Опиумная война - Куанг Ребекка (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Раньше здесь стояли статуи Четырех богов, — сказал Цзян, указывая в пустоту.
— А где они сейчас?
Он пожал плечами.
— Взяв Синегард, Красный император забрал большую часть религиозных предметов. В основном их переплавили в драгоценности. Но это не имеет значения.
Он кивнул Рин, чтобы она поднялась за ним по лестнице.
По мере восхождения он продолжил лекцию:
— Боевые искусства в империю принес с юго-восточного континента воин по имени Бодхидхарма. Когда во время своих странствий по миру он обнаружил империю, то пришел в монастырь и захотел войти, но глава монастыря ему отказал. Тогда Бодхидхарма уселся в ближайшей пещере лицом к стене и просидел там девять лет, слушая крики муравьев.
— Что-что слушая?
— Крики муравьев, Рунин. Будь внимательней.
Она выругалась сквозь зубы. Цзян не обратил на это внимания.
— Легенда гласит, что он пробурил взглядом дыру в стене пещеры. Монахов то ли тронул его религиозный пыл, то ли произвело впечатление упрямство, но в конце концов они впустили его в храм. — Цзян остановился перед рисунком с изображением смуглого воина и белокожих монахов в длинных рясах. — Бодхидхарма — в центре.
— У монаха слева хлещет кровь из отрезанной руки, — заметила Рин.
— Ага. По легенде, одного монаха так потрясла настойчивость Бодхидхармы, что он отрезал себе руку.
Рин вспомнила миф о том, как Майриннен Теарца покончила с собой ради объединения Спира с материковой империей. Похоже, история боевых искусств усеяна людьми, готовыми на бесполезные жертвы.
— Ну так вот. Монахи храма хотели услышать, что скажет Бодхидхарма, но из-за малоподвижного образа жизни и плохого питания они совсем ослабли. Были даже более тощими, чем ты. Засыпали во время его выступлений. Бодхидхарму это раздражало, и он придумал три набора упражнений, чтобы оздоровить монахов. К тому же им постоянно угрожали грабители и разбойники, но религия запрещала им носить оружие, так что многие упражнения они изменили, превратив их в систему самообороны без оружия.
Цзян остановился перед другим рисунком. На нем монахи выстроились в ряд у стены в одинаковых позах.
— Это же… — поразилась Рин.
— Первая фигура Сээцзиня. Да, — кивнул Цзян. — Бодхидхарма предупредил монахов, что главная задача боевых искусств — воспитание человека. Если использовать их правильно, можно получить мудрого руководителя, который видит сквозь туман и понимает волю богов. Боевые искусства служат не только военным целям.
Рин попыталась представить, что техники, которым учит Цзюнь, всего лишь оздоровительная гимнастика.
— Видимо, боевые искусства сильно изменились.
— Верно.
Цзян явно ждал от нее определенного вопроса.
Рин подчинилась.
— И когда боевые искусства стали использовать в массовой армии?
Цзян довольно качнул головой.
— Незадолго до Красного императора в империю вторглись всадники из Глухостепи на севере. Во время оккупации они ввели жестокие меры, чтобы контролировать местных жителей, включая запрет на ношение оружия.
Цзян снова остановился перед рисунком с ордой степняков на огромных скакунах. На их лицах застыли безумные варварские ухмылки. В руках они держали луки в половину собственного роста. Внизу были нарисованы дрожащие от страха никанские монахи, некоторых из них уже расчленили.
— Когда-то храмы были тихими и мирными прибежищами, а теперь превратились в святилища для повстанцев и центры планирования и подготовки к революции. Воины и сочувствующие должны были надеть монашеские рясы и побрить головы, но в храме их готовили для войны. В таких священных местах, как это, они замышляли изгнать угнетателей.
— И вряд ли бы им помогла оздоровительная гимнастика, — сказала Рин. — Пришлось изменить технику.
Цзян опять кивнул.
— Именно. Для обучения боевым искусствам в монастырях требовалось последовательно овладеть сотнями сложных, запутанных фигур. Это занимало десятилетия. К счастью, предводители восстания понимали, что такой подход неприемлем для быстрого создания войска.
Цзян повернулся и посмотрел на нее. Они добрались до верхушки пагоды.
— Вот так и появились современные боевые искусства, система, основанная, скорее, на биомеханике человека, чем на движениях животных. Огромное разнообразие техник — некоторые из них едва пригодны для бойца — выкристаллизовалось в набор основных фигур, чтобы обучить воина за пять лет, а не за пятьдесят. Этим основам и учат вас в Синегарде. Этим основам обучают в имперском ополчении. Вот чем занимаются твои однокурсники. — Он усмехнулся. — А я покажу тебе, как их превзойти.
Цзян был хорошим, хотя и нестандартным боевым инструктором. Он заставлял Рин держать ногу на весу долгие минуты, пока та не начинала дрожать. Заставлял уклоняться, пока метал в нее оружие из мешка. Заставлял делать это упражнение с завязанными глазами, а позже признался, что ему просто показалось это забавным.
— Какой же вы все-таки мерзавец, — сказала Рин. — Но ведь вы это и сами знаете, да?
Как только Цзян посчитал, что основы она освоила, они перешли к спаррингу. Занимались они этим каждый день по четыре часа. Они дрались голыми руками и с оружием, иногда Рин отбивалась голыми руками, а Цзян брал оружие.
— Состояние ума не менее важно, чем состояние тела, — объяснял Цзян. — В пылу драки твой разум должен быть спокоен и устойчив, как скала. Нужно удерживать равновесие по центру, все видеть и все контролировать. Все пять элементов должны быть сбалансированы. Слишком много огня — и ты будешь наносить удары слишком хаотично. Слишком много воздуха — и будешь драться слишком легковесно, перейдешь в оборону. Слишком много земли — и… Ты меня слушаешь вообще?
Она не слушала. Трудно сосредоточиться, когда Цзян тычет в нее боевой алебардой, вынуждая танцевать вокруг, чтобы ее не проткнули.
Метафоры Цзяна для нее мало значили, но Рин быстро научилась избегать ранений. Возможно, этого он и добивался. У нее развилась мышечная память. Рин обнаружила, что стоит ожидать от оппонента только определенных движений и комбинаций, которые могут оказаться успешными. И научилась реагировать на них автоматически. Научилась за несколько секунд до атаки предугадывать движения Цзяна, читать их по наклону корпуса и блеску в глазах.
Он беспощадно наседал. Когда Рин уставала, Цзян напирал сильнее. А если падала, атаковал, как только она поднималась на ноги. Рин научилась постоянно быть настороже, засекать боковым зрением малейшие движения.
Однажды она прижалась к нему бедром и, навалившись изо всех сил, перекинула его через правое плечо.
Цзян проскользил по каменному полу и брякнулся о стену сада, так что зашатались полки и чуть не свалились горшки с кактусами.
Пару секунд Цзян лежал, приходя в себя. Потом встретился взглядом с Рин и заулыбался.
Последний день Рин с Сунь-цзы оказался самым тяжелым.
Сунь-цзы больше не был милым поросенком, став на редкость жирным и вонючим чудовищем. Ничего привлекательного. Если Рин и нравились его преданные карие глаза, всю ее привязанность сводили на нет необъятные размеры Сунь-цзы.
Нести его в гору было пыткой. Сунь-цзы больше не помещался в корзину. Рин приходилось нести его на спине, ухватив за передние ноги.
Она уже не могла идти с той же скоростью, как когда носила Сунь-цзы на руках, но приходилось поторапливаться, иначе она рисковала остаться без завтрака, а что еще хуже — пропустить занятия. Она раньше вставала. Бежала быстрее. Ковыляла в гору, при каждом шаге хватая ртом воздух. Сунь-цзы лежал на ее спине, положив рыло ей на плечо и купаясь в утреннем солнце, пока мускулы Рин скрипели от натуги. Добравшись до водопоя, она опустила свинью на землю и рухнула.
— Пей, обжора, — проворчала она, пока Сунь-цзы резвился в ручье. — Жду не дождусь того дня, когда тебя зарежут и съедят.
На пути вниз солнце шпарило вовсю, и, несмотря на зимний холод, Рин обливалась потом. Она проковыляла через мясной квартал к домишке вдовы Маун и без всякой элегантности скинула Сунь-цзы на пол.