На крыльях магии - Нортон Андрэ (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
Она отнесла исписанные таблички в комнату для записей — для новой девушки? — и взяла новые, завернутые в мокрое полотенце. Потом взяла чистый носовой платок, а подумав, еще один. В плохую погоду у нее всегда течет из носа.
Потом заторопилась на прежнее место и оттащила в сторону связку сена, чтобы сидеть одной. Когда старейшие и другие женщины начали возвращаться, Арона остановила Бритис и спросила:
— Сестра, что произошло у тебя с Осебергом?
Бритис покачала головой.
— Ну, та, которая настолько ревнива, что не может любить никаких детей, кроме собственных, не заслуживает подруг. — Лицо ее покраснело, а глаза распухли. — Эта ее ужасная мать достала ее, — жалобно призналась Бритис. — Ну, я рада, что госпожа Нориэль выбросила ее! Надеюсь, она замерзнет, умрет с голода, волки съедят ее, фальконеры отыщут, отнесут на Соколиный утес и скормят своим птицам!
Арона рассмеялась и обняла Бритис. Ханжеские представления Эгила о мести бывают еще забавней. Немного погодя Бритис тоже начала смеяться. Старейшая подняла веретено. Вперед вышла Марис, дочь Гайды, вместе с Эгилом.
— Эгил, дочь Элизабет, девушка, просит быть назначенной помощницей хранительницы записей, — начала старейшая.
Табличка выпала из онемевших пальцев Ароны и упала рабочей стороной в грязь, часть записей мгновенно погибла. Арона почти не заметила этого. Она смотрела на Эгила с открытым ртом, в животе у нее застыло. Она посмотрела на Марис, с которой работала так долго и много. Слезы потекли по ее щекам. Голова, казалось, вот-вот взорвется.
— Прошение удовлетворено, — произнесла старейшая. Было еще что-то сказано, но Арона слышала только какой-то шум. Она не могла поднять табличку, не могла ничего записать. Сидела, как в дурном сне, пока к ней не подошел Эгил.
— Похоже, мы теперь будем работать вместе, —весело проговорил он. — Эй! Арона! О чем ты плачешь? — Он удивленно и раздраженно протянул ей носовой платок. — Ты разве не рада за меня?
Глава девятая. Соколиная зима, соколиная весна
Солнечный свет казался холодным и мокрым, как снег, который еще лежал у домов и амбаров. Арона в который раз вытерла глаза и по протоптанной тропе пошла к Дому Записей. Она осунулась и похудела, упрямая усталость окутывала лицо, как челка, падавшая на глаза. Зима была голодной.
А теперь Эгил, он-дочь Элизабет, чтоб когти Джонкары изорвали его лживое сердце, собирается завтра с утра переселиться в Дом Записей.
— Госпожа, как ты могла? — возмутилась Арона, догоняя старуху.
Марис вздохнула и взяла девушку за руку.
— Ты сама сказала, дорогая, что работы слишком много для одного человека, а Эгилу нравится этим заниматься не меньше, чем тебе. Все образуется, вот увидишь.
Арона настаивала:
— А ты слышала его дикие идеи, что он собирается делать, став хранительницей?
Марис закашлялась, потом негромко рассмеялась.
— Как я вспоминаю, у всех молодых умных девушек бывают свои идеи. Разве ты сама не собиралась превратить Дом Записей в Дом Волшебства и узнать при этом все колдовские ритуалы?
Арона ничего не ответила. С тех пор как появились чужаки, у нее не было времени на давнее увлечение. Даже в середине зимы требовалось проводить уроки с Эгилом, нужно было шить, пока не начинали болеть пальцы. Приходилось восстанавливать запасы одежды, погибшие во время Поворота. Ее собственные таблички, заброшенные под кровать, покрывались пылью.
И теперь она лежала без сна и надеялась, что Эгил станет ей не соперником, а другом.
Он пришел вскоре после рассвета, и во всех его движениях видны были властность и уверенность. Арона ощетинилась, хотя обещала хозяйке, что не будет. Марис больна, и у нее нет сил на подобный вздор.
— Я знаю, вы в прошлом ссорились, — улыбнулась мягко госпожа Марис, положив руки на плечи молодых людей, — но теперь мои помощницы должны забыть о ссорах и всегда действовать заодно. Арона, покажи Эгил свою комнату и объясни, какие у нее обязанности, вот так. Будь хорошей девочкой. — Марис выглядела усталой и больной.
Эгил присвистнул, увидев комнатку с низким потолком. На колышке в стене висели платья Ароны. Он задумчиво посмотрел на девушку. Но внизу, когда она заявила:
— Домашними работами будем заниматься по очереди, — и протянула ему помойное ведро, он наклонил голову набок.
— Тебе это нравится, правда?
Что нравится?
— Я стараюсь быть справедливой, — ответила она, не глядя на него.
Эгил покачал головой.
— Если один человек лучше выполняет работу по дому, а другой лучше пишет, разве не разумно, чтобы каждый занимался тем, что у него лучше получается? — съехидничал он.
Это была тема их постоянных споров.
— Если госпожа Марис захочет изменить обычай, она это сделает. Я же не стану, — разозлилась Арона, укутывая руки и плечи, чтобы наносить воды. Он пошел за ней во двор, отнес ведра и подмигнул Ароне, когда Марис, увидя это, отдала Ароне помойное ведро. Она сердито посмотрела на него. Он торжествующе улыбался.
От утренних дел они перешли в комнату для записей, потом к починке одежды и шитью, потом снова к записям. И все это время они продолжали спорить.
— Первое, что я сделаю, — задумчиво проговорил Эгил, — возьму это ужасное сказание о предательстве и добавлю хороший комментарий.
— Только попробуй! — рассердилась Арона. — Госпожа Марис, как ты хорошо знаешь, ждет полного отчета о вчерашнем собрании.
— О, послушай! — усмехнулся он. — Одна бабка жалуется, что внук другой бабки подбил глаз ее внуку. Это несерьезно. — Но он был слишком хитер, чтобы дать понять госпоже, насколько он ленив, и принялся за работу прилежно, как будто делает это по желанию. Когда они закончили, он свернул свиток и осторожно закрыл чернильницу. Но когда потребовалось чистить овощи на ужин, как и следовало ожидать, он опять поднял шум. «Лентяй», — презрительно думала Арона. Однажды это поймет и госпожа Марис.
Вечером в их комнате она стала раздеваться, но повернулась и заметила, как Эгил смотрит на нее, словно готов ее проглотить.
— Эгил, — решительно высказала она, — это невежливо.
Он негромко рассмеялся.
— Никогда не ожидал от тебя такой ложной скромности, Арона. Ты ведь прекрасно знаешь, зачем мы здесь. — Он придвинулся к ней и обнял, а потом поцеловал, так же крепко, как в первый раз. Захваченная врасплох, она откинулась, уперлась руками ему в подбородок. Попыталась вырваться.
— Прекрати!
Но он только рассмеялся.
— Ну, если хочешь сначала поиграть… — И она увидела, что он готов поступить, как фальконер, выполняющий свой долг.
Но она пришла сюда не для того, чтобы заиметь ребенка! Почему Эгил так считает? Она сопротивлялась руками, ногами, зубами, пока наконец не высвободилась. Потом, совершенно голая, сбежала по лестнице.
— Госпожа, — воскликнула она и заплакала. Старая хранительница, которая дремала в кресле у очага, подняла голову и посмотрела на нее сонным взглядом. Арона присела у кресла и положила руки на колени хозяйке. Хоть ее душили слезы, она рассказала: — Он хотел сделать со мной то, что делают фальконеры. —Она при этом использовала окончание, которое относится к фальконерам и к животным в течке, добавив еще одно окончание, выражающее отрицание и негодование. — Он сказал, что я знаю, что так должно быть. Госпожа, — взмолилась она, — ты ему разрешила так поступить со мной?
Марис заморгала.
— Тебе приснился кошмар, дорогая? — спросила она. Лицо ее покраснело от огня.
Арона ахнула, вытянула руки, исцарапанные и побитые, показала их в тусклом свете.
— Это сон? — воскликнула она.
— Вы дрались, — строго проговорила Марис. — Это недостойно, Арона.
— Он пытался… О, госпожа! Разве ты не слышала, что я сказала?
— Возвращайся наверх, дорогая, и помирись с ней.
Арона прикусила губу, слезы катились по ее лицу.
— Неправильно посылать меня, не предупредив, что я получу ребенка. Так всегда говорят старейшие. Если Эгил останется наверху, я буду спать здесь.
