Дань псам (ЛП) - Эриксон Стивен (бесплатная регистрация книга TXT) 📗

— Эти Гончие, — сказал Раллик, — совсем не вовремя.

— Кажется, их стены не остановят. Есть идеи, зачем они пришли?

Раллик не ответил; Торвальд поглядел на него и увидел, что кузен взирает на разбитую луну.

Торвальд не стал смотреть туда же. Небесное месиво его пугало. Скоро ли кружащиеся обломки посыпятся вниз дождем? Раллик недавно заметил, что они, кажется, двинулись в ином направлении и становятся все меньше. Есть и вторая луна, катящаяся медленнее и, значит, расположенная дальше. Она кажется крошечной, но настоящий ее размер непонятен. Имеется распространенное мнение, что она может быть иным миром, столь же большим, как наш. Кто знает — вдруг именно она обречена попасть под смертельный ливень? Нет, Торвальду совсем не хотелось думать об этом.

— Раллик…

— Ладно, Тор. Я хочу, чтобы ты оставался здесь, в пределах стен. Вряд ли будут неприятности — Хозяйка пробудила защитные чары.

— Тизерра…

— Женщина умная, да к тому же ведьма. С ней все будет хорошо. Сейчас она, скорее всего, беспокоится за тебя. Останься здесь, кузен, до рассвета.

— А что ты?

Раллик повернулся; миг спустя Торвальд ощутил чье-то присутствие и тоже повернулся.

Воркана закуталась в толстый серый плащ. — Верховный Алхимик, — сказала она Раллику, — намекал, что мы должны быть близко на случай… необходимости. Думаю, время пришло.

Раллик кивнул: — Крыши и канаты, Хозяйка?

Женщина улыбнулась: — Ты заставляешь меня мечтать о былом. Прошу, веди меня.

О да, Торвальд понял все тонкие слои, скрытые за этими словами, и порадовался. «Пусть кузен найдет счастье с самой опасной в мире женщиной. Но ведь и я нашел его с самой опасной женщиной — после Ворканы. Особенно опасной она станет, если я забуду купить хлеба».

Обогнув угол — позади аллея, впереди широкая улица — Скорч и Лефф замялись. Нет смысла становиться неосторожными, даже если атаки ассасинов не предвидится. Может, они размножаются быстро как опарыши — Скорч вовсе не уверен, что Лефф пошутил, говоря так. Вовсе не уверен.

Улица пуста. Ни беженцев, ни стражи, ни злодейских убийц в черном.

Что важнее всего: ни одного Пса.

— Проклятие, — прошипел Лефф, — где же зверье? Неужто ты воняешь страшнее и злее всех, Скорч? В этом проблема? Вот дерьмо! Я мечтал об ожерелье из клыков. А может, и о лапке на поясе.

— Лапке? Скорее о гигантской дубине, от которой тебя при ходьбе перекосит. Вот было бы смешно увидеть. Стоит убить пару Гончих, просто чтобы поглядеть. Лапка Гончей, ха-ха.

— Ты сам говорил, что хочешь череп!

— Я ж не хочу его носить. Думал сделать лодку, выскоблить, понял? Можно было бы по озеру плавать.

— Черепа не плавают. Разве что твой, он ведь из пробки.

Они вышли на улицу.

— Я назвал бы ее «Гони-в-море». Как тебе?

— Скорее «Тони-в-море».

— Ты сам не знаешь, о чем болтаешь, Лефф. Вот в чем твоя проблема. Всегда так было и так будет.

— Жаль, здесь нет еще двадцати ассасинов.

— Их тут было еще больше, но не про нас. Тор сказал, что мы были отвлекающим маневром.

— Мы их отвлекли, это точно.

В этот миг показалась Гончая Теней, шагах в двадцати. Бока ее тяжело вздымались, кожа свисала кровавыми полосами. Пасть была покрыта багряной пеной. Повернув голову, зверь заметил их.

Скорч и Лефф одновременно подняли самострелы вертикально и принялись вставлять болты с зазубренными наконечниками. Затем медленно опустили оружие и прицелились.

Раздувая ноздри, зверь попятился. Еще миг — и он пропал.

— Дерьмо!

— Я знал, что ты воняешь! Мы почти его достали!

— Это не я!

— С тобой гулять неинтересно, Скорч. Совсем неинтересно. Ты любой шанс срываешь.

— Не специально. Я же люблю веселиться не хуже тебя, сам знаешь!

— В следующий раз, — пробормотал Лефф, — сначала стреляем, потом спорим.

— Хорошая мысль. В следующий раз. В следующий раз все сделаем правильно.

Под луной, осадившей его мрачными воспоминаниями, Резак гнал уведенного у Коля коня. Одной рукой он сжимал неудобное копье, чувствуя всю его тяжесть. К такому оружию он не привык… и все же что-то не давало ему его выбросить.

Он слышал Гончих Тени, разбушевавшихся в городе словно стая демонов, и это также пробуждало воспоминания, сладко-горькие, ибо в них была она, темный, но невыразимо нежный силуэт. Он заново видел каждую из ее улыбок, таких редких, и улыбки падали на душу каплями кислоты.

Он так одинок — с того самого утра, когда проснулся в монастыре и обнаружил, что она ушла. Да, он состроил бравое лицо, встав перед богом и не желая замечать сочувствия в темных глазах Котиллиона. Он сказал себе, что это смело: позволить ей уйти, принять роковое решение. Смелость. Жертва.

Но теперь он в это не верит. Никакого жертвоприношения нет в том, чтобы стать одиноким. Нет смелости в бездействии. Он оказался на деле гораздо младше ее. Младше — то есть бесчувственнее, безответственнее. Когда мысль ранит и пугает, ты попросту отказываешься размышлять, вместо этого отдаваясь волнам диких эмоций, украшая щит истины одним «убеждением» за другим. Истины? Теперь он знает, что никакой истины не знал. Хвастовство, вызывающее позерство, самовлюбленность… каким ребяческим всё это кажется сегодня, каким жалким. «Я, кажется, обрел ныне чистейшую из истин. Но никто слушать не станет. Чем ты старше, тем толще стены. Не удивляюсь, что молодежь так цинична. Совсем не удивляюсь».

Ох, она еще стоит, темный силуэт в памяти, блеск глаз, улыбка, расцветающая на устах в тот же миг, когда она отворачивается. И он не может забыть.

В этот же миг Чаллиса, поднявшаяся на вершину башни — убогого гадробийского довеска к красотам имения — вышла на крышу и отпрянула, вдохнув густой смрад гари. Она все еще держала в руках хрустальную полусферу, и в ней сияла пленная луна. Она помедлила, подняла взор и поразилась, узрев разрушения, заволокшие треть неба клубы дыма.

Однако… она оставила ему дурные привычки. Ужасные, определившие весь ход его жизни. Резак помнил выражение лица Раллика — шок, отвращение — когда тот поглядел на застрявший в плече нож. Да, понимание — Резак стал креатурой Апсалар, во всем, во всем. Да, еще один конченый мужчина.

Казалось подходящей шуткой, что луна распалась в ночном небе; но радоваться столь дурному знамению трудно. У него нет крутизны Раллика, слои рубцов не легли доспехами на душу. Она многое дала ему, но Резак не стал точным отражением Апсалар. Ему не дана способность заглушать отвращение, нежелание убивать; мысль о «возмездии» кажется ему пресней тюремной каши. Уж она такого не чувствует.

Он скакал по улице.

Псы его знают, и если это имеет значение, бояться сегодня ночью ему нечего.

Иногда случайные беженцы пересекали дорогу. Словно отчаявшиеся крысы. Умы их забиты мыслями об убежище, с лиц исчезло все человеческое. Жажда выжить подобна лихорадке, от нее глаза становятся белыми, как у вытащенной на берег рыбы. Резак смотрел на людей — и чувствовал, как разрывается сердце.

«Это мой город. Даруджистан. Голубые Огни. Он такого не заслужил».

Нет, он не боится Гончих Псов. Он их презирает. Учиненное ими разрушение так бессмысленно, так бездумно. Не похоже, что за этим стоит Котиллион. Тут пахнет Темным, его переменчивостью, его холодной жестокостью. Он отпустил зверей порезвиться. Полакать крови, погрызть костей. Погреться в пламени, погулять в руинах. Весь этот страх, все эти бедствия… чего ради?

Неудобное или нет, но копье как будто утешало его руку. Да, если только Темный Трон покажется, он найдет, куда его вонзить.

Там, в крошечном совершенном мире, луна остается невредимой, сияет чистым светом. Было время, поняла Чаллиса, когда она сама была такой же. Незапятнанной, не склонной к убогим компромиссам. Ей еще не хотелось скоблить грязную кожу, протирать остекленевшие глаза.