Чертополох. Лесовичка - Шихарева Варвара (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗
Олдер ещё раз провёл пальцами по гладко отполированному дереву и задумчиво покачал головой. Ребёнка уже нет… Ни здесь, ни в деревне… Нигде… Поселянка утратила и мужа, и дитя — теперь она живёт на лесной заимке в окружении прошлого, с которым не может и не хочет расстаться. Охраняет видимые лишь ей тени…
Так бывает, хоть и нечасто. Обычно молодые вдовы снова выходят замуж, ведь хозяйству нужна мужская рука, да и за чьей-то спиной жить легче, чем одной, но если окрестные женихи похожи на того кривоногого увальня, что удрал с поляны, то молодую женщину можно понять. Так же как и её верность ушедшим. Её тихую, почти незаметную для чужого глаза скорбь… А тут ещё Ильмарк, с его вечным желанием облапить первую встречную особу женского пола!..
Тысячник вздохнул — всё же зря он потревожил покой лесовички, да ещё и позволил порушить её хозяйство, но всё ещё можно исправить. После того как женщина укажет им дорогу, он отпустит ее и отсыплет столько серебра, сколько хватит, чтобы отстроить всё здесь сызнова. Это будет справедливо.
Олдер уже собрался уходить, когда его внимание привлекла одна из сложенных в колыбели вышивок — рука точно сама потянулась к тревожно горящим алым светом ягодам. Детское полотенце было расшито гроздьями рябины и лакомящимися ягодами лесными птицами. По значению — бесхитростный оберег, но работа!.. Тысячник шагнул к крошечному окошку и поднёс вышивку к глазам: множество оттенков, выпуклый рисунок и тончайшие стежки гладью — созданный лесной дикаркой узор соответствовал тому, что в Амэне мог выйти из рук знатной девицы. Их обучают такому мастерству годами, ведь на своё двенадцатилетие молоденькая аристократка должна поднести Малике посвящённый деяниям богини покров!..
А вот селянки таких хитростей не знают и вышивают сугубо крестом — эта вышивка тоже красива, но не в пример проще, и уж совсем невозможно представить, чтобы лесовичка дошла до такого мастерства своим умом… Но тогда кто же она на самом деле? Откуда пришла в эту лесную глушь?
Ответ нашёлся в той же колыбели — под потревоженной Олдером вышивкой обнаружилась деревянная кукла, от одного взгляда на которую тысячника невольно передёрнуло. Застывшую на деревянных губах игрушки улыбку вырезали канувшие в небытие рейметские мастера — в этом Олдер был готов поклясться собственной жизнью, ведь ему навсегда врезалась в память та узкая улочка и горящая лавка с улыбающимися в сизом дыму игрушками…
Реймет сгорел за один день, но и самого Олдера это пламя выжгло дотла — после того злосчастного штурма у него не осталось ничего, во что можно было бы верить… Только пепел — высоких слов, ложной дружбы, пустых обещаний…
Отец, успев застать начало взлёта воинской карьеры сына, погиб тем летом в короткой и яростной стычке с Триполемом за спорные вотчины — всего один удар оборвал жизнь пожилого воина и уже истратившего большую часть силы колдуна. Хотя Владыка Триполема снизошёл до того, чтобы отдать тела знатных погибших их родичам, Олдер после похорон отца не знал покоя и не мог смириться со своей вполне закономерной утратой. Каждый день едва перешагнувший свое двадцатитрёхлетие воин подолгу проводил у домашнего алтаря, моля Мечника о новом походе на Триполем, — снятые со шлемов «Золотых», крашенные в пурпур хвосты казались ему единственным подношением, достойным украсить холодный мрамор в родовой усыпальнице Остенов!
Стоит ли удивляться, что весть о том, что зимою «Доблестные» Лукина и «Карающие» Ронвена отправятся в поход на Крейг, показалась Олдеру злобной насмешкой?! Какая война может быть с князем Лезметом — медлительным правителем и весьма посредственным военачальником? Его Крейг — гнилое яблоко: не сегодня-завтра сам упадет в руки… Но гневное недоумение молодого «Карающего», ворвавшегося в оружейную точно смерч, вызвало у тысячника Ронвена лишь слабую улыбку.
— Такова воля нашего Владыки — плодородные земли не могут находиться под властью слабого, недостойного трона правителя! К тому же нашим воинам после летнего поражения не помешает поднять дух парой лёгких побед…
Лицо Олдера, услышавшего подобную отповедь от человека, которого покойный отец считал лучшим другом и всегда с радостью принимал в своём доме, побледнело…
— Но Триполем!.. Я поклялся памятью отца!
— И без всяких сомнений исполнишь свою клятву. — Хищный, чем-то неуловимо напоминающий рысь Ронвен положил руку на плечо Олдера. — Небольшая отсрочка, только и всего. Тем не менее я понимаю, чего тебе хочется. Я сам отпрошу тебя и твоих храбрецов у Иринда — на границах с Лаконом вас ждёт скучная и долгая зимовка, а я, как глава грядущего похода, обещаю тебе командование авангардом. Уверен, этой зимою ты добудешь достойный гробницы отца трофей…
— Спасибо, глава… — Благодарность далась Олдеру с трудом, хоть он и понимал, что вёл себя недопустимо, и то, что Ронвен не только закрыл на такую дерзость глаза, но и готов был поднять грядущим назначением молодого «Карающего» ещё на одну ступень в воинской иерархии, свидетельствовало о его искреннем расположении… Вот только крейговцы не представлялись Олдеру серьёзными противниками.
Как выяснилось всего через два месяца, ошибались и Олдер, и Ронвен: никчёмный правитель ещё не подразумевает слабых духом и телом подчинённых, и крошечный Реймет, который амэнцы планировали взять всего за день или два, неожиданно оказался крепким орешком.
…С серого неба густо сыпались пушистые снежинки — командующий авангардом, усмехнувшись, стряхнул рукою в подбитой мехом перчатке снежное крошево с плотного, тёмно-вишнёвого плаща и вновь посмотрел в сторону тяжёлых, потемневших от времени ворот Реймета. Никчёмная, старая крепость со слабым гарнизоном встретила амэнцев подновлёнными стенами, тучей стрел и неисчерпаемым запасом кипятка и смолы. Многочисленное войско уже который день топталось под стенами крошечного городка без всякого толку, а Ронвен шипел змеёю при одном только взгляде в сторону непокорного Реймета. План зимней кампании был построен на молниеносных атаках и быстром продвижении по крейговским вотчинам с последующим закреплением на новых рубежах. Если бы окрестные владетели не оказались трусами, а очнувшийся от зимней спячки Лезмет привел к Реймету войско, весь поход был бы сорван напрочь, но, к счастью амэнцев, помощи Реймет так и не получил…
— Холодно… — тихо заметил сзади кто-то из десятников, но Олдер, не оборачиваясь, отрицательно качнул головой. По идее, он должен был ненавидеть защитников обречённого Реймета больше других, ведь именно его отряды раз за разом отходили от старых стен несолоно хлебавши. Но молодой «Карающий» проникся к защитникам городка не ненавистью, а уважением и именно поэтому вызвался встретить начальника крепости Мартиара Ирташа, который после стольких дней умелой обороны всё же решил пойти на переговоры о сдаче. Трудное, непростое решение, но в то же время — необходимое. Во время одной из своих ночных вылазок крейговцы, напав на обоз, перебили мастеров, которые должны были собрать осадные машины. Это дало защитникам крепости ещё немного времени, но теперь в войско прибыли новые мастеровые, и осадные машины уже были готовы — завтра от старой крепости не останется камня на камне…
В полдень ворота Реймета наконец-то приоткрылись, пропуская одинокого всадника на крепком гнедом коне, и Олдер, приказав остальным оставаться на месте, двинулся навстречу крейговцу — ему не терпелось увидеть того, кто смог столько дней вопреки всему удерживать город.
Мартиар Ирташ оказался старше, чем это представлялось Олдеру, — лет ему было хорошо под пятьдесят, но в остальном он вполне соответствовал сотворённой воображением амэнца картинке. Довольно высокий, плотный, уже начавший понемногу грузнеть воин. Серые, глубоко посаженные глаза крейговца казались запавшими, но этот недостаток лишь делал взгляд Мартиара ещё более пристальным, а высокий лоб в сочетании с твёрдо очерченным ртом и решительным подбородком не только свидетельствовали о недюжинном уме и воле, но и недвузначно намекали на то, что на встречу с «Карающим» явился уроженец северного Крейга. Олдеру уже довелось видеть такие, весьма характерные для уроженцев Райгро, черты среди снятых с врагов посмертных масок, которыми тысячник Иринд украшал свое домашнее, посвящённое Мечнику, святилище. К созерцанию слепков прилагались ещё и подробнейшие рассказы тысячника о том, кем являлись при жизни убитые им люди и почему они удостоились в посмертии такой странной чести.
