Камешек в сапоге - Руб Андрей Викторович (бесплатные версии книг TXT) 📗
— Там эта барон, ошнулся! — заскочил с известием в гостиную замурзанный шепелявый малец.
— И чего? — лениво поинтересовался Чика.
— Так это… Ругаетша он штрашть.
— Ругается, говоришь? — лениво переспросил я
— Ага. Так всех и коштерит. Я малость пошлушал, до плохих шлов.
— И что? — ласково спросила у него Юлька.
— Што-што, плохие шлова говорил он — вот што, — как дитю пояснил он ей. — А батька говорит, шо такие шлова не гоже ни шлухать, ни говорить.
— И ты совсем их значит, не слушал? — подколол его Чика.
— Ну, рази шамую малошть, — слегка насупившись сознался он.
И тут же засмущавшись под жестким взглядом отца, отошел в угол, где моментально сунул палец в нос и занялся исследованием его неизведанных глубин.
— Пошли, — скомандовал я, поднимаясь.
— Куда? — поинтересовался рыцарь.
— Будешь вести суд — бесстрастный и справедливый.
— А почему я?
— А потому что ты рыцарь — самый благородный и непредвзятый.
— А ты?
— А что я? Я — предвзятый, — я вкусно хрустнул местным огурцом, — В меня стреляли.
— Больше всего Ржевский любил три вещи: женщин, водку и когда они вместе, — ерничая, высказался по-русски Чика, глядя на меня.
— Но-но! — тут же влезла Юлька. — Я те счас как тресну — Ржевский недоделанный. Шагай, давай - алкаш.
— И где та грань, которую нужно преступить, чтобы тебя начали считать сумасшедшим? — задал я риторический вопрос вслух и показательно тяжело вздохнул, когда выходил вместе со всеми во двор.
Надо же какие предусмотрительные ребята? Нам вынесли стулья. Богато они тут живут — вот стулья есть. Ага, и стол тащат. Осталось его кумачом застелить и прекрасное революционное судилище — готово.
Барона положили во дворе отдельно. Приготовили так скть — к неправедному судилищу. Хотя это как посмотреть.
Нет, но все же? Вот не устаю я дивиться людской неблагодарности — он был недоволен скорым судом. Другие люди вон годами суда дожидаются — в подвалах и казематах разных сидят, а этот сразу предстанет. И всё недоволен? Этот недостойный представитель дворянства постоянно «поддерживал нездоровую атмосферу в зале». Чего-то там вопил, всяко разно нецензурно выжался и делал неприличные телодвижения. В общем, он один напоминал всю Украинскую Раду во время прений. Пришлось мне, несмотря на мой миролюбивый нрав подойти к телу, дабы по-отечески его пристыдить и всячески улещивая — призвать к порядку. Всё-таки во дворе находятся женщины и дети. Да, он конечно пытался в меру своих сил значительно расширить мой кругозор в области местных идиоматических выражений. Ну ладно б, если только мой? А не всех же здесь присутствующих. Тут и дети крутятся и женщины. Вообще я с ним согласен. Иногда хочется блеснуть крепким словцом в чисто мужской компании… а тут? Если все их узнают, то в чём тогда понт?
Подойдя к нему, я мягко предложил ему замолчать. Надо же — прям удивил. Он не заткнулся и, продолжая брызгать слюной, глядя на меня — подозрительно покраснел ещё больше. Я пытался указать ему на возможность апоплексического удара при столь напряженном трафике передачи спама. Я был просто предельно вежлив и короток:
— Засохни плесень!
— Ты — …. кусок! И мать твоя — ….! И родственники … твои — ….! …!
Я-то привычный, но дети… Дети - это цветы жизни и надо по возможности оградить их от грубостей мира.
— Чика. Иди сюда!
Когда тот рысцой подбежал я скомандовал:
— Без применения насилия руками… — заткни этот фонтан… нецензурного красноречия! Что ты уставился на меня, лишенец! Десять секунд. Тест на сообразительность — уговори его заткнуться! — я повернулся кругом и отправился вдоль ряда воинов посмотреть на них подробнее.
Чика за мой спиной, забубнил что-то крайне миролюбивое… Но в ответ опять раздалась брань:
— И ты …! И мать тво…
Хрясь! Хруп!
— Н-на… н-на… вошь подзаборная!
М-м-м… Во-от…! Это уже больше похоже на правильное решение. Удары тяжелыми десантными ботинками — их ни с чем не перепутаешь. Быстрое… и правильное решение. Чика всё-таки нашел нормальный выход и… метод убеждения. Полностью выполнил приказание. Без выдумки конечно, но — выполнил. Что говорит о том, что он не безнадежен. Ведь может — когда хочет. Происходит у него перековка сознания согласно нынешним реалиям. Прав был этот бородатенький любитель тушеной капустки: «Битие определяет — сознание». По крайней мере, в этом я с ним абсолютно согласен.
Я обернулся и краем глаза поглядел. Барон лежал в позе эмбриона — абсолютно довольный жизнью и… полностью умиротворенный. Надо же? Вроде благородный человек — руководитель, можно сказать. А ведь какой невыдержанный…
Воинство, лежащее вдоль забора, бдительно сторожили «собачки». Как им удалось втолковать что эти — свои (я нас имею в виду), а этих надо только сторожить, а есть — нельзя. Да. «Сё, тайна — велика есмь!». Лично я слегка опасался их — поначалу. А вот теперь как не странно… — «чувствовал» их. «Видел» их настроение. Как будто они словами мне говорили об этом. Вон тот серый справа с темным пятном сильно любопытствует о происходящем во дворе и сытый. Вернее — та. А вот левый в дальнем конце двора — хочет, есть и играть. Эти «вонючие, незнакомые» во дворе - его раздражают и он с удовольствием откусил бы от кого-то, но есть четкий запрет. Прям чувствуется. Это кто ж тут грамотный? «Команда» — отдана ясная и двусмысленному толкованию не поддается. И это не совсем — «собаки». Как-то странно чувствуется какой-то их «холодный» ум. Они умнее… обычных собак… и другие. Хотя может это моя мнительность?
Я решил заодно и проверить. Аккуратно приблизился к одной — Терри. Это та, которая с пятном. Прямо чувствуется её внимание ко мне. Любопытство, небольшая настороженность… и доверие. Чем-то знакомым я «пахну» для неё… в мысленном плане… ещё полшага.
Отошла. Рано. Опасается.
«Вот ведь черт! Так и поверишь во всякую мистику. Накрутил я тут себе. Динозавр как динозавр…», — подумал я.
Оп! И она сразу отошла. И ещё и поглядывает недовольно.
— Господин! Господин…
Я обернулся к лежащим. На меня жалобно смотрел пацан лет восемнадцати:
— Господин, что с нами будет?
Он озвучил вопрос волнующий всех. Но в основном тут мужики постарше. Лет по двадцать пять — тридцать. Они лежали молча. Но глядели на меня все по-разному. И с интересом, и со страхом. Некоторые — то ли смирились с судьбой, то ли им все равно… Не, не всё равно. Ишь, как ушки-то навострили. Жить — охота, а вот задавать вопросы — нет. Либо дисциплинированные, либо бояться первыми задать вопрос — чтоб не попасть под раздачу. А этот молоденький. Хотя вон там ещё парочка молодых отдыхает.
— Что будет…? Вы — стреляли в Наместника, — я потыкал в свою грудь пальцем. — В Сеньора этой планеты. А что? За покушение на своего сеньора, бывают разные наказания?
Лежащие заметно посмурнели. Видимо со знанием законов у них тут было все в порядке.
— …вот только вот вид казни может сильно отличаться. Живые сильно могут позавидовать мертвым, — я начал нагонять жути. — Если нарезать полос со спины, намазать её солью и выставить человека на солнце… Или например, соль можно заменить на мёд и прислонить казнимого к муравейнику… Мой тон внезапно резко изменился и стал походить на тон продавца пылесосов: — Можно задом на несмазанный кол… или вот… Если трубу с крысой запаянную с одного конца в рот вставить, а закрытый конец начать нагревать? То, что случится?
Равнодушные лица резко изменились, видимо у многих с воображением было все в порядке.
— Вот теперь ваша милость я твердо знаю, что вы истинно Наместник Императора! — подал голос здоровенный мужик, лежащий с краю. — Слава всемилостивейшему Наместнику! — внезапно просветлев лицом, заорал он. — Слава! Слава! Слава!
Не только я, но и все во дворе удивлённо обернулись на этот вопль души. Я подошел к нему и, перевернув восторженно глядящего на меня мужика, перерезал веревки, стягивающие его руки.
