Ветеринар для Единорога - О'Донохью Ник (читать книги полностью .TXT) 📗
Некоторое время все сидели молча. Потом Кружка стал рассказывать дальше:
— Я ходил по Варшаве четыре или пять дней, спрашивая о знакомых. Иногда мне рассказывали, как кто-то из них умер. По большей части они просто исчезли, но иногда какое-то имя было известно тем, кто жил в Варшаве теперь. Я рассказал о своей семье и о поезде, который шел в Треблинку, и мне ответили, что все, кто в этом поезде был, развеялись с дымом. Так это там называли: тела сожгли в печах крематория, а души развеялись с дымом.
Ли Энн поежилась. Кружка сказал тихо:
— Мне жаль огорчать вас, юная леди, но так это и было. Я вырос в городском районе, где все друг друга знали: человек пятьсот я называл по имени, еще столько же знал в лицо. Я был общительный мальчишка. Но из жителей этого района немцы за год уничтожили больше пятидесяти тысяч. Дома были разрушены, люди мертвы, мой мир исчез.
Последний вопрос — о своих братьях и сестрах — я задал человеку, который годился бы мне в отцы. Он спросил, когда я кого-нибудь из них видел в последний раз. Я рассказал. Он сильно ударил меня и сбил с ног.» И ты живешь после этого? — Его лицо дергалось. — Ты живешь?» Он наклонился и прокричал мне в лицо:» Я был в Дахау, парень. Немцы заставили меня сортировать башмаки, детские башмаки, тысячи и тысячи. Их привозили из Треблинки, из Аушвица, из Майданека. А ты живешь!» Он был готов избить меня до смерти. Я поднялся и ушел.
Кружка вздохнул:
— Теперь я понимаю, хотя тогда и не понял. Он на самом деле говорил мне:» Почему я остался жив, когда они все погибли, и почему ты тоже жив?» Но тогда я многого не знал, не знал еще долго.
Я вышел из Варшавы и отправился вдоль той железной дороги. Я вернулся на Перекресток. Потом, уже взрослым человеком, я построил эту гостиницу. — Кружка пожал плечами. — Вот и вся история. — Промежуток в сорок пять лет жизни и расставание с целым миром — и всего лишь пожатие плеч…
— И вы никогда больше туда не возвращались? — медленно проговорила Ли Энн. Кружка покачал головой:
— Мне приносят книги, я узнаю новости. Мне нет нужды возвращаться.
Анни непонимающе посмотрела на него:
— Я могу себе представить, какое вы испытали горе, какой гнев. Но отказаться от своего мира? — Она посмотрела ему в глаза. — Отказаться от своей религии?
— Послушайте, красавица, — ответил Кружка гневно, — мне было десять лет, когда я в последний раз видел раввина, последний раз молился. Так что не говорите мне о том, от чего я отказался. И не смейте судить меня. Разве вы знаете, что такое потерять всех близких и жить, когда никто даже представить себе не может, как ты страдаешь?
Он обвел взглядом студентов и неожиданно пристально посмотрел на Бидж.
— Ах, все еще? Это продолжается? — Он казался встревоженным.
Все тоже посмотрели на девушку. Она неловко поежилась и постаралась переменить тему разговора:
— И с тех пор вы всегда печальны? И никогда не смеетесь?
Кружка улыбнулся и кивнул.
— Да нет, смеюсь. Каждый понедельник мне приносят воскресный номер» Нью-Йорк тайме «, я читаю про Эфиопию, про Средний Восток, про Ирландию и Восточную Европу — про весь ваш мир. И я смеюсь. — Он все еще улыбался кривой улыбкой.
Только тут он наконец заметил, какое впечатление производят его слова.
— Но вы кончили обедать. Есть вещи и получше, чем слушать мои россказни. Вы еще не знакомы со здешними играми? — Он показал в угол комнаты.
Двое маленьких смуглых человечков метали что-то похожее на стилизованные вилки в истыканную остриями деревянную мишень. Остальные записывали углем очки на побеленной стене. Потом на отметку, с которой нужно было бросать, вышла вторая пара — человечки сняли с себя пояса, раскрутили их и бросили в мишень. Пояса взвились в воздух, и их вилкообразные концы — пряжки, как догадалась Бидж — вонзились в дерево рядом с центром мишени. Маленькие человечки подбежали к ней, чтобы рассмотреть, чей бросок точнее.
— Здорово, правда? — с гордостью сказал Кружка. — Я сам придумал такие пряжки на пояса. Теперь они стали модны, и я не успеваю удовлетворять спрос — делаю пряжки двадцати разных размеров и четырех цветов. Их можно заказать. — Он с надеждой посмотрел на студентов, потом вздохнул. — Ну что ж, может быть, кто-нибудь из вас потом и надумает.
Человечки препирались, измеряя мишень пальцами. К ним подошел один из тех, кто вел счет очкам, сложил руки на груди и что-то сказал. Сказанное вызвало возмущение одного из спорщиков: он запрыгал на месте и заверещал, как белка.
— Они ведь играют на деньги, правда? — вежливо спросила Анни.
— Совершенно верно, — с готовностью ответил Кружка. — Кроме того, взимается небольшая плата за использование мишени и других приспособлений и штраф в пользу заведения за нарушение правил.
Остальные болельщики тоже сгрудились вокруг спорящих, вереща не менее громко. Волосы у маленьких человечков распушились, как шерсть дерущихся котов. Все, кто был в зале, придвинулись поближе, с интересом наблюдая.
— Наши игры всем идут на пользу, — быстро сказал Кружка. — В них вырабатывается взаимодействие и закаляется характер. Одну минуту. Мелина, — окликнул он девушку-фавна, — подмени меня.
Он направился к мишени, около которой маленькие человечки с воплями наскакивали друг на друга.
К столу, за которым сидели студенты, подошел Конфетка:
— Развлекаетесь?
— Вовсю, — громко ответил Дэйв. — Не перестарайтесь, — поморщился Конфетка. — Ты должен быть в форме к завтрашнему утру. — Конфетка похлопал себя по карману. — Кружка сказал мне, где нас будет ждать твой клиент.
Дэйв икнул.
— Клево!
Конфетка покачал головой и снова ушел наверх. Мимо стола прошла девушка с глазами лани. Дэйв ухмыльнулся:
— Эй, Бемби, хочешь порезвиться?
Девушка оглянулась, смущенная и испуганная. Бидж поморщилась; ей захотелось ободрить бедняжку. Дэйв только расхохотался.
Парень-олень в футболке Сан-Францисского университета заслонил собой девушку и встал перед Дэйвом, нагнув голову и гневно глядя на обидчика.
— Эй, а вот это уже совсем не клево, брат! — Презрительное» брат» прозвенело как пощечина.
Дэйв смущенно потер подбородок, глядя на руки человека-оленя. Тот не сжал кулаки, но рога его были угрожающе опущены, и Бидж поняла, что он готов напасть. Рога, которые раньше выглядели смешным украшением, блестели в свете масляной лампы всеми своими восемью отростками, острыми как бритвы.
Ли Энн спокойно встала за спиной Дэйва. Ее рука, заметила Бидж, скользнула в кармашек рюкзака.
Подошли еще два человека-оленя.
Перед ними внезапно вырос Кружка:
— Ну и как дела? — Он быстро оглядел всех. — По-моему, пора поиграть. Что выберете — мишень или ловилки?
— Ловилки, — немедленно откликнулся человек-олень. — На близком расстоянии, и каждый выбирает себе противника сам. — Однако ярость его уже угасла.
— Значит, играем в ловилки. — Кружка повернулся к Дэйву. — Молодой человек, вам следует знать, что у нас принято играть на деньги. Таково правило. Вы не возражаете?
Студентки с надеждой посмотрели на Дэйва, ожидая, что он откажется.
— Ясное дело! — Дэйв пил уже третью кружку. — Почему бы не попробовать?
— Прошу меня извинить: я не играю на деньги, — быстро сказала Анни.
— Да что там! — Дэйв отломил шестую часть монеты и швырнул на стол. — Я плачу за нее — этого хватит? Кружка поднял бровь:
— Очень щедро с вашей стороны. — Он подал сигнал, и желающие играть стали отодвигать столы.
Дэйв и человек-олень оказались лицом к лицу, смущенно глядя друг на друга.
— Извини, — сказал Дэйв, — я не хотел быть грубым.
— Ладно, — ответил человек-олень, — с кем не случается. Тебя как зовут?
— Дэйв. А тебя?
Человек-олень издал тихий трубный звук, потом поправился:
— В Сан-Франциско меня называли Руда. Дэйв протянул ему руку. Руди пожал ее, сделав одновременно как бы кивок назад. Бидж вспомнила, что обычай пожимать руку возник из готовности показать, что у тебя в руке нет оружия; Руди же явно показывал, что не ударит рогами.
