Берег Стикса - Далин Максим Андреевич (полная версия книги TXT) 📗
Станислав снова кивнул.
— С ума сойти. То есть, вы… вы же совсем, получается, не то, что о вас рассказывают?! Да?
— Та отчего ж не то? Очень то. А если в тех историях, какие ты сейчас вспоминаешь, мы выглядим вроде дьяволов, так это оттого, что больно уж смертные боятся смерти. Не доверяют они миру и богу тоже не доверяют — да и где им доверять, если им обещают после смерти ад не одну сотню лет кряду… Да и то, не всё там неправда. Ты ж, верно, слышал, сказать к примеру, что вампир к живому не ходит без зову? И коли нет в доме того человека, который очень желает, чтоб нежить полуночная его посетила, так вампир и во сне не переступит порога…
— Да, говорят. Только я как-то не так понял. Я думал, что зовут уже после второго раза…
— Какого «второго»? А первый-то как же? И что я тебе ещё скажу, Ромек — что это за игры бог весть во что — второй раз или третий? То дурно и недостойно. Ты ж пришёл забрать жизнь, выпить силу, а душу отпустить на волю, так и скажи, к чему тебе её больше-то мучить? То ж всё равно, что на охоте дурной выстрел — тебе есть надо, это верно, но божье-то созданье в чём виновато?
— Да, это круто. То есть, я имел в виду, это правильно, наверное… Только ты знаешь, я почему-то не слышу зова. И даже никогда раньше не слышал. Что же мне делать?
— Что делать. Пойдём-ка побродим.
Станислав легко встал и потянул Романа за руку. И Роман, растаяв от прикосновения вампира, с неожиданным спокойствием вошёл за ним в тень, как в тёмную воду, расступившуюся и сомкнувшуюся снова. Было мгновенное чувство полёта, а потом они вышли из темноты на освещённую фонарями весеннюю улицу. Стоял тёплый пасмур, моросил дождь, тучи висели низко, ночь была мягкая и влажная, словно поцелуй.
И наполненная ощущением жизни. Роману показалось, что он слышит, как, шурша, растёт трава и как раскрываются почки. Мокрый ветер пах далёкими лесами. Мир набухал, будто бутон, готовый лопнуть и раскрыться цветком — и живое тепло текло потоками, молочно парными, нежными, отовсюду…
Роман улыбался пьяной бессмысленной улыбкой, которую было не согнать с лица. Весна несла его, как река, и он плыл в этом течении, чувствуя себя лёгким, как соломинка и необыкновенно свободным.
Ему понадобилось немало времени, чтобы опомниться.
— Что это, Стаська? — спросил он, когда экстаз чуть-чуть улёгся. — Это ты делаешь, признавайся?
— Ну что ты говоришь, Ромек! Как же я могу — то ж божий мир и деяния тоже божьи. А просто это выход. Сон мира и один из многих. Ты ж раньше по снам не ходил, от тебе и дивно…
— Я тебя люблю, Стаська…
— От добре. Люби. То наше с тобою дело, Ромек — любить мир, жизнь, смерть, другие души… Что и случится грязным — мы очистим и отпустим. А любовь — та же сила, без неё нет Инобытия.
Женщина возникла вдалеке, в золотом сиянии фонарей, в мареве дождя, как-то неожиданно и ниоткуда. Она шла навстречу — и Станислав чуть ускорил шаги.
— Кто это? — спросил Роман, тоже невольно начиная торопиться.
— Тот, кто позвал. Иди.
У Романа упало сердце. Он пошёл, не чуя ног, как на свидание, в странном, мерцающем, текучем пространстве, вдруг вспомнив свою первую встречу с Анной — было так же горько-сладко, больно и желанно, истомно и пропитано каким-то невозможным медленным нежным ужасом…
Женщина потянулась навстречу. Она была уже немолода, вероятно, лет около сорока, и выглядела странно светло, и излучала то же самое, что было на душе у Романа — ту же сладкую ожидающую боль. Роман вошёл в волну её ожидания — и они обнялись так просто, будто были старыми-старыми знакомыми — может, любовниками — и Роман поцеловал её — влажные губы — горячая кожа — горячая кровь…
И в миг неиспытанного прежде откровения, горячей волны силы, нежности и странной ответственности Роман увидел, как стены с выгоревшими обоями, с китайским календарём, с зеркалом, в котором мелькнул фонарь, окружили их бледным туманом. Призрачная комната, где росли цветы в горшках, стоял шкаф с приоткрытой дверцей и спал на широкой кровати мужчина, укутанный одеялом с головой, возникла вокруг, пахнув нафталином, духами, потом, жареной рыбой — и медленно развеялась.
Роман стоял под фонарём, подставив лицо дождю, видел, как из тела умершей женщины растёт трава и поднимается туман, и почему-то это было не ужасно.
Это было закономерно. Так же, как то же тело в ситцевой ночной рубашке, окоченевшее на постели, рядом с укутанным мужчиной — та смерть, за которой последуют новые рождения — из века в век…
Наваждение прошло, когда Станислав тронул Романа за плечо.
— Ох. Что это было, Стаська?
— Что. Линия крови.
Роман брёл по улице, как пьяный. Бирюзово-зелёное небо пахло сырой свежестью, тучи разошлись, и на востоке мерцала белесая полоска будущей зари. Город был тёмен и тих; серые громады высотных домов спали глубоким сном и казались бы необитаемыми, если бы новый Романов слух не улавливал дыхания тысяч спящих людей.
Жизнь города. Люди, трава, деревья, кошки, небеса, воробьи, дождь, крысы, звёзды… Город сонно дышал во сне, его дыхание очистилось от бензинового перегара и пахло тёплым смешанным запахом огревающейся земли и едва обозначившейся зелени.
Рождения и тлена одновременно.
Роман тщетно пытался сосредоточиться на разлетающихся мыслях. Ощущения от тела и от мира были так сильны, что на мысли не хватало ни времени, ни энергии. Роман чувствовал, как легка стала его походка, как лёгок стал он сам — весь — как пёрышко, несомое ветром, но эта призрачная лёгкость вмещала в себя невообразимую силу. Роман будто спал, и ему снилось, что он — языческий бог. Фэйри. Странное существо, то ли из огня, то ли из ветра, но уж не из плоти…
И вдруг ускользающая мысль сама собой далась в руки.
Роман чуть не вскрикнул.
Я же умер! Линия! А я думал, идиот, что мне удалось обмануть Аннушку! Ой, дурак…
Аннушку привлекли не мои надуманные глупости! Просто все эти человеческие бредни вывели меня на линию рока — духовный поиск, понимаешь — и я был чертовски близок к тому, чтобы «зробить кепсьтво»! Она услышала за всей моей блажью совершенно настоящий зов обречённого и вышла на линию. Пришла помогать моей больной и дурной душе выйти на новый круг — одна, единственная из всех, не побрезговала моей грязной силой полуупыря! А я, тварь подлая и неблагодарная…
Роман с размаху нырнул в тень, как в омут. Переход из сна в сон был так резок, что Роман не вышел, а выскочил в новую реальность, столкнувшись со Станиславом и едва не сбив его с ног.
— Та что с тобой, оглашенный?
— Стаська, — проговорил Роман, запыхавшись, — нам надо поговорить.
Станислав чуть пожал плечами, показал глазами в сторону. Роман оглянулся.
Девушка-вампир дивной эльфийской прелести, тонкая, бледная, лунная, на которой вышитые джинсы и курточка в бахроме смотрелись, как какая-то языческая грёза, смущённо улыбнулась.
— Я пойду, пан Станислав? Встретимся в «Лунном Бархате», или позовите меня, когда захотите… мне неловко задерживать вашего компаньона…
И неописуемой, незнакомой и незаслуженной улыбкой подарила Романа.
Роман чуть не завопил, что он — не компаньон великолепному Стаське — не стоит он того, что он будет ждать сколько угодно, что готов ноги мыть и воду пить, что… но Станислав положил ему руку на плечо, этим успокоил и помог опомниться.
— Извините, сударыня, — сказал Роман с чуть запоздавшей галантностью. — Мне жаль, что я помешал вашему разговору. Вы чрезвычайно любезны.
Девушка ещё раз улыбнулась ему — ангельски — и исчезла в тени.
— Слушай… прости… — пробормотал Роман, с трудом отворачиваясь от места, где она только что стояла.
Станислав обернулся и посмотрел, как показалось Роману, слегка сконфуженно.
— Та что ты хотел-то?
— Стась, я… Я, понимаешь, спросить хотел. Вот что это за странные такие верёвки привязывают некоторых вампиров к некоторым упырям, а?
Роман был совершенно уверен, что Станислав поймёт вопрос, несмотря на некий метафорический сумбур — он и понял, но совершенно иначе, чем Роман думал.
