Железный Грааль - Холдсток Роберт (читать хорошую книгу .txt) 📗
– И когда ты успела так вырасти? – обратился он к ней. – А на братца-то посмотри!
Кимон приблизился с сияющими глазами, но скованный стыдом. Урта положил руку на плечо сына.
– Я совершил ужасную ошибку, – мрачно проговорил Кимон.
– Верно, совершил, – согласился отец. Потом он взъерошил пареньку волосы и зло усмехнулся: – Еще одна в море ошибок, которые мы совершаем всю жизнь, пополняя убоиной котел доброго бога! Но с каждой ошибкой мы становимся малость мудрее. Владыка Дуба! Поверить не могу, как вы оба вымахали. Ваша мать торопит вас взрослеть: не терпится ей увидеть новый круг.
– Какой круг? – простодушно спросил Кимон, и Урта рассмеялся.
Я заметил, что Мунда тоже улыбается. Может быть, женщины-старейшины уже заметили Свет прозрения, пробивающийся в девочке, и потихоньку начали соответствующее обучение?
Быстро разбили палатки и устроили навесы. Уланна, приметив лебедей, тянувших на восток вдоль реки, рвалась поохотиться, но Урта удержал ее. Мунда все это время с неприязненным любопытством косилась на замызганную скифку. Теперь Урта собрался представить ее детям.
Знакомство произошло на берегу реки, в брюхе одной из самых крутых змеистых излучин. Не мое было дело лезть в их семейные дела, но я поглядывал на них издали, ожидая, что Кимон осыплет отца упреками, подобно Катабаху на туманном берегу пролива.
Однако встревожена была скорее девочка. Кажется, ее трясло. После первой радостной вспышки она совсем сникла и старалась не встречаться глазами с отцом.
Запахи кухни и устрашающие звуки воинских песен нарушили покой святыни. Сейчас мы оказались бы легкой добычей для любого врага.
Уланна оставила Урту с детьми и, заметив меня, быстро подошла. Кивнула на веселье у костров и спросила, почему я держусь на отшибе.
– Подсматривал за вами, – откровенно признался я. – Мне, как и всякому другому, приходится возвращаться шаг за шагом.
– Мунда напоминает мне Ниив, – чуть нахмурившись, сказала скифка. – Не испытывает ко мне ни приязни, ни неприязни. Но ее тревожит моя тень. – Уланна поймала мой осторожный взгляд. – Она сказала: «Ничто не скрыто». И, сказав эти слова, словно отшатнулась от меня. Что она хотела сказать? Что «не скрыто»?
– Она обладает, как говорят в Ибернии, «имбас фораснай». Попросту, видит проблески будущего. Свет прозрения. Дар у нее еще сырой, но она сумела увидеть смерть здесь, на равнине: кости, оставшиеся белеть там, где ее брат проиграл свой первый бой.
– И что же тогда не скрыто? – спросила женщина, присев рядом со мной. Она казалась бледной в мягком свете луны. Лицо, покрытое шрамами, омрачила тревога.
– Все женщины, владеющие подобным даром, произносят эти слова. Это как привычка спать или бодрствовать. Значит: «Я вижу дни, еще не рожденные». Мунда увидела в тебе что-то испугавшее ее.
Уланна обдумала мои слова, потом спросила:
– И что мне делать? Вытянуть это из нее? Если она видела мою смерть, это ничего. Меня не пугает встреча с восьмой лошадью. Не пугает скачка по травянистым лугам с матерью и отцом. Если она видела мою смерть, стоит ли расспрашивать ее? Я хотела бы поладить с ней…
«Восьмая лошадь» – это конь в полной сбруе без всадника. В той части мира, откуда происходила Уланна, этого скакуна вели за собой семеро героев, собиравшие мертвых.
– Она потеряла мать. Ты ей не мать. Притом она, конечно, понимает, что вы с ее отцом близки. Есть отчего негодовать. Нужны ли другие причины?
– Нет, тут что-то еще, – пробормотала Уланна. – Что-то она чувствует. Хотела бы я знать что.
И, коротко передернув плечами, она встала и отошла.
Урта выставил на опушке два поста, чтобы следить за темной крепостью, но я был вполне уверен, что занимавшие ее призраки не явятся тревожить нас в этом священном месте.
После ужина Амалгайд-поэт продекламировал несколько стихов в честь Урты, затем мягко и искусно укорил сына правителя за безрассудство и перешел к восхвалению мужей и жен, выступивших под его знаменами на МэгКата. Теперь все мы собрались вокруг Урты, внимая его рассказу о путешествии в Македонию и обратно. Заинтересованнее всех слушал Кимон. Мальчик то и дело бросал на меня укоризненные взгляды, яснее ясного говорившие: «Мерлин этого не рассказывал!»
Я тогда, в лагере изгнанников, дал довольно точный отчет о случившемся.
Урта, как ни странно, поначалу принижал свою роль в событиях. Однако, заметив, как жаждет Кимон полнокровного подвига, он вспомнил о своем даре сказителя, и вот заблистало железо, на боках коней выступила пена, и воздух в тесной палатке подернулся багровой дымкой.
Он не упустил ни единой подробности поединка с молочным братом Куномаглом.
– Он скрывался среди великого войска, затерявшись в легионах, скакавших на юг, к Дельфийскому оракулу. Но собаки знали его запах и день за днем шли по его следу, а я шел за собаками. Мерлин был со мною. Однажды Маглерд громко залаял. Один из воинов обернулся в седле и взглянул на меня. Видели вы морду пса, скулящего в страхе? Таким становится лицо человека, узревшего свою смерть. Лицо Собачьего вожака напоминало ужаснувшийся череп, словно он не брата увидел, а стаю воронов. Весело было мне видеть это.
Вождь Бренн, предводительствовавший этим воинством – добрый приятель, добрый вождь, – установил место для поединка. Катабах снабдил меня оружием и мудрым советом, Куномагл же слушал предателя Лексодома. Мы обменялись Тремя Неизбежными Объятиями – никогда не пренебрегай этим, Кимон…
– Я знаю, отец, – подхватил мальчик. – За прошлую дружбу, за слово правителя и за будущее, где вы скачете бок о бок в Стране Призраков.
– …никогда. Как бы велика ни была обида. И ты, Мунда, если случится тебе встать с железом и щитом ради мести…
– Я запомню, – прошептала девочка. – Хотя, думаю, мне не понадобится железо. Рога луны за меня пронзят горло обидчику.
– Вот как? – Брови Урты поползли кверху, но он продолжал: – Сперва сражались мы тяжелыми копьями, со щитами, сделанными из дуба, крытыми телячьей шкурой, с бронзовыми клепками по краям и с накладками в виде звериных голов. Все утро я разил ублюдка и почувствовал голод, и тогда я наполнил брюхо его мясом, смыв кровь чистой речной водой.
«Вот так, – усмехнулся я про себя. – От чистой правды к нелепым выдумкам».
– И второй день мы сражались, – продолжал Урта. – Теперь взяли мы мечи с широкими клинками и рукоятями слоновой кости, легкие щиты из ясеня, крытые козловой кожей и украшенные серебряными цаплями. Я уподобился форели, выскакивая из-под воды, прыгая через его голову и нанося удар сверху вниз, пока он тянулся ко мне, как дитя – к яблоку на ветке. Двадцать Прыжков Гриффа! На одном дыхании – двадцать прыжков через шлем вопящего врага, и в каждом прыжке я подбривал ему бороду. Вы бы гордились мной, если бы видели!
И все же этот пес был сильным врагом. Он всегда был силен. Мы сражались и третий день. Выбирать оружие выпало ему. Знаете вы, что он выбрал?
– Два копья, которые возвращаются в руку после удара! – воскликнул Кимон, забыв от волнения мой рассказ. – И поющие щиты с острыми кромками, те, что можно метать как диски.
Урта покачал головой, на его лице промелькнул отблеск изумления, пережитого тогда.
– Он выбрал: «что пошлет нам река». Никакого оружия, кроме камней, воды и силы наших мышц.
Теперь Кимон вспомнил и ударил в ладоши, склоняясь ближе к отцу.
– Каждый из нас потерял вес, равный весу малого человека мясом и костями, – мрачно продолжал Урта, – так что оба мы были не в силе. Но мы схватились, как славные герои Ферди на переправе Обманного Удара. Я исполнил прием Семи Падений, семь раз перебросив ублюдка через голову за время, какое нужно сове, чтобы выследить и схватить мышь.
Кимон обернулся ко мне, глаза его горели восторгом.
– Ты не рассказывал мне об этом, Мерлин!
Я виновато развел руками:
– Позабыл…
Урта воздел руки, привлекая внимание слушателей. Огонь гудел, отбрасывая блики ему в лицо. Даже Мунда нетерпеливо склонилась вперед.
