На одинокой дороге (СИ) - Седов Константин (список книг TXT) 📗
— А, ну вернись! Хуже будет!
Вот зачем это всегда говорят?! Ясно же, что не вернется Курти и хуже, чем оказаться в лапах у Зуба ничего быть не может. Курти молча продолжал пролазить между домами. Расстояние между ними было совсем узким и стены становились все уже и уже. Курти не сводя глаз с полицейского спешно продолжал пропихивать себя и когда до выхода на улицу оставалось пара футов Курти с ужасом понял, что застрял. Он попробовал двинуться туда-обратно, но бесполезно. Стены держали крепко. Курти тяжело дышал и испуганно смотрел на Зуба.
— Да ты никак застрял?! — радостно констатировал полицейский. — Вот ладненько. Я сейчас с той стороны подойду. Ты это… не уходи никуда. — И довольно заржал над собственной шуткой. — Не переживай, я тебя вытащу. Обдеру, конечно, но это ничего, нормально. Это ты привыкай, скоро ты еще более куцым станешь. На целую руку короче!
Зуб пропал из поля зрения. Побежал проход искать. Долго это не продлится, рано или поздно он его найдет и скоро будет здесь. Что дальше понятно — Зуб это достаточно красочно расписал. Курти изо всех сил напрягся, попробовал пролезть, но не смог. Он чуть не заплакал от отчаяния. Вот дурацкое положение! Хотя не дурацкое — страшное! Ведь его действительно скоро, ободрав об стены, вытащит Зуб. Силенок у него хватит, а потом… Курти закрыл глаза и опять вспомнил взгляд Колокольчика… Курти поднял глаза к небу.
Над ночной Еловой висело скучное, беззвездное небо. Луны и той нет. Темно и Курти, с его умением видеть в темноте, мог разглядеть не больше пары футов перед собой.
На улице проще — там нерастаявший снег подсвечивает. А здесь между домами видно только стену, в которую уперся носом. Где-то забрехали собаки. Холодно. Зато голод исчез напрочь.
Не ныть!! Пожалеть себя успеется — будет время, когда тебе собственную руку покажут. В ярде от тебя самого.
В ту сторону невозможно — там еще ýже становится. Но ведь сюда как-то влез! Курти попытался протиснуться обратно. Бесполезно. Зажат намертво. А если так?! Он повернул ступни в сторону решетки, через которую перелез. Теперь колени не упирались в стену, а смотрели в сторону. Тогда Курти попробовал присесть, с наклоном в ту же сторону. Тяжело и медленно, обдирая грудь и спину тело поддалось. Еще… еще… и еще чуть-чуть… Когда преодолел «мертвую точку», стало легче. Курти «выпал» к решетке и перелез обратно.
Ежась, боясь напороться на кого-нибудь, быстрым шагом устремился по улице.
«Свинья с кувшином». Дело даже не в том, что здесь искать не будут. Зуб детина недалекий, но дело свое знает неплохо и вполне может сообразить, что раз при обыске кошелька не нашли, то спрятать его Курти мог в трактире. Следовательно, вполне способен сюда вернуться.
Для самого Курти вопроса — возвращаться или нет? — не существовало. Он затеял это все только ради денег. Жизни в Елове ему теперь не будет, значит надо на юг. А без денег там делать нечего.
Он часа два наблюдал за трактиром, прежде чем сунутся. Внешне все было спокойно, и он решился. По-хорошему надо было бы подождать еще часа полтора, дождаться «волчьего часа». Полчетвертого утра самое воровское время. Самый крепкий сон. Но к тому времени он так замерз, а с моря налетел ветер, что надо было переместиться куда-нибудь за стены.
Лезть по водосточной трубе на крышу соседнего дома было самой настоящей пыткой. Невыносимо холодно, застывшие пальцы еле сгибались и болели от каждого прикосновения, а трубу приходилось сжимать крепко. Он едва не упал на самом верху, но сжал зубы и подтянувшись втащил себя на крышу. Обледенелая черепица заскребла по голому животу. С крыши дома Курти перелез на крышу трактира и влез на собственный чердак. Тихо открыл дверь, тихо спустился привычным маршрутом в зал. Бродить по ночному трактиру не впервой.
Войдя в зал, первым делом он бросился к камину и прижал руки к печи. И чуть не застонал от разочарования. Она была еле теплой. Хорошо протопленная печь будет греть всю ночь, но раньше этим занимался Курти, а что Шмяк, что Бен, то ли поленились, то ли заняты были. Курти бухнулся на колени и засунул руки в золу. Головешки еще не полностью остыли и Курти впервые за ночь испытал что-то вроде блаженства.
Руки грелись, но зубы продолжали выбивать чечетку. Посидев пару минут у камина и тихонько помычав, Курти поднялся и в темноте зала направился за стойку. И сразу остановился, разглядев в темноте ту самую цветастую тарелку и кусок колбасы в ней. То ли забытый, то ли приготовленный.
Курти схватил ее, откусил, стал жадно жевать. Сильно запахло чесноком. Засунул остальную колбасу за пазуху, зашел за стойку.
Крышка погреба за стойкой никогда не запиралась, да и мусорным баком её подпирал лишь Курти, и то однажды, когда прятал Колокольчика.
Крышка не скрипнула, Курти спустился вниз. Метнулся к бочкам, нащупал кошелек, вытащил, сунул за пазуху, к колбасе. Дорогой кошелек из неизвестной гладкой ткани приятно ласкал голое тело. Какой же он тяжелый!!! Захотелось раскрыть его прямо здесь, но темно, да и опасно. Надо быстрее сваливать! Метнулся обратно, поднялся по лестнице и только вылез из люка, как хлопнула входная дверь.
Закрыть погреб?! Нет, не успеет. Услышат.
Курти согнулся за стойкой и прижался к ней.
— Где он?
— Да прям вон там, в углу.
— Да. Место поукромнее!
Раздался смех.
Курти замер с непрожеванной колбасой во рту. Он узнал голоса. Это были Зуб, Бородач и Шмяк. Выследили! Входная дверь перекрыта — значит через чердак на крышу. Так же, как вошел.
Курти напрягся и приготовился к рывку.
— Не замерзнет? Всю ночь на полу пролежал.
Курти уже собиравшийся выпрыгнуть к лестнице наверх, остановился.
— Слышишь приятель. О тебе забоятся. Боятся, чтобы не простыл.
Не к Курти же Зуб обращается?! Возникло непреодолимое желание выглянуть из-за стойки, но Курти благоразумно его в себе подавил. Да и темно.
Как будто услышав его мысли кто-то, видимо Шмяк, зажег пару ламп. На стене перед Курти криво затанцевали стертые силуэты.
— Господа, я так понимаю, что моя роль во всем этом уже закончена. Так у меня к вам просьба — вы не могли бы забрать его и унести. Честно вам скажу, я слегка нервничаю из-за своего участия в… м-м-м… — Шмяк не мог закончить фразу.
— В аресте государственного преступника? — подхватил Бородач.
— Называйте, как хотите, но если его приятели решат, что я к этому как-то причастен…
— Не решат. Да и плевать им, поверь. — Россказни об уголовном братстве, мести и тому подобном сильно преувеличены. А этот и не нужен никому, и никому ничего уже не расскажет.
— Может быть, но я бы не хотел узнать так это или нет, из первых рук.
— Рассказывать я, что ли кому-то буду?! Спасибо вам за помощь. Все, можете идти. Дверь мы сами закроем.
Раздались шаги. Шмяк поднимался по лестнице. Затем послышалась возня. Зуб произнес:
— А вам не все равно, замерзший он или нет? Вам ведь главное его доставить.
— В том то все и дело, что он живой нужен. К нему вопросов много.
— Каких? — в голосе Зуба слышалось искреннее любопытство.
— Я, конечно, мог бы тебе, приятель наврать все что угодно, но зачем? — Область, о которой его будут расспрашивать, тебе совершенно неизвестна. И поверь тебе же от этого только лучше.
Курти осторожно выглянул из-за стойки. Его часть зала была совершенно темной, а троица преследователей расселась за одним из столов у камина, где был свет. Впрочем, не троица — четвертый лежал связанный перед ними. Во рту кляп. Белобрысый, здоровый — Мельник.
— А почему вы не забрали его в участок сразу? — спросил Шмяк.
— Там слишком много лишних глаз. А тут никого ночью нет.
То есть все это время, Мельник был здесь. И наверняка видел, как Курти спустился в погреб! А если он им сейчас расскажет? Хотя у него кляп во рту.
— Ладно, ноги я ему развяжу. Не тащить же его по морозу. Сам дойдет.
Зуб освободил Мельнику ноги, поднял его. Тот злобно рыкнул на него. Зуб лишь усмехнулся и похлопал связанного по щеке.
