Минос, царь Крита (СИ) - Назаренко Татьяна (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Я же едва удерживался от того, чтобы сорваться с кресла и, по старой памяти, крепко обнять его.
— Сегодня я повелел совершить гекатомбу в честь богов, хранивших меня во время похода против Бритомартис. В знак своей милости я дозволяю тебе и твоим промахам явиться на жертвоприношение. И пусть придут они на пир, который я приказал устроить в Малой столовой палате.
— В Малой? — удивленно переспросил Вадунар и спохватился, коснулся пальцами тонких губ.
— Такова воля царицы Европы, — я пожал плечами, сделав вид, что не заметил непочтительности, проявленной моим гепетом. В конце-концов, другу Вадунару такие вольности позволялись. — Она не хочет осквернять нашим присутствием священное место, где совершались пиры в честь Бритомартис. Я уступил её воле.
Вадунар молчал, всё так же уставившись в землю. Я улыбнулся и, всё же не совладав с собой, поднялся и подошел к нему, положил руку на его плечо:
— Давай забудем о том, что легло межу нами, мой старый, верный Вадунар.
— Анакт, ты великодушен, как истинный бог! — прошептал он, и в голосе его зазвучали слёзы. — Дозволь мне удалиться.
— Дозволяю, — кивнул я. — И поспеши обрадовать промахов доброй вестью.
Он поклонился и поспешно вышел. Я долго не мог отвести глаз от перехода, в котором он скрылся, и не сразу почувствовал, что по щекам моим катятся слёзы. Поспешно утер их, схватил зеркало и, озираясь, как вор (не видел ли кто?), прядью волос стер черные дорожки потекшей сурьмы. Глянул в окно на солнце. До жертвоприношения оставалось совсем немного времени. Пора было трогаться в путь.
В святилище на горе, что напоминает с моря профиль бородатого мужа, уже все было готово к гекатомбе. Сотня тельцов с вызолоченными рогами, украшенная цветами, трубно мыча, стояла, охраняемая знатными юношами — отпрысками лучших семей Крита. Промахи уже собрались и приветствовали моё появление радостными криками. Я сдержанно улыбнулся им, хотя сердце моё прыгало в груди, ликуя. Варвары и паросцы тоже стояли здесь. И критяне посматривали на них весьма недружелюбно. Мои головорезы тоже выглядели не более радушно, чем волки, почуявшие псов. Но ссоры в священном месте затеять не решались.
Юный Амфитрион, сын Пепарета из Кносса, возложил на мою голову дубовый венок. Я взмахнул рукой, давая знак к началу жертвоприношения. Тотчас заиграли флейты. Под их протяжные, торжественные звуки знатные юноши опутали быкам ноги, и я собственноручно осыпал самого упитанного тельца ячменем и солью. А потом, во славу Зевса, рассек ему лоб ударом секиры, содрав шкуру и расчленив тушу, возложил его бедра на костер и, обрызгав их неразбавленным вином, запалил пламя, вознося восторженные хвалы отцу моему и верным ему жителям Олимпа. Я восславил их всех, умышленно не назвав лишь Бритомартис-Диктину. Сарпедон нахмурился и подсказал мне её имя, но я сделал вид, что не услышал.
Костры, пылавшие на мощеной площадке, наполнили воздух ароматом жареного мяса. Юноши разнесли меж нами подкопченную на огне требуху. Я взял кусок.
Брат Сарпедон, всю церемонию неодобрительно наблюдавший за мной, не выдержал:
— Ты становишься истинным чужеземцем, Минос. Уподобляешься косматым сынам Эллина, — укоризненно произнес он, проникновенно глядя мне в глаза. На лице его блуждала беспомощная, просящая улыбка. Неужели он все еще надеялся уговорить меня одуматься? — Вот уже и богов ты славишь на чужеземный манер, забывая обычаи предков.
— Вот как?! — я вскинул бровь: и этот туда же! — Разве отец наш — не бог ахейцев? Разве не чтил его Астерий, сын Тектама? Разве кровь меднокудрых сынов Эллина не текла в его жилах?
— А медведи из кедровых лесов Баб-Или тоже в родстве с нашим отцом? — в голосе брата мне послышались с трудом сдерживаемые слёзы отчаяния. — Не гневи богов Крита, они покарают весь остров за дела твои!
— У Бритомартис не хватит силы на то, чтобы противостоять нашему отцу! — нарочито резко прервал его я и отошел прочь.
— Ты пожалеешь об этом! Помнишь, ты не раз говорил мне, что я забываю о долге царевича? А сам памятуешь ли об обязанностях царя? — с отчаянием крикнул мне Сарпедон.
— Я жду всех на пиру! — возгласил я, снова пропуская мимо ушей слова брата.
Варвары отозвались восторженными возгласами. Но и на лицах промахов отразилась радость.
Закончив жертвоприношения и залив самый большой костер вином, мы вернулись во дворец. Прежде, чем явиться в пиршественную залу, я направился в свои покои, чтобы омыть бычью кровь и умастить себя благовониями. Сняв одежду и украшения, я с наслаждением подставил руки под струю чистой, теплой воды, которой услужливо поливала мне рабыня. Потом уселся в кресло. Прикрыл глаза. Усталость вновь напомнила о себе. Сейчас душа моя была подобна очагу, в котором погас огонь. Будь моя воля, я никуда бы не пошел, а залез в ванну и, прогнав банщика, сидел бы там, слушая как рабыня из дальней Та-Кемет выводит прозрачным голосом тоскливую песню своей земли. "Если б я знал, где боги, я бы принес им жертву". Но не время уступать душевной и телесной слабости. Я только что, во время гекатомбы, начал опасное дело, и теперь оно требовало завершения. Я уже решил, как следует примирить промахов с варварами. Конечно, всё могло пойти вразрез с моими помыслами, но рисковать я никогда не боялся.
— Гепет Вадунар, сын Энхелиавона, предводитель промахов хочет видеть тебя, анакт!
Я махнул рукой и радостно воскликнул:
— Пусть войдет.
Вадунар ступил в покои и, покорно склонив голову, замер у порога.
Я встал, подошел к нему, обнял за талию, провел вглубь покоев, давая понять, что не хочу соблюдать сложные церемонии. Но Вадунар не был настроен благодушно. Его тревога передалась мне:
— Я вижу, ты чем-то озабочен, мой друг?
— Твоя милость, царь, велика, и сердца промахов исполнены радости! Но кое-что омрачает её. Твои варвары также будут на пиру! — воскликнул Вадунар. Лицо его скривилось, будто речь шла о необходимости пировать в свином хлеву. — Это же не люди, а скоты! От одного их вида пропадает желание есть. А смердит от них, как от старых баранов!
— Не больше, чем от критян, — огрызнулся я, не сдержавшись. — Давно это ты начал, подобно своему братцу, морщиться от запаха мужского пота?
— Ты не боишься, Минос, что мои молодцы пересчитают варварам зубы и ребра? — озабоченно покосился на меня Вадунар.
— Нет, — нахмурился я. — Я намеренно решил свести вас. И кстати, устроить попойку на славу, которая, полагаю, приведет к драке.
Он недоуменно поднял бровь. Я пояснил:
— Часто хорошая драка кладет начало долгой дружбе.
— Полагаюсь на твою мудрость, Минос, ибо не раз замечал я, что твоё знание сердец человеческих превосходит разумение любого из мужей, мне известных. Не лжёт молва: сами боги обучали тебя таинству знания людских душ!
И все же в голосе его слышалось сомнение.
Я успокаивающе похлопал его по руке:
— Верю, боги помогут мне.
В покои вошел мой брадобрей. Я опять опустился в кресло, и он принялся поправлять растрепавшуюся на ветру прическу, потекшую краску на глазах.
— Да хранят тебя боги с Олимпа, Минос, — произнес Вадунар. — И пусть ничто не омрачит твою радость сегодня!
Я печально улыбнулся:
— Радость!!! Если бы ты знал, как я устал за эти месяцы! Кажется, что я постарел на добрый десяток лет!
Вадунар дружески улыбнулся:
— Так стряхни груз забот и хоть раз, Минос, повеселись с нами, как сердце твое желает. Право, царь, я не могу понять тебя. Почему ты на пирушках всегда сидишь, как покойник, случайно забредший на свадьбу? Готов простить все обиды твоим варварам, если они научили тебя пить!
Я рассмеялся и покачал головой: мать меня с детства учила, что царь должен быть всегда непогрешим и величественен перед лицом своих подданных. Я прекрасно знал, что делает со мной вино, и потому стремился сохранять умеренность во всем. Тем не менее, простые и грубые пирушки воинов я любил страстно. Мне нравилось наблюдать за ними. Пирующий промах — не менее прекрасное зрелище, чем идущий на бой перед лицом царя или одержимый радостью битвы.
