Наследие. Трилогия (ЛП) - Джемисин Нора Кейта (читать книги .TXT) 📗
– Меня привел сюда случай. А ты чем будешь оправдываться?
Она изящно подняла бровь – безупречную, как и прочие черты ее амнийского лица. Это, конечно, была обновленная внешность. До Войны Эган выглядела как представительницы того пустынного племени. Мы не обращали внимания на смертного, пытающегося нежно покусывать ее шею.
– Скукой. Опытом. Все как обычно. Во время Войны лучше всего выживали те, кто больше держался среди смертных, оттачивая свою природу. – Она прищурилась. – А ты не очень-то помогал…
– Я сражался с сумасшедшим, загубившим нашу семью, – устало проговорил я. – И – да, я дрался со всяким, кто ему помогал. С какой стати все ведут себя так, будто я сотворил что-то ужасное?
– Потому что ты и все вы, кто бился на стороне Нахи, по ходу дела потеряли себя, – рявкнула Эган, и ее тело так напружинилось от гнева, что любовник слегка отшатнулся и удивленно заморгал. – Он заразил вас своей яростью! Вы не просто убивали тех, кто вам противостоял, вы уничтожали всех, кто пытался вас остановить. Даже тех, кто взывал к примирению, если вам казалось, что им следовало бы сражаться. Убивали смертных, если у них хватало отваги просить у вас помощи. Во имя Вихря! Ты ведешь себя так, будто в тот день спятил один только Темпа!
Я слушал ее, постепенно вскипая негодованием, пока оно внезапно не улеглось. Я просто не мог поддерживать ярость, присущую божеству. Голова еще болела от выпитого накануне и от принятого тогда же Ахадова битья, и я физически чувствовал, как с кожи облетают отмирающие чешуйки: одни замещались, другие терялись навсегда, и кожа мало-помалу становилась все грубее и суше, чтобы однажды покрыться морщинами и пятнами старческой «гречки». Кавалер Эган тронул ее за плечо в попытке утешить. Попытка жалкая, но, как ни странно, довольно успешная: Эган немного смягчилась и криво улыбнулась ему, как бы извиняясь за сбитое настроение. Это заставило меня поневоле вспомнить Шахар и свое одиночество, грозившее растянуться на весь остаток моей несусветно короткой жизни.
Я к тому, что обстоятельства как-то не способствовали поддержанию двухтысячелетней свары.
Я тряхнул головой и хотел было скрыться за дверью, но, уже закрывая ее, услышал голос Эган:
– Сиэй! Погоди.
Я опасливо приоткрыл дверь. Она хмурилась, разглядывая меня.
– Ты вроде как-то изменился… В чем дело?
Я снова помотал головой:
– Да ничего особенного. Слушай…
Я вдруг сообразил, что у меня больше может не оказаться возможности сказать это ей или еще кому-то из родственников. Не годилось умирать, оставив незавершенными столько дел: это было бы несправедливо.
– Мне очень жаль, Эган. Я знаю, после всего случившегося это ровно ничего не значит. Я бы хотел… – Я даже хохотнул: ишь ты, сколько желаний. – Ладно, проехали.
– Ты что, работать здесь собираешься? – Эган между делом провела ладонью по спине своего смертного; тот со счастливым вздохом прильнул к ней.
– Нет, – вырвалось у меня, но тут я вспомнил планы Ахада. – В смысле, не таким образом. – Я ткнул в ее сторону подбородком. – Не обижайся, но меня сейчас к смертным как-то не тянет.
– Это очень даже понятно, учитывая, через что ты прошел, – сказала она. Я удивленно моргнул, и она тонко улыбнулась. – Никому из нас не нравилось содеянное Итемпасом, Сиэй. Но на тот момент ваше заточение казалось единственным здравым решением, на которое он согласился… после всего остального безумия. – Она вздохнула. – У нас было предостаточно времени подумать, так ли верен оказался тот выбор. Ну, а потом… Да ты сам знаешь, каков он, когда надо пересматривать свое мнение.
Что в переводе означало: «он и не подумал».
– Знаю.
Эган задумчиво посмотрела на своего смертного. Потом на меня. Потом опять на него.
– Ну? Что скажешь?
Мужик выглядел удивленным, но и обрадованным. Он тоже уставился на меня, и внезапно я понял, что затевалось. Я неудержимо залился краской, и мужчина заулыбался.
– Думаю, будет славно, – сказал он.
– Нет, – быстро отказался я. – Я… ну… в общем, спасибо. Знаю, вы хотите как лучше, но – нет.
Тут Эган улыбнулась, несказанно меня удивив, потому что в ее улыбке оказалось больше сочувствия, чем я когда-либо рассчитывал увидеть.
– Давно ли ты последний раз был с кем-нибудь из своих? – спросила она, окончательно поставив меня в тупик.
Отвечать было нечего: я действительно не мог припомнить, когда последний раз занимался любовью с божеством. Нахадот… Нет, тут все было по-другому. Он был низложен, втиснут в смертную плоть, загнан в бездну отчаяния и одиночества. То, что произошло между нами, соитием назвать было невозможно, скорее – простой жалостью. А до того это могла быть…
забыть
Чжакка? Сельфорина? Элишад? Нет, это было столетия назад, когда он еще любил меня. Может, Гвон?
А что, вдруг это не такая уж плохая идея – забыться с кем-нибудь хотя бы на время. Дать одной из своего племени унести мою душу туда, куда она пожелает, познать утешение…
Сделать то, что я делал для Шахар…
– Нет, – повторил я уже мягче. – Не теперь. Я еще не готов. Но все равно спасибо.
Она всмотрелась в меня долгим взглядом, быть может видя больше того, что я хотел бы ей показать. Поняла ли она, что я постепенно становлюсь смертным? Это, кстати, было одной из причин отказаться от ее предложения: уж тогда-то она точно все поняла бы. Но мне подумалось, что ее взгляд нес в себе нечто иное. Я даже заподозрил – всего лишь заподозрил, – что ей было не совсем на меня наплевать.
– Если вдруг передумаешь, предложение остается в силе, – сказала она и вдруг одарила меня улыбкой. – Смотри, придется делиться!
Она обратила сияющую улыбку уже на смертного, и они двинулись дальше, поднимаясь на следующий этаж.
Тем временем мое пробуждение не осталось незамеченным. Когда, проводив Эган взглядом, я отвернулся, передо мной предстал слуга, тихо поднявшийся по лестнице.
– Господь Сиэй, – произнес он с поклоном. – Господин Ахад просит пожаловать к нему в кабинет, когда тебе будет угодно.
Я подбоченился:
– Я уж точно знаю, что просьбами тут и не пахнет…
Слуга помолчал, но в глазах у него читалось веселье.
– Полагаю, – сообщил он, – ты не захочешь услышать и то слово, которое он употребил вместо твоего имени.
Я последовал за слугой вниз. Пока мы шли, он негромко пояснил, что в эти вечерние часы на глаза показываются лишь куртизаны: это требовалось для поддержания иллюзии, будто в этом здании обитают лишь прелестные существа, дарующие невинное удовольствие. Вид же слуг напоминал посетителям, что «Герб ночи» – заведение деловое. А вот зрелище личностей вроде меня (тоже вроде как слуг, но иного рода – этого он не сказал, но я догадался) внушало мысль, что дарование удовольствий – лишь одно из различных дел, которые здесь проворачиваются.
Поэтому он сразу завел меня в помещение, показавшееся мне кладовкой. На деле это оказался вход на скудно освещенную винтовую лестницу. По ней туда-сюда сновали слуги, а время от времени – смертные куртизаны. Все они улыбались и на ходу обменивались дружескими приветствиями. (Не в пример слугам, работавшим в Небе.) Когда мы достигли нижнего этажа, слуга провел меня коротким извилистым коридором, живо напомнившим мои собственные замкнутые пространства, и наконец открыл дверь, прорезанную в голой деревянной стене:
– Входи, господь Сиэй.
Я шагнул вперед и без особого удивления увидел знакомую обстановку Ахадова кабинета. Зато удивительным стало то, что хозяин был не один.
Молодая женщина, сидевшая в кресле напротив него, притянула бы любой взгляд, даже не будь она красавицей. Отчасти из-за того, что она была из народа мароне, а отчасти из-за своего роста. Она была очень высокой для женщины, даже когда сидела. Ее голова заметно возвышалась над высокой спинкой кресла, а мягкий нимб черных волос зрительно делал ее еще выше. У нее была изысканная фигура, и держалась эта женщина с огромным достоинством, чему способствовал тонкий аромат духов из цветов хираса. Одета она была самым простонародным образом: неприметного цвета длинная юбка, жакет, старые башмаки, но все рано выглядела как королева.