Хождение Восвояси (СИ) - Багдерина Светлана Анатольевна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
– Что?!..
Восклицание это ветром пронеслось по рядам придворных – и маленькой группке лукоморцев и Шино.
– Только профан и дилетант вроде покойного Таракану мог полагать, что украденное им дыхание звёзд, которое ему виделось примитивным малиновым огнём, убивает.
– Отец?!.. – бледный даже под слоем грязи и копоти, онемевшими вдруг губами пролепетал Мажору.
– Тэнно?.. – переглянулись Ивановичи.
– Обормоту-кун? – вспомнила Синиока, не зная, радоваться ей или грустить.
– На каком месте ваш злополучный недолго-Вечный устраивал свои эксперименты? – Лун посмотрел на детей.
– Где была усадьба Тонитамы-сан!
– Она там, мы покажем!
Через несколько минут толпа, обросшая по пути еще парой десятков зевак, остановилась на месте руин усадьбы самого нелюдимого Вечного из всего Совета. Груды оплавленных камней… выжженная до стекла земля… пепел и головёшки там, где цвел прекраснейший в Запретном городе сад…
– Не трожьте!
– Уберите ноги!
Ивановичи, как оголтелые, набросились на магов, переступивших – а то и наступивших – на валявшиеся в самой гуще разрушения, но странно нетронутые статуи: два самурая, девушка и двое Вечных.
– Эти ремесленнические поделки слишком уродливы, чтобы иметь какую-либо ценность, – пренебрежительно поморщился маг в голубом кимоно.
– Это не поделки! Это наши… наши…
Голос Лёльки сорвался. Ужасы ночи, заслонённые было возвращением родителей – бесконечный мир паутины в сердце Отоваро, холодный нефрит вместо теплой кожи Чаёку, грубо отесанный гранит – новые доспехи Хибару… и Вечные…
Пушистое крыло ласково коснулось ее головы.
– Не плачь, Ори-тян. Волшебницы не плачут. Они выполняют обещанное, если ты помнишь.
Лёлька судорожно сглотнула комок в горле и хлюпнула носом. Обещанное? Конечно, она помнила! Прожить тысячу лет и узнать, как вернуть к жизни из не-жизни их друзей и защитников! Но тысячи лет еще не прошло, и к пониманию поразившей их магии она не стала ближе даже на прожитые с тех пор полдня…
– Не беда, Ори-тян, – проговорил Лун. – Понимание придёт позже. А пока просто положи руки на грудь Отоваро-сенсею. Я бы сделал это сам, но у меня, как видишь, с руками не очень хорошо.
– Давай, давай, Лё! – возбуждённо ткнул ее в бок кулаком Ярослав под изумлённые взгляды родителей и его премудрия.
– Ори-кун – не только онна-бугэйся, но и оммёдзи! – гордо объявила Синиока Ивану и Сеньке.
– Т-так бы сразу… и сказали, – кивнул царевич.
Агафон, дотронувшийся до груди Отоваро еще раньше, только покачал головой:
– "Кокон Нераспутина" не имеет обратного действия, а его период полураспада как у…
– Тс-с! – шикнула на него Серафима, не сводящая глаз с дочери.
Лёлька стояла на коленях в грязи, не обращая внимания на острые камни, впивавшиеся в тело, и руки ее лежали на рассеченном нагруднике доспеха Иканая. Ресницы ее были опущены, лицо торжественно-спокойно, голова прикрыта кончиком могучего крыла как шалью. Похоже было, что дракон начал ей что-то беззвучно говорить, потому что брови ее то сходились к переносице, то взлетали в удивлении, а по лицу пробегала то улыбка, то изумление, то восторг. Но самое главное – из-под ладоней ее заструились нежные золотистые волны, окутывавшие и пронизывающие всю фигуру самурая Совета, будто сама жизнь медленно вливалась в недвижимое тело.
С его премудрием Лун, скорее всего, не беседовал, но тем не менее, выражения чумазой физиономии мага-хранителя менялись под стать Лёлькиным. Недоверие, скепсис, непонимание, потрясение, озарение, перемежаемые "кабучами" на все тона… Особо выразительная заставила Сеньку оглянуться, а когда взгляд ее вернулся на сенсея – тот лежал с открытыми глазами, чуть щурясь от сонного утреннего солнышка.
– Отоваро-сан! Отоваро-сан!.. – Ивановичи набросились на самурая с самыми несамурайскими манерами, вопя и обнимая наперебой. Но несколько вдохов – и Лёлька вскочила с горящими очами и жаждой свершений на лице.
– Тихон… то есть Лун! Идём к остальным!
Полчаса – и Иванушка поднял на руки выбившуюся из сил не столько от непривычных усилий, сколько от непереносимых эмоций княжну, оторвав от последней фигуры, которая была уже не фигурой, а вполне живым и даже практически здоровым Извечным Нероямой Кошамару. Но как свято место не бывает незанятым, так и освободившийся пятачок на неширокой груди старичка заняла рыдающая от счастья Чаёку.
Толпа за это время увеличилась раз в десять.
– Как хорошо, что всё уже сгорело, дорогая Маяко! – пряча измазанные сажей щёки за прожжённым веером, мило сюсюкала по придворной моде одна матрона другой. – Иначе замучились бы бегать туда-сюда, чтобы ничего не проглядеть!
– Как ты полагаешь, бесценная Потягуси, у них тут уже всё закончилось и можно идти к разгромленной мастерской Оды-сан, или еще стоит остаться?
– Моя интуиция мне подсказывает, что мастерская не убежит! – важно ухмыльнулся, довольный собственным остроумием, упитанный придворный в полосатом спальном халате, сходящем при всеобщем попустительстве за утреннее кимоно.
– Мастерская-то не убежит, Обнимото Бегемото-сан, – кокетливо хихикнула Маяко, – а вот сувениры для токономы в гостиной уйти очень даже могут!
– Вот бы лучше найти перо этого ёкая!.. Или тихонько выдернуть. У него их ведь много. А у меня ни одного.
– Если все так станут думать, любезная Потягуси, бедный ёкай станет похож на ощипанную курицу!
– Поэтому я не кричу это на весь сад, как вы, почтенный Садо Маза-сан, а говорю шепотом друзьям.
– Тихо, тихо, смотрите! Ёкай крыльями машет! – прошептала Потягуси, и приятели ее замерли.
– Перья будет ронять? – оживилась Маяко. – Самое большое – моё!
– А чего это вы тут делаете? – вытянул из-за их плеч чумазую шею Сагу Перевраки. – Катастрофа-то – кончилась!
– А по-моему, только начинается… – промычал Садо-сан и блаженно прищурился. – Сейчас ка-ак… фурыкнет! Только кулачки по заколочкам пойдут!
– Может, клочки по закоулочкам? – обернулся высокий светловолосый гайдзин.
– Что ты понимаешь… в великом наследии длиннорукого и остроглазого Прухи! – придворный пренебрежительно выставил ногу в варадзи (и тщательно спрятал за длинным подолом босую).
– Ничего, – со вздохом облегчения отвернулся Агафон.
В нескольких шагах от них воздух заколыхался, как над перегретой кухонной плитой. Но не успели зеваки сойтись во мнениях, что бы это означало, как в лица ударила волна внезапного жара. Вереща и закрываясь рукавами кимоно, вамаясьцы отхлынули, теряя последние сандалии и веера. И вовремя. Прозрачное пламя с еле заметной розовой кромкой робко выглянуло из земли, побежало, замыкаясь в круг – и ударило в небо стеной малинового огня.
– Это ёкай!..
– Это гайдзины!..
– Это… тэнно!!!..
Пройдя сквозь ревущий огонь с видом человека, только-только очнувшегося от короткого тяжёлого сна, налетел на Агафона и извинился император всея Вамаяси.
– Тэнно! Тэнно!..
Не верящая своим раскосым очам толпа взревела на разные голоса, заставляя императора вздрогнуть и со страдальческим видом схватиться за голову.
– Лекаря императору!
– Носилки императору!
– Подушки императору!
– Мороженое императору!..
Придворные, словно обезумевшие курицы, с радостными воплями носились кругом, сталкиваясь, спотыкаясь, перекрикивая друг друга и успевая между всем этим прочим обсудить чудесное возвращение тэнно Негасимы из геенны огненной…
– …ну конечно! Он же потомок самой несгораемой Мимаситы!..
…и не менее чудесное окончание так и не начавшейся гражданской войны:
– …ну конечно! Он же потомок самой несгораемой Мимаситы!..
И во всей этой суматохе мало кто заметил, как стена пламени изогнулась опять, и наружу, покачиваясь, с видом человека, прокрутившегося на карусели три часа подряд, и теперь собирающегося плотно поговорить с карусельщиком, вышел тайсёгун Миномёто.
– Отец!!!.. – бросились было к нему Мажору и Синиока, но спохватившись, остановились в шаге, кротко сложив перед грудью ладони лодочкой и благонравно отпустив головы.
