Замок лорда Валентина - Сильверберг Роберт (бесплатные полные книги .TXT) 📗
— Я как раз собирался уезжать, когда в Пилиплок пришло сообщение о новых беспорядках. Некий бродячий проповедник по имени Семпетурн объявил себя в Кинторе короналем, и некоторая часть населения признала его.
Валентин издал такой звук, будто его ударили под дых.
— И это еще не все. Говорят, в Дюлорне появился другой корональ: гэйрог по имени Ристимаар. Если верить слухам, в Ни-мойе объявился третий, но его имя пока неизвестно. Сообщают также о том, что обнаружился по крайней мере один понтифекс — в Велатисе или, возможно, в Нарабале. Мы не совсем уверены, мой лорд, поскольку линии связи в настоящий момент работают с перебоями.
— Все так, как я и предполагал,— произнес Валентин безжизненным голосом,— Божество обрушило на нас всю свою мощь. Государство разрушено. Само небо расколото и падает на нас.
— Заходите в экипаж, мой лорд! — закричал Слит.
— Слишком поздно,— пробормотал Валентин.— Теперь нам не будет прощения.
Когда они забрались в машины, буря разразилась над ними в полную силу. Сначала наступила странная тишина, будто атмосфера покинула это место в страхе перед надвигающимся ветром, прихватив с собой способность передавать звук; но уже через мгновение прогремел гром, глухой и отрывистый, как звук падения чего-то тяжелого. Сразу же за ним налетела буря, сопровождаемая ревом и завываниями, а также песчаными вихрями, воздух от которых сделался непрозрачным.
В это время Валентин сидел уже внутри экипажа рядом с Карабеллой и Элидатом. Неуклюже раскачиваясь, напоминая какого-то огромного аморфибота, машина выбралась из дюны, где стояла полузасыпанная песком, сползла к реке и шлепнулась в воду.
Тьма сгустилась, внутри нее виднелось причудливое, светящееся ядро пурпурно-зеленого света, яркость которого, казалось, раздувается силой ветра, проносящегося над землей. Река совершенно почернела, и на ее поверхности под влиянием катастрофически резкого изменения давления вздымались валы и образовывались бездонные провалы. Песок непрерывными заверяющимися потоками обрушивался на воду, оставляя на ней следы, напоминающие разрывы. Карабеллу подташнивало, она заходилась в кашле, а Валентин пытался справиться с приступом невероятной дурноты; экипаж рыскал и раскачивался самым непредсказуемым образом, его носовая часть то поднималась над водой, то плюхалась обратно, поднималась снова и вновь опускалась — плюх-плюх-плюх. Низвергающийся песок разрисовал окна чудесными узорами, но вскоре они стали мутными; впрочем, Валентин различал силуэт соседнего экипажа, вставшего на дыбы: вот он застыл на миг в немыслимом положении, а затем рухнул в реку.
Потом за окнами экипажа ничего не стало видно, слышался лишь вой ветра, да песок выбивал на корпусе барабанную дробь.
Голова у Валентина шла кругом, тем не менее он испытывал некую умиротворенность. Теперь ему казалось, будто экипаж ритмично раскачивается вокруг продольной оси, дергается из стороны в сторону все более резкими рывками. Скорее всего, решил он, сухопутные роторы потеряли и без того небольшое сцепление с бурлящей поверхностью воды, и через несколько мгновений машина наверняка перевернется.
— На реку наложено заклятие,— произнесла Карабелла. Да, мысленно согласился Валентин. Так оно и есть. Река находится под воздействием каких-то черных сил, или Стейч сама и есть некий злой дух, желающий его гибели. Теперь мы все пойдем ко дну, подумал он, сохраняя, однако, необычайное спокойствие.
Река, которая однажды чуть было не взяла меня, но каким-то чудом позволила спастись, сказал он себе, долго ожидала своего часа. Теперь этот час пробил.
Не имеет значения. По большому счету ничто не имеет значения. Жизнь и смерть, война и мир, радость и печаль — все это одно и то же, слова без смысла, просто звуки, шелуха. Валентин не жалел ни о чем. От него хотели службы, и он служил. Без сомнения, он сделал все, что мог. Он не уклонялся ни от каких трудностей, не обманул ничьего доверия, не нарушил ни единой клятвы. Теперь он вернется к Источнику, поскольку ветер взбесил воду и река поглотит их всех, и да будет так: это не имеет значения, ровным счетом никакого.
— Валентин!
Кто-то схватил его за руку, трясет, толкает.
Чье это лицо? Чьи глаза? Чей голос? Чья рука?
— Кажется, он в трансе, Элидат.
Другой голос. Более нежный, ясный, совсем рядом. Карабелла? Да, Карабелла. А кто такая Карабелла?
— Здесь не хватает воздуха. Отдушины забиты песком… мы задохнемся, если не утонем!
— Мы можем выйти?
— Через запасной люк. Но сначала нужно вывести его из этого состояния. Валентин! Валентин!
— Кто это?
— Элидат. Что с тобой?
— Ничего. Абсолютно ничего.
— У тебя полусонный вид. Дай-ка я ослаблю спасательный пояс. Вставай, Валентин! Поднимайся! Еще пять минут — и экипаж пойдет ко дну.
— А-а-а…
— Валентин, пожалуйста, послушайся его! — Снова второй голос, который нежнее, голос Карабеллы.— Нас крутит все сильнее! Нам нужно выбираться отсюда и плыть к берегу. Это наша единственная надежда. Один из экипажей уже утонул, а второго не видно, а… о, Валентин, ну пожалуйста! Поднимайся! Сделай глубокий вдох! Вот так. Еще раз. Еще. Теперь дай мне руку — держи другую, Элидат: мы доведем его до люка… вот… вот так… так… не останавливайся, Валентин…
Да. Не останавливаться. Валентин ощутил, как воздух обдувает его лицо тонкими струйками. Он слышал легкий шорох падающего сверху песка. Да. Да. Выползти отсюда, пробраться мимо этой штуки, поставить ногу сюда, другую — туда… шаг… еще один… схватиться за это… тянуть… тянуть…
Он карабкался наверх, как автомат, смутно понимая, что происходит, пока не миновал аварийную лестницу и не высунул голову в люк.
Внезапный порыв свежего воздуха — горячего, сухого, насыщенного песком — жестко хлестнул его по лицу. Он сделал судорожный вдох, наглотался песка, поперхнулся, сплюнул. Но зато теперь к нему полностью вернулось сознание. Цепляясь за кромку вокруг люка, он вглядывался в расколотую бурей ночь. Темнота стояла почти непроглядная, ибо колдовское свечение значительно ослабло; по воздуху по-прежнему носились струи песка, волна за волной, забиваясь в глаза, нос и рот.
Видимость была крайне плохой. Они находились примерно посреди реки, но ни восточного, ни западного берега не различить. Их экипаж высоко задрал нос и застрял в таком неустойчивом и ненадежном положении, приблизительно наполовину выступая из клокочущего хаоса реки. Остальные исчезли. Валентину показалось, что он видит над водой головы, но утверждать наверняка было невозможно: песок роился вокруг, и держать глаза открытыми уже само по себе было мучением.
— Вниз! Прыгай, Валентин! — раздался голос Элидата.
— Подожди,— отозвался он, оглянувшись. Под ним на лестнице стояла Карабелла, бледная, напуганная, оцепеневшая. Он дотронулся до нее, и она улыбнулась, увидев, что он пришел в себя. Он помог ей подняться. Она резко оттолкнулась от ступеньки и встала рядом с ним на краю люка, ловко, как акробат, удерживая равновесие, такая же гибкая и сильная, как и в те дни, когда занималась жонглированием.
Заполнявший воздух песок был невыносим. Они крепко взялись за руки и прыгнули.
Соприкосновение с водой больше напоминало падение на твердую поверхность. На какое-то мгновение он прижался к Карабелле, но потом она оторвалась от него. Валентин почувствовал, что опускается под воду, что ушел под нее с головой; тогда он рванулся и устремился наверх. Вынырнув, он принялся звать Карабеллу, Элидата, Слита, но никого не увидел. Даже здесь, в воде, от песка некуда было деваться, он падал сверху, как докучливый дождь, и сгущал реку до дьявольской плотности.
А не пройти ли мне по этому месиву до берега, подумал Валентин.
Слева от себя он различил неясную громаду экипажа. Тот медленно погружался в воду; в нем еще оставалось некоторое количество воздуха, придававшего ему плавучесть, а насыщенная песком река своей причудливой, желеобразной консистенцией в известной мере удерживала его, но экипаж все равно тонул. Валентин знал, что обратная волна грозит ему гибелью, а потому постарался отплыть подальше, все время оглядываясь в поисках своих спутников.
