Сильнейшие - Дильдина Светлана (читать книги полные txt) 📗
Направлялись за пределы города, мимо полей, к лесу, к обрывам реки Читери.
Два часа сумасшедшего бега с редкими остановками, когда, тяжело дыша, звери стояли на расстоянии руки и смотрели глаза в глаза — желтые с оранжевым волчьи и синие, неправильного цвета для зверя-энихи.
Ветер обрушился на них, принявших человеческий облик, когда двое стали на обрыве реки. Душный и плотный ветер трепал короткие широкие штаны и юбку, словно не только одежду хотел сорвать с людей, но и саму плоть.
— О! — задохнулся мальчишка, раскидывая руки и обнимая ветер.
А Шиталь скинула все, что было на ней, и прыгнула в реку.
— Догоняй, аши!
Спохватившись, мальчишка бросился вслед за ней прямо в одежде. Шиталь плыла быстро, размашистыми сильными гребками рассекая заметно прохладную воду, и мальчишка, как ни старался, догнать женщину не мог. Холодная скользкая рыба задела ногу; он дернулся и отстал окончательно. Шиталь повернула к берегу.
Развернулась к мальчишке, нырнула, проплыла снизу — и мгновение спустя была уже на берегу.
Глотая ртом воздух, мальчик выбрался из воды вслед за ней, встряхнув волосами, словно энихи отряхивал воду. Повалился на песок рядом, перекатился, оказавшись возле Шиталь. Та смеялась — самую малость уставшая, с короткими мокрыми волосами и прилипшими к телу бесчисленными золотыми песчинками. Сосны качали ветками неподалеку.
Лежа, мальчишка поднял голову:
— Ты красивей всех! Когда я стану взрослым, примешь меня?
— Аши, я старше твоего брата, — улыбнулась Шиталь.
— Все равно! Примешь?
— Да, — Шиталь коснулась губами его щеки. — Если не передумаешь, — легко рассмеялась.
Дом Шиталь располагался на небольшом возвышении, и Кайе считал, что правильно это — солнце должно сиять свысока, а разве Шиталь не была для него солнцем?
Золотистый, просторный дом, как у всех Сильнейших. Несколько каменных строений, соединенных садом и террасами. В гостях у волчицы-оборотня был — словно у себя, как и повсюду, впрочем. Но здешнее все имело привкус сказки, медовой, текучей, в которую хочется погружаться с головой и не выныривать никогда.
Он сворачивался на шкуре или прямо на полу довольным котенком, хоть и в человечьем обличье, ладонями пытался накрыть блики света, скользящие пятнышки, смеялся и сердился, когда это упорно не удавалось — хоть и понимал, что никогда не удастся.
Им нельзя не залюбоваться, думала Шиталь. Хочется держать его подле себя, питаться его беспечностью и безудержностью, как растения питаются солнечным светом. Черты еще детски округлые, не разобрать, каким вырастет — да и неважно, какие они: будь он уродлив, все равно лучше многих. Слишком живой… нельзя не залюбоваться живым язычком пламени. Ни мига не посидит неподвижно; даже если спокоен внешне, под кожей пульсирует горячая кровь, и тело напряжено — вскочить, и горло — засмеяться, крикнуть…
— Я приду завтра! Мы побежим снова на реку, да?
— Иди! — чуть приподняла его — сильная, опустила на гладкий пол. Взъерошила и без того непослушные волосы: — Если захочешь — всегда!
И он умчался, раскинув руки, словно хотел поймать весь мир и унести с собой. Шиталь залпом выпила чашку воды, задумалась — но не сдержала улыбки. Кем бы он ни был… такое дитя.
Дар или проклятие Рода Тайау, а то и всей Асталы.
Звонкие голоса раздавались из-за поворота одной из улочек. Кайе пробежал несколько шагов и остановился. На маленькой площадке шестеро детей играли в мяч — встрепанные, пыльные, смеющиеся. Мальчика заметили, стихли, рассматривая. Потом одна девочка улыбнулась ему и сделала приглашающий знак. Одеты все были в штаны, даже девочки — удобнее для игры, чем запашные юбки; на девочках кофточки-челле. Кайе подошел к детям, всматриваясь в лица. Дети почуяли в новичке вожака, настроенного благожелательно.
— Иди на нашу половину, — позвал один мальчик.
И вскрикнул другой. Пальцем показал на золотой знак, украшающий плечо. Дети застыли, не смея пошевелиться.
Кайе скривился презрительно, шагнул к девочке, державшей мяч. Взглянул в упор. Она была красива — смуглая почти до черноты, тугие кольца волос. Прижимала к себе мяч, словно пыталась спрятаться за ним.
— Дай, — приказал.
Девочка дрожащей рукой протянула войлочный шар, оплетенный тонкой веревкой.
Кайе зло усмехнулся и с разворота швырнул мяч в щиток, намеренно сильно, снеся его со стойки.
Повернулся и пошел прочь.
Астала была — для Сильнейших. Астала была его. Одиннадцать весен прожил, и никто не вставал на пути. Но дома всегда тесно мальчишке, даже если дом — много-много тысяч шагов протяженностью.
Когда новый перевал открыли в горах и Къятта собрался к нему — не просился, просто сказал: я тоже поеду. Услышав «нет», отмахнулся. Как это нет? Не бывает такого слова.
— Я хочу в горы. По-настоящему. И к морю…
— Отстань.
Мальчишка разозлился, как и следовало ожидать, влез на дерево и просидел на ветке полдня — домочадцы так хорошо себя чувствовали, пока он торчал на вершине у всех на виду и далеко ото всех. Потом слез и начал собираться в дорогу. Янтарные глаза старшего наблюдали за ним, внимательно — так ястреб следит за тенями добычи в поле.
— Так просто — попроси, постарайся уговорить, разве не затем язык тебе дан? — сказала Киаль.
Не понял ее. Уговаривать — это как, и зачем? Проще бежать следом за грис, раз уж захотелось.
— Посади его под замок, — нажаловалась деду Киаль.
— Это еще к чему?
— Къятта его брать не хочет, так он все равно сбежит. Моря ему захотелось! А Къятта говорит, что не станут спускаться к морю, до верхней точки дойдут, и обратно, а то и меньше, если для грис тяжело подниматься.
Дед потрепал внучку по подбородку и велел быть свободной. А вечером долго смеялся — у мальчишки, похоже, было чутье на ябедников, и Киаль обнаружила здоровенную сколопендру у себя под подушкой. И ведь как-то прокрался мимо служанок!
Паршивца внука ждало серьезное наказание — едва ли не впервые в жизни. Соображать надо, ядовитую многоножку подкладывать! Это у него кровь такая, что все укусы нипочем, кроме разве что особо опасных змей. А девочка могла заболеть серьезно. Ахатта задумался, что бы с ним сделать такое — боль перенесет не пикнув, ограничить его в чем — еще больше взбесится, и Киаль тогда совсем несладко придется.
В конце концов позвал к себе взъерошенное сокровище и объяснил, что оно могло лишиться сестры из-за собственной дурости. Ласково так. Чуть преувеличив, но почти незаметно — сколопендры и впрямь опасны, а Киаль девочка хрупкая. Сокровище кусало губы, сверкая исподлобья синими глазищами, а потом внучка нашла у себя на подушке розовую водяную лилию.
— Поедет со мной, — сказал Къятта.
— Не стоит. Словно поощрение ему, — отрезал дед.
— Да брось, — молодой человек лениво смотрел на облака. Тоже оборотни… как братишка. — Если не возьму, он тут никому жизни не даст. Нужны тебе лишние хлопоты? И ему пора ума набираться.
Путь, занявший около десяти дней по лесам и открытой местности, показался недолгим — лишь одна ночь выдалась не слишком спокойной. На ровном плато, где заночевали, были словно сверху огромной рукой рассыпаны стоячие камни — круглые и длинные, высотой в рост человека. Может, небесный гигант ожерелье порвал.
— Камни… — протянул Нъенна, обозревая плато. — И движутся наверняка. Следы — заметили?
Бороздки — скорее, дорожки углубленные — были отчетливо видны, словно большая тяжелая улитка ползала туда и сюда.
— Камни… движутся? — глаза мальчишки приобрели сходство с колесами.
— По всей Лиме есть такие камни. Опасных — мало.
— Опасных?
— Могут убить во сне, если лечь рядом. Проедет по тебе, словно по ровному месту.
— Чушь! — покривился мальчишка. — Любой проснется!
— Отчего-то не просыпаются…
Кайе представил, как через него спящего переползает огромный валун, и движется дальше, оставляя кровавую лепешку — и мальчика передернуло. Умереть в бою, или сгореть в собственном пламени — к такому можно только стремиться, но быть раздавленным тупым камнем… это уж чересчур.
