Золотая свирель - Кузнецова Ярослава (книги без сокращений .txt) 📗
Сверху скользнуло что-то темное, и на лоб мне легла ладонь. Прохладная, как ящеричья лапка. Под ладонью было уютно и покойно. Я не чувствовала тела и не хотела его чувствовать. Хотелось просто лежать и слушать, как близкий голос плетет то ли песню, то ли заклинание.
Но внутри что-то скреблось и вертелось. Что-то я должна была сказать. Или сделать. Не откладывая. Сейчас же.
— Пепел.
Ладонь вздрогнула, вспорхнула со лба. Надо мной повисли слипшиеся прядки волос.
— Лесс? Очнулась наконец. Как ты?
— Ммм! Все затекло.
С трудом повернула голову. В поле зрения вплыла перевернутая пеплова физиономия.
— Пепел. Я видела ее. Я ее видела.
— Кого?
Я почти не чувствовала его прикосновений. Бродяга разогнул меня, приподнял и посадил, привалив к себе спиной. Я обнаружила, что раздета и завернута в плащ как младенец. Пепловы ладони с неожиданной силой принялись растирать мне плечи.
— Ее. Колдунью. Она Моран. Она дочь Каланды. Сестра принцессы.
— Сестра? Вы с Мораг говорили, что у бывшей королевы сын.
— Но это девушка. Девушка. — Я повозилась, пытаясь выпутать руки из плаща. — Ты за мной ухаживал, да? Как за новорожденной?
— Как и ты за мной, госпожа. Напугала ты нас порядком. Хочешь пить?
— Хочу. И есть хочу. Очень.
Он пошарил сбоку, достал флягу и выдернул зубами пробку.
— Тпррру! — гаркнул снаружи Ратер. Фургон дернулся и остановился.
— Каррахна! — Как все-таки приятно слышать родные голоса! — Что тут у вас за суета? Дракон огнем чихнул, что все так бегают?
— Ежели ты, господин южанин, о том звере невиданном, что о трех головах, одна из которых петушья, вторая лягушья, а третья девичья, то зверя ентого монахи мечные поймали, аккурат после полудня, и в форт привезли.
Обстоятельный бас, похоже, принадлежал стражнику на воротах.
— Где мы? — я оглянулась на Пепла.
— Ставская Гряда, кажется так. Малыша поймали, слышишь?
— Знаю.
Снаружи фыркали и переступали лошади, позвякивали удила.
— А ты, добрый сэн, — продолжал тот же обстоятельный басок, — ежели денежный, так проезжай, а ежели мошна пуста — на лугу вон ночуй, вишь, где палатки стоят. У нас нынче за стенами Клест Галабрский гостит, дочку свою, молодую леди Корвиту, к Нарваро Найгерту везет.
— Клестиха тут? — Мораг едва не зашипела от злости. — Встретили, значит, радость ненаглядную. Где она остановилась?
— Господа галабрские у Равика Строгача стоят. Равик-то с самого ранья навстречь поехал, чтоб старого сэна Гвина обойти. Вот пока старик наш зевал, Равик его и обскакал, и Клестов к себе залучил. А старику нашему, заместо морановской невесты с богатой свитой, чудище трехголовое да монахи достались. Только монахи никому то чудище не показывают. И за так не показывают, и за денежку не показывают. Даже в форт на пущщают. Ужасть, говорят, а не зверь. Из самого пекла выполз.
— Видали мы того зверя, — не выдержал Кукушонок. — Одна у него голова. Волосы как мечи, и глазищи от-такенные. В поллица глазищи.
— Да врешь, поди!
— Провалиться мне, на соле клянусь.
— Да врешь…
— Кончайте базарить, умники. Стемнеет скоро, я жрать хочу.
— Так ты, добрый сэн, за стену пойдешь, или на лужок? Там народ попроще палатки расставил, костры жгут. А те из господ, что к Равику в дом не влез, на постоялом дворе ночуют, там теперь и угла свободного нет. Так и так тебе на лужок дорога, благородный сэн.
Звякнули деньги.
— Открывай ворота. Этот со мной. А на лугу пусть бараны пасутся.
— Да благословит тебя святая Невена, добрый сэн! За золото и у Господа за пазухой местечко найдется. Фургон тоже с тобой?
— Какой фургон? Гроб это на колесиках, а не фургон.
Полог приподнялся, к нам заглянула добродушная бородатая морда.
— Туточки двое.
— А! — буркнула Мораг. — Это мои калечные. Сперва один валялся, дракон его порвал. Теперь другая, дракона увидала, чуть не окочурилась. Лежит бревном, под себя ходит.
Я возмущенно мяукнула, над бородатой мордой возникло яростное лицо нашего бесценного высочества. Глаза ее горели нехорошим огнем.
— Му-му! — Принцесса оскалила зубы. — Малявке еще и язык отказал?
— Тьфу на тебя!
— Вот и славно. — Полог упал. — Выздоравливает бревно. В человека превращается. Пое-е-ехали!
Щелкнули поводья, фургон тронулся.
Но почти сразу откинулась передняя пола и в проеме засверкала кукушоночья макушка.
— Живая?
— Что со мой сделается.
— Слыхала? Малыша поймали.
— В клетке он сидит, в форте. Клетка, между прочим, наша. Мораг! — гаркнула я. — Загляни, мне надо с вами поговорить.
Черноволосая голова засунулась с другой стороны, почти под самой крышей — Мораг ехала верхом.
— Я видела твою сестру, миледи. Твою младшую сестру.
— Чего? Ну-ка, погоди.
Голова убралась, послышалась возня и звяканье, затем Мораг влезла в фургон на ходу.
— Ничего не понял, — озадачился Ратер с передка.
— Ты рули и по сторонам поглядывай, — сказала я. — А то проедем этот их постоялый двор. Миледи, припомни, есть ли среди Моранов девица лет семнадцати-двадцати, с такими же метками, как у Найгерта: широкая прядь ото лба, и вторая — у левого виска. Говорит с северянским акцентом, не сильным, но заметным. Ходит в мужском.
— Э… — Мораг нахмурилась. — Вилита из Багряного Бора может быть, кузина наша с Гертом… но ей уже хорошо за двадцать, пара ребят у нее. И что бы ей здесь делать? Где Ставская Гряда, а где Багряный Бор! Кто еще?.. Каселевой Марге четырнадцать, а Вольге — вообще двенадцать. Да и в отца они, двуцветные. Тетки Эдды дочка? Так она с Арвелями приедет, совсем с другой стороны. Не видела я ее никогда, где у нее метки — не знаю, а по возрасту подходит.
— Она колдунья?
— С чего ты взяла?
— Та девушка — колдунья. Она колдовала на нас с Малышом.
Мораг потрясла головой:
— Малявка, рассказывай по-порядку. Что за манера — запутывать, где и так черт ногу сломит!
Я рассказала по-порядку. Товарищи мои впечатлились.
— Значит, приперлась с Клестихой, — подытожила Мораг.
Я кивнула:
— Тогда и Каланда должна быть здесь, и колдун.
— Тпррру! — крикнул Ратер. — Приехали!
Сквозь раздвинутый полог я увидела дощатый забор, а за ним — двухэтажное здание с большой мансардой под четырехскатной кровлей. Второй этаж нависал над улицей.
