнули, правда, Себастьяно, нарушив торжественность минуты, рыгнул. Что с него взять, недоделок — он и в Литании недоделок.

— Как хорошо-о-о-о! — томно простонал он и понюхал свою кружевную манжету. — А давайте по второй, не тормозя!

— Стоять! — голос герцогини Монтессори стал железным. Я убрала бутылку за спину. — Сперва дело делать будем. Себастьяно, от тебя требуется тупой физический труд и некоторая доля прыткости.

— Так я и говорю: по второй! И тогда все что угодно!

— Налей ему, Люци. На полпальца.

— Все герцогини такие жмотки, — проворчал Себастьяно, но выпил молниеносно.

— Я чувствую себя мифическим богом Кераклом и готов раскерачить все, что к полу не приколочено. Герцогиня, повелевайте.

Это он подольститься пытается. Бутылка-то еще наполовину полна.

— Мы с Люцией решили слегка приукрасить замок в связи с приездом Его Высокоблагочестия. Простенько, по-детски, но со вкусом. Цепи…

— Ух? — восхитился Себастьяно. — Наручники, плетки?! Может быть, даже страпоны? Шалунья!

— Заткнись и дослушай, урод. Страпоны ему. Вожжой тебя отхлестать, и то…

— Оливия, перестань так говорить, а то он стал какой-то красномордый…

— Извращенец.

— Да! — радостно выдохнул Себастьяно.

— Заткнись! Цепи будут из бумаги. Цветной. Мы навырезаем. Нужно будет их развесить на балках главного зала — ярко, празднично. Еще будут бумажные фонарики на ленточках. И вот еще у меня идея — из золотой фольги мы с Люцией вырежем звездочки, птичек, бабочек, в общем, всякую слащавую дрынотень, а ты будешь крепить их к стенам…

— Чем крепить?

— Язы… Клей дам, то есть не совсем клей. От кого-то из прежних герцогов Монтессори осталась масса клеящего крема для вставных челюстей, вот он и пригодится, — Оливия поняла, что воображение у похмельного Себастьяна богатое, и стала осторожнее в словах. — Люци, как ты думаешь, вырезанные из красного бархатного картона слова «Добро пожаловать!» украсят главный вход?

— По-моему, там лучше повесить орифламму с гербом рода Монтессори. А то прямо какой-то детский лагерь получается.

— Что ты знаешь о детских лагерях, — мечтательно протянул мессер Себастьяно. — Какие там вожатые… А песни у костра…

Пришлось еще раз выпить, чтобы мысли Себастьяно окончательно приняли деловое направление. Он клятвенно заверил нас, что выполнит все, что мы пожелаем, и даже наши гобелены вывесит в холле.

Мы дали ему немного подремать, пока сами разыскивали цветную бумагу, ленты, фольгу, клей и прочую мишуру. Настроение у нас было самое творческое. Правда, к нему примешивалось некое коварство.

А что из всего этого получилось, вы поймете дальше.

Глава девятая

Встреча Особо Важной Особы — 1

Ужин нам принесли в библиотеку. Мы настолько увлеклись вырезанием и склеиванием, что служанка посмотрела на нас с уважением. Даже на меня — впервые за все время пребывания в замке Монтессори.

Себастьяно от ужина отказался (!), мотивируя это тем, что ему приходится пользоваться стремянкой, а она старая, все время скрипит и может не выдержать его веса. Вот портвешку стаканчик — это да.

Портвешку не дали, дали несколько ярдов разноцветных бумажных цепей и благословили на подвиг. Следить за выполнением обязательств юного пьяницы нам было некогда, в рекордное количество времени мы склеили полторы сотни бумажных фонариков, украсили их шелковыми ленточками и принялись за фольгу.

— Мы не можем ждать милостей от природы, — сказала Оливия. — Надеяться на то, что она одарила нас одрыненным художественным вкусом, наивно и смешно. Поэтому залезь вон в тот шкаф, кажется, на второй полке сверху еще завалялись всякие мои детские увлечения.

Я повиновалась. Вторая полка сверху была беспорядочно заполнена пестрыми бумагами. Я потянула за одну, как мне показалось, наиболее доступную, и на меня обрушилась пыльная гора детских увлечений моей герцогини. Она в это время, разумеется, вволю хихикала и обзывала меня неуклюжей росской медведицей.

Я слезла со стремянки и принялась разбирать кучу бумажного хлама. Оливия подхватилась на костыли и подгребла ко мне.

— Ух ты! Надо же, сохранилась моя коллекция оберток от шоколада. Сама не своя была от шоколада лет в пять. Смешно теперь даже вспоминать.

— Да уж, теперь тебе кальяны да портвейны подавай, ваша светлость.

— Я и полусухое принимаю с душой. Давай это в камин. Эти шоколадные обертки меня компрометируют. Я сильная разумная девушка, а не какая-то чувствительная кукла, которая ни дня не может прожить без сластей.

— Ой-ой-ой, взрослая девушка… Ух ты, у тебя сейчас взгляд как у трехглавого дракона из детской книжки, только он так смотрел шестью глазами, а тебе двух достаточно.

— Не отвлекайся, — ухмыльнулась Оливия. — Зацени — это мои альбомы для рисования… Пролистай, и тоже давай в камин. Не знаю, кто их сохранил, надеюсь, отец это не видел. Я в свои альбомы срисовывала позы из «Кошмарсутры».

Я полистала. Срисовывать Оливия умела отменно. Мужчины и женщины на страницах ее альбомов были ну прямо как живые. Особенно удались Оливии те части тел, о которых я не рискну упоминать в своем повествовании. Давненько я так не краснела, чем вызвала еще больше циничного смеха Оливии.

— Можно подумать, ты никогда не видела голых мужиков.

— Ну, у нас в пансионе был ночной сторож лет восьмидесяти. Он всегда ходил в кальсонах и телогрейке. И сомнительно, чтобы он вел себя так…

— Если Фигаро не уничтожил, я тебе подсуну «Кошмарсутру». Классика литературы наслаждения и страсти.

— Не надо. Я уже по твоим рисункам составила определенное представление и о наслаждении, и о страсти. Я к таким вещам ни морально, ни физически не подготовлена. Уволь, герцогиня. В камин?

— В камин… — Оливия вздохнула. — Просто у меня было очень скучное детство.

Я растопила камин. В промозглом воздухе библиотеки он был просто необходим. Детские воспоминания герцогини Монтессори вместе с кедровыми поленьями весело запылали, наполняя комнату теплом и уютом.

— Где же они? — Оливия кончиком костыля рылась в ворохе бумаг. — А вот… Не они ли?

Она толкнула к моим ногам пухлую папку, обвязанную ярко-оранжевой лентой.

Я подняла папку и положила ее на столик, раскрыла, и из нее высыпался ворох разных фигурок.

— Да, это они! — обрадовалась Оливия. — Трафареты для вырезания. Мне было шесть лет, когда я познакомилась с дочкой графа Чинзано. Ужасная была зануда, рева, но она меня увлекла своей страстью к вырезанию. Тем более что это увлечение позволяло постоянно иметь при себе ножницы. Я извела столько веленевой бумаги на зайчиков, снежинки, звездочки, цветочки, бабочек и прочую дрынотень! Папа был очень недоволен — бумагу я таскала из его покоев. Зато вся прислуга была по уши задарена моими поделками. Потом дочка графа уехала, интерес к вырезанию пропал, особенно после того, как я изрезала на цветочки отцовский парадный камзол и все занавески в спальне. Меня выпороли и отобрали ножницы. А трафареты все-таки сохранили! Это Сюзанна, она такая чувствительная. Все время думает, что я бедная девочка, которую нужно баловать, любить и оберегать.