Сказка старого эльфийского замка (СИ) - Морецкая Анна (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Лисса, к этому моменту от столь беспредельного лицемерия разозлившаяся уже настолько, что и слушать не желала никаких внутренних разумных голосов, и чуть было не ляпнула, что та может укладывать служанку хоть с собой в постель. Но тут к ней подступила Лилейка и на ухо шепнула:
— Не надо госпожа, не злись — только хуже сделаешь, — ага, заметила состояние молодой хозяйки, — посели ее у меня. А я уж как-нибудь перебьюсь одну ночь на сеновале.
Так что Лисса, сжав зубы, процедила:
— Ей постелют у Лилейи в комнате.
— Вот и чудно, что так хорошо все устраивается! А теперь оставь меня дитя, я хочу отдохнуть с дороги перед вечерней трапезой. У нас же будет достойная вечерняя трапеза? Я надеюсь!
Неизвестно, что там готовила им дина Клена к вечеру, достойное или нет, но вот ответить на эту подначку именно, что достойно, Лисса уже не смогла, прилагая все свое оставшееся терпение к тому, чтоб не шандарахнуть посильнее дверью, выходя от мачехи. А зайдя в свою комнату и повалившись на постель без сил, с тихой злостью стала прикидывать, успеет ли сбегать в деревню к бабушке Росяне за чем-нибудь… рвотным или лучше даже слабительным.
Но, конечно, никакой гадости в еду мачехе она подсыпать не стала. Перебесилась, попихав молча ни в чем не повинную подушку, и решила было сначала, сказавшись больной, вообще к вечерней трапезе не спускаться. Но и этого сделать ей не удалось. Было жалко Корра, который, в несвойственном ему просительном тоне, просил ее все-таки пойти с ним к столу. Да и труд Лилейки следовало уважить, в спешном порядке подшившей ставшее ей малым платье отпоротым от другого кружевом.
Собственно этим она себя и уговаривала, сидя по правую руку от мачехи, которая видно обнаглев в конец, уселась на ее, Лиссы, место — во главу стола. А та, как специально, рта не закрывала и, щебеча вроде бы милым тоном, «тыкала носом» падчерицу с опекуном в явные признаки их простой и незамысловатой жизни.
А звучало это так:
— Ох, девочка, а ты из платьица-то уже выросла! А тебя разве твой воспитатель за нарядами в город не вывозит?! Что ж ты так, Корр? Тебе же доверили графскую дочь, а не девку какую деревенскую! И раз сам не видишь, что воспитаннице давно гардероб обновить следует, то хоть доброго совета послушайся!
Или вот еще:
— А что это у вас все дичь да дичь к столу подают? Уже третья смена блюд, и ни разу еще, ни белого каплуна, ни нежной свининки, ни даже простой говядины не поднесли?! Да и овощи все какие-то простенькие — лук, морковь, клубеньки, — говорила она, хлопая наивно глазами, но при этом на показ — брезгливо развозила вилкой по тарелки сметанный соус, которым приправлялся очень даже вкусный, на взгляд Лиссы, заяц. — Ваша кухарка еще б пшена гостям к столу подала!
«— У-у, зараза белобрысая, — злилась девочка про себя, — надо будет дину Клену попросить, чтоб правда к утренней трапезе пшенки наварила! А крысе белесой скажу, что сама же она и попросила. Пусть знает, что не одна она в дурочку играть умеет!» — уже и месть сама собой в голове складывалась.
А за свой стол, нынче такой полный и сытный, как редко в последний год бывало, Лиссе по-настоящему стало обидно. И за мастерство дины тоже, которая и сегодня из самых простых продуктов смогла таких яств наготовить. Да и весь год их вкусненьким баловала, не требуя от Корра покупки чего-то редкого и дорого, накрывая стол из того, что было под рукой, то бишь, из деревни и лесу.
А взяться каким-то там изыскам было в их доме неоткуда. Овощи, к примеру, их крестьяне сажали те, что местности привычны — урожай они дают больше, а ухода требуют меньше, чем всякие там цветастые капусты, пореи и сладкие гратинские перцы.
Мясо же к столу все больше охотой добывалось, чтоб и с селян лишний раз не требовать, и на базаре не покупать. И не далее как вчера, этого самого зайца, томленого нынче с овощами и сметаной, Лисса с гордостью из силков доставала.
Ну, а уж про всякие заморские специи и южные фрукты, привычные столу каждого господского дома, и говорить не след — потому как, стоят они просто немереных денежек, которых у них сейчас нет.
А белобрысая дура все пела сладеньким голосом, перескакивая вниманием с одного огреха на другой и подмечая каждую мелочь:
— О, как приятно, что вы мне бокал из ламарского стекла поставили, а сами-то из простых бронзовых кубков пьете!
«— У-у, крыса драная, ты ж на мое место села! Я из него обычно пью, потому как хозяйка!» — бурчала мысленно девочка.
— И пустенько как-то в вашей гостиной. А вон тот… диван вы у кого из деревенских забрали? — кивала она заинтересованно на деревянную лавку с накинутым на спинку покрывалом и устланного подушками из домотканого полотна сиденьем.
А Лиссе так нравилось на нем в зимний вечер перед камином сидеть, лавка широкая — и ноги поджать можно, и фолиант тяжелый разложить рядом тоже, чтоб на колени не давил.
— А окна-то какие красивые! Эльфийской работы еще — не иначе! Только что это вы за тряпки на них навесили, здесь бархат нужен. И чтоб такими фалдочками, фалдочками…
Ну, а когда мачеха принялась изгаляться по поводу цветочных композиций на стенах, развешанных там, где обычно в богатых домах картины в золоченых рамах вешались, Лисса все-таки не выдержала. Она сама, вместе с Дымянкой и под руководством дины Клены их составляла! А перед этим всю весну и начало лето эти цветы собирала, в тонком песке сушила и раскрашивала. И только ведь недавно повесили и радовались как, что нашли чем беленые стены украсить! А теперь эта дура будет тут насмешничать над их стараниями и незамысловатой радостью?!
— Все, наелася я! — и девочка специально вскочила так резко, чтоб стул отодвигаясь, ножками проскрежетал по камню пола пронзительно и противно. — А в доме у нас все просто чудесно! И дина замечательно готовит! — а потом напоказ потерла живот выпяченный и… отрыгнула прямо в лицо мачехи.
М-да, невоспитанность полная, грубость даже… но как же было Лиссе приятно видеть в ответ на это ее действо выпученные глаза и приоткрытый рот женщины, что даже как-то сразу и попустило немного. В высшем же обществе как? Гадости говори и делай сколько угодно, вот только чтоб все с должным лицемерием замазано было, спрятано под ложной деликатностью. А вот так — напоказ, провокационно, как сделала это Лисса, никто, считай, и не отваживался свое мнение демонстрировать. Вот и застопорило мачеху, привыкшую подначками и намеками с деланным сочувствием изъясняться.
«— Сейчас, конечно, отыграется она на Корре, — думала девочка, после этой выходки спешно поднимаясь к себе в комнату, — но ничего — отобьется, пусть тоже что-то сделает. А то сидит весь вечер, как будто это он у нас девочка сиротка, которой позволено глаз от тарелки не отрывать!» — тут и раздражение на опекуна проявилось. Поскольку тот действительно вел себя сегодня очень странно. Обычно-то только его и слышно было за столом — тут тебе и шуточки, и истории разные, и даже воспитательные моменты тот не гнушался за стол «приносить». А нынче, кажется, и пары слов им сказано не было.
Ночь надвинулась незаметно. Вроде за стол еще садились — светло за окнами было, а вот только и успели потрапезничать, как без свечи уже и по лестнице невозможно подняться. Все ж на дворе осень первыми днями вовсю побежала, и темнеть начинало непривычно раненько.
Вот и камины протапливали к ночи посильней, боясь, что дневное тепло обманчивым становится и только при солнышке и греет. Но, как не странно, в этом году лето уходить все никак не собиралось. Закат холода не приносил, листва зеленела по-прежнему, да и старики до сих пор не начали еще жаловаться на больные кости, предвещающая этим скорые дожди.
Так что, когда Лисса поднялась в свою комнату, там было неимоверно жарко и душно. Девочка, как обычно она и делала в последние дни, первым делом подошла к окну и распахнула створки. В комнату тут же хлынула ожидаемая прохлада, но она была не по-осеннему стылая, а по-летнему лишь приятно свежая.
