Камешек в сапоге - Руб Андрей Викторович (бесплатные версии книг TXT) 📗

Андрей Руб

Камешек в сапоге.

Сказать, что он был балбесом — значит погрешить против истины. И вовсе не потому, что он им не был. Был. Ещё он был — обычным среднестатистическим человеком.

Один из тех, которому нужен был интернет, чтобы читать и общаться. К своим годам, которые ему, честно говоря, было лень считать, он пережил многое.  Войну. Вернее даже несколько. Из которых он вынес стойкое убеждение пацифиста. Странно конечно, но правда. Да и ещё кое-какие убеждения тоже. Ещё умение стрелять и изготовить из подручных материалов что-то взрывающееся… и детскую уверенность в том, что чужая жизнь ничего не стоит.

Придя на гражданку, он неплохо вложил трофеи. А тот, кто вам расскажет о бескорыстии и любви к родине … может идти лесом. Нет, Родину он любил. Любил безо всяких дураков и высоких слов. И убить мог и за нее, и так… — не без этого. Ведь все отттуда — немного сумашедшие. Но себя, хоть как-то рехнувшимся он не считал. Он вообще был мирным человеком. Но вот то, что он незримо принес отттуда, он всячески скрывал. В обществе не приветствовался реальный патриотизм. Патриотировать надо было под нужными лозунгами и в нужное время. А у него с этим было тяжело.

Он уверенно встроился в реальную систему. Бизнес на электронных услугах — давал твердую копейку. И о хлебе насущном… естественно с маслом, можно было не беспокоиться. В общем,  с какой стороны не глянь — насквозь положительный персонаж. Ни бунтарь, ни нигилист… так… человек.

Только вот в глубине души тлела когда-то зажженная искра. Она была заботлива, притушена обстоятельствами и обычаями. Но вот только пить он по-прежнему старался один. Он знал, чем это может кончиться. И тому было немало примеров. Пьянки могли кончиться чем угодно. От банального мордобоя, до возвращения «туда»… и тогда он мог убить без оглядки и невзирая ни на какие «обстоятельства».

Ох… не верьте лукавым психотерапевтам и прочим идиотам и сволочам, которые скажут вам, что оттуда можно вернуться нормальным. Оттуда можно вернуться хитрым зверем в совершенстве освоившем маскировку или… кем-то ещё, потому что от этого зависела твоя жизнь. Да. Оттуда можно вернуться маньяком или алкоголиком. Можно вернуться инвалидом или героем. Только вот «нормальным», в вашем понимании этого слова, вернуться нельзя.

Ещё отчего-то он безумно любил читать. И творения некоторых авторов от сохи… пардон, от менеджерства — описывающих чувства спецназовца раздумывающего убить или «тварь он дрожащая»… кроме здорового смеха ничего не вызывали.

Он был калич... ну или если хотите — моральный урод, на ваш просвещенный и гуманный взгляд, но тот сидевший в нем… был выпестован войной. Он был другим. Истинное дитя войны — он был хитрым и осторожным… и ещё, он очень хотел жить. А потому притвориться совершенно обычным — ему не стоило никакого труда. А может и не притворится. Может он был шизиком и страдал раздвоением личности, но…. Это его никак не беспокоило. Для самого себя он был абсолютно нормальным.

Причем чужая жизнь по-прежнему так ничего и не стала стоить. Но показать это обывателю или менту — означало подписать себе смертный приговор. «Но тот, который во мне сидел...», - как сказал поэт, был хитер. Этот зверь мог и умел выживать везде. Иначе оттуда, где он был и, причем был по собственной воле, нельзя было вернуться. У него были как кровники, так и лишние свидетели. Свидетели — это те, кто хотел, чтоб прошлое забылось. Сгинуло как поганый сон, которого и не было вовсе. А кровники? Что делать — никто не без недостатков.

Только вот глубоко внутри него ещё сидел маленький мальчик, который вырос в «Империи». И он не был жителем РэФэ. Он по-прежнему жил в СССР и новообразованные границы не воспринимал… никак. Совсем. Чушь. Игры детей в песочнице. Он никогда не воспринимал и не примет новых «государств». Правда, большей частью это относилось к тем, где говорили на русском языке. Они как были частью ИМПЕРИИ, так и останутся, чтобы там не говорили блудливые политиканы. Но это его, и только его, мнение. Он жил, живет и умрет — так как хочется ему. Он жил и работал, бухал и служил, шлялся по бабам… все как обычно. Также как и все его сверстники. Обычная такая биография.

Только вот мальчик внутри него… вот у него осталось дурацкая вера во что-то святое. Какие-то нелепые идеалы и какие-то дурацкие понятия о чести… пусть и весьма своеобразные. Так вот он, как-то так просто не мог смириться с унижением и дурацкими правилами для всех. Он остро чувствовал, что он немного... совсем чуть-чуть, но другой. И это отличие было в том, что он в любой момент как был готов убить, так и был готов умереть. За свои дурацкие убеждения… или за свободу… или… Он просто был готов.

Смерть… — какое страшное слово для обывателя.

Но никак не для него — он был готов к ней всегда. Готов как поставить на кон свою жизнь, так и пожертвовать ей… или отнять чужую. И это было для него нормально. Он жил в… и в тоже время — вовне того государства, с которым его уговаривали смириться.

Только вот жить, как все — по правилам, написанным для удобства власти, вот с этим он не мог смириться. Ну не мог он принять — правила «для всех». Нет, он вовсе не хотел ничего лишнего. Чтоб счастье — только для него. Или всё только ему, любимому.

Он просто там, на войне, впервые увидел СВОБОДУ — как ни странно это прозвучит. ОН ПОЧУВСТВАЛ… И ПРИНЯЛ ЕЁ. И вот это чувство, неожиданно испытанное им, когда он шел по улочке, устало закинув автомат на плечо, и вело его дальше. Он понял, что это такое.

Такого не объяснить словами. Он мог убить любого — и ему бы ничего за это не было. Он мог валяться в пыли или биться головой о чужие ворота. Он мог уехать домой или просто пострелять в прохожих. Он мог делать все что угодно. Он мог… вот это, и была она — свобода или воля. Как угодно. Он тогда с опостылевшим автоматом — внезапно почувствовал себя свободным от всего. От всех условностей и глупостей, навязываемых ему всю жизнь.

Да, его могли убить.

Но и только.

Право слово, это такая мелочь — жизнь. Она и так мало стоила. А вот его  желание… любое желание — ограничивалось только его хотением или его волей. Нет, это была не дурацкая власть над чужими жизнями. Это было бы слишком примитивно. Он впервые понял, почувствовал, что такое настоящая свобода.

Над всеми живущими в государстве незримо стоит закон. А вот над ним он был не властен. Совсем.

Нигде нельзя даже разбить бутылку. Потому что окажись в этот момент рядом человек в форме, и он может приколупаться. Ведь ты нарушил ЗАКОН. Пусть — маленькое наказание, пусть тебе только прочтут мораль или укоризненно посмотрят. Но оно возможно. И так во всем. И все об этом помнят. Просто помнят. Что так делать «низ-зя». А это уже не свобода, когда ты помнишь о наказании. Так-то.

И вот тогда, в тот самый момент он и родился или изменился… да как хотите. Но вот тогда-то человек и стал свободным. Осознал. Почувствовал. Принял.

СВОБОДНОГО — больше нельзя сделать рабом. Нельзя засунуть в любые рамки без на то его желания.

Он наконец-то на самом деле, ПОНЯЛ, что это такое — «СВОБОДА — У ТЕБЯ ВНУТРИ».

Он понял, почему запертые в монашеские кельи или сидящие за колючкой люди говорили: «Я — СВОБОДЕН!».

РАНЬШЕ ОН ЭТОГО ПРОСТО НЕ ПОНИМАЛ. А теперь понял…

Вот почему он, вернувшись в обычную жизнь так и не смог с ней смириться. И потому реально боялся пить. Когда он напивался, из него выскакивал зверь. То, чему нет названия. То, что пряталась в глубине души. Тогда он мог вернуться на войну. И запросто убить или покалечить… Нет, вовсе никакого желания покуражиться над слабыми или унизить кого-то слабее себя не было.. Нет. Тысячу раз — нет. Вовсе, даже наоборот. Он защищал. Пусть только себя… или свою честь… или своих. Но защищал. Может это его призвание. А может… — он был дурак. Дурак это ведь просто тот, кто не такой как все. Вот и все.