Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён (лучшие книги txt) 📗
– Это не мои мысли, это книги и учителя… Вот теперь давай сыграем в детскую игру. Угадай ответ на вопрос: какие качества, характерные именно для пашто, могут помочь строить отношения с другими народами? А какие только мешают? Порождая нескончаемые витки кровной мести, длящейся из века в век, и не несущей через много поколений ничего, кроме разрушения и боли.
– Это не детская игра. Это очень сложный вопрос. И не скажу, что я над ним никогда не думал. – Он сверяется с выражением моего лица и продолжает. – Первая часть вопроса задана лишь для того, чтоб я увлёкся этой игрой, да? И всерьёз сосредоточился на втором вопросе?
Удивлённо подняв брови, молча хлопаю в ладоши три раза.
– Вы часто недооцениваете стариков, – довольно щурится Актар. – А мы часто не раскрываемся полностью. Чтоб не портить себе веселья, наблюдая со стороны за вашими попытками извертеться на пупе, доказывая нам, что вода мокрая.
Следующие секунд пятнадцать неприлично громко ржём.
– Ты задал хороший вопрос. Важный не то что для всех пашто, а и для многих народов вокруг. – Продолжает он после паузы. – Но однозначного ответа на него может и не суметь найти. Ты согласен, что у торговца из алокозай или у скотовода из вазири этих общих черт может и не быть? – он искоса и покровительственно смотрит на меня. – Хотя и тот, и тот принадлежат к пашто.
– Вот удивишься, но нет. То, о чём хочу сказать я, будет общим именно что даже у торговца из алокозаев, и у скотовода из вазири. Или у людей, взятых произвольно из любых других каумов пашто.
– Теряюсь в догадках! – удивляется Актар. – И что это, по‑твоему?
– Начну с самого очевидного. Неприятие любых чужеземцев в качестве власти. Особенно если они иноверцы. Случись чужая армия на землях пашто, а торговец‑алокозай будет вовсю помогать скотоводу‑вазири в борьбе. Согласен?
– Да, – чуть растягивает звуки Актар. – Согласен. Но ты опять назвал исключительный пример.
– Вообще‑то, у меня в голове целый список таких качеств, – смеюсь. – Вот тебе второе: вы все очень остро реагируете на несправедливость. Если сталкиваетесь с тем, что считаете неправедным, и в ваших силах это изменить, вы моментально, вне зависимости от каума и хеля, загораетесь чуть не огнём отмщения. И можете не успокаиваться годами, пока не сочтёте свою миссию выполненной.
– Я тебе сходу назову массу народов, правда, на Западе… которые воюют десятилетиями, из поколения в поколение, для примера вот народ – у них ещё флаг с белым крестом на красном фоне. – Внешне невозмутимо парирует Актар.
– Удивлён, откуда ты слыхал про них, но то лишь наёмники. И ты сейчас делаешь вид, что не понимаешь. – Укоризненно трясу пальцем. – Эх‑х. старина. А ведь ты принципиально не врёшь! До этого момента.
– Я и сейчас не соврал… – нахмуривается старик.
– …пытаясь уклониться от прямого вопроса, – улыбаюсь. – Есть разница. Я не знаю так много народов, которые бы могли поколениями воевать не за жалование, как те с белым крестом, упомянутые тобой. А подогреваемые исключительно жаждой восстановить справедливость, как они себе видят. За собственные средства. Скажем, вообще кроме вас таких народов не знаю…
– Что в этом плохого? – чуть помолчав, как будто нейтрально, спрашивает пуштун.
– Давай на твоём примере. Этот Нурислан – всего лишь инструмент. Не самый счастливый, не особо думающий о себе, просто выполняющий грязную работу слуга. Согласен?
– Да.
– Он уже давно смирился с тем, что почти ничего в жизни он не решает. Может только придумать, как получше исполнить приказанное. Но сам решений не принимает, – удерживаюсь от слов «генерировать идеи ». – Согласен?
– Да. Хотя мне и не понятно, как можно настолько забыть и отринуть заветы Всевышнего. Брать грехи на себя , оправдываясь приказами какого‑то чиновника рангом выше… Как‑то это не по‑мужски. – По‑прежнему спокойно отвечает Актар. – Получается, этот человек отвергает сразу некоторые хадисы…
– СТОЙ! Вот давай без хадисов, я тебе их сам не меньше сейчас прочту! Продолжай.
– А я всё сказал. Он подобен ребёнку, хотя сам мнил себя воином либо кем‑то побольше. – Старик ненадолго зависает.
– Тот редкий случай, когда готов тебя расцеловать, но продолжай. Не молчи.
– Целовать меня не надо… Ну, он взрослый мужчина. Был. Он делает душегубительные вещи, вернее делал. И в своих собственных глазах оправдывал себя тем, что решения‑то не его. Что это был приказ другого человека. Вот теперь ты мне скажи, как назвать человека, который в полном сознании убивает других, считая это неправильным, сожалея об этом – но искренне не числя за собой вины за это? Поскольку это‑де приказ со стороны?
Актар любит порассуждать на такие абстрактные темы, в особенности с теми, кого считает себе в чём‑то равными. Потому терпеливо жду продолжения.
– Знаешь, это как мой ребёнок; загнал бы овец на ваше пастбище. – Продолжает пуштун. – А на ваш спрос ответил бы: это отец приказал, все вопросы к нему. Вот то же самое, но только…
– …в других масштабах, – подхватываю вполголоса. – Точно, – говорю уже громче. – Пример идеальный. И вот теперь представь. Будь на моём месте не я, а любой пуштун; твой сын с отарой на моём пастбище, допустим, будет уже тринадцати лет. Что дальше?
Вместо ответа Актар хмурится и сопит.
– А теперь представь, что ты сделаешь в ответ уже мне? – продолжаю подливать масла в огонь. – Когда тебе принесут твоего сына? А далее между семьями по нарастающей. А как мне правильнее поступить с твоим сыном изначально?
– Хотя бы поговорить, – нехотя выдавливает старик. – Для начала.
– Точно. Вот это я и имел ввиду. По мне, у вас – пашто – есть губительное сочетание. Вы на любую несправедливость, без учёта её величины, реагируете гневом. А гнев у вас длится годами.
– Скорее, мы в гневе делаем что‑то такое, что потом длится годами, – придирчиво поправляет Актар.
– А уже без разницы. Главное – что вы сгоряча поступаете с инструментом, подобным Нурислану , так, как должны бы были поступить с хозяином. Если уж совсем точно вникать в Коран.
– Ты где‑то прав. Но никто из нас с тобой вслух в этом не согласится. – Актар спокоен и задумчив. – До Хозяина , как ты говоришь, мы может просто не дотянуться. А если не излить гнев на Инструмент , получается, попирается основа понятия badal . И как тут быть?
– Ну, пророк Иса имел на этот счёт своё особое мнение, – дипломатично скругляю углы. – Хотя я и далеко не во всём с ним согласен. Но лично тебе, как старейшине, я бы просто хотел напомнить: изливая огоньbadal на Инструменты , вы ни разу не решаете проблему, а только плодите костры вокруг себя. Ты понимаешь, о чём я? – В голову приходит мысль и я использую повисшую паузу. – Ты согласишься, что ты никоим образом не восстановишь справедливости, изливая огоньbadal на Инструменты ?
Я бы мог очень многое рассказать ему, но это будут примеры из будущего .
– Да. Это всё равно, что отворачиваться от пожара, чтоб не страдать от его вида, – через долгих пару минут отвечает Актар. – Знаешь, давно хотел спросить. Откуда ты?
– С чего такой вопрос? – опешиваю немного от смены темы.
– Назо Токхи – только мы знаем о её подвиге. Потомкам других народов об этом рассказывать не принято. Там, конечно, в крепости и вокруг были и чараймаки, и много кто ещё… Но я далёк от мысли, что они за нас сохранили наши легенды. Причём настолько хорошо, что донесли их до вас. – Старик переворачивается на бок, чтоб видеть меня лучше. – Сейчас ты говоришь со мной на наречии вазири. Но у нас тебя никто не знает. Ты достаточно видный даже внешне, тебя б запомнили.
– Даже если б я у вас был недолго, в гостях у малого хеля? – меня неожиданно одолевает не совсем уместный академический интерес. А диалект вазири я действительно неплохо помню из той жизни. – Вот прямо запомнили бы, и ты б спустя столько лет мог это узнать?!
