Замок лорда Валентина - Сильверберг Роберт (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Наконец, запыхавшийся и потрепанный, он достиг преддверия Большого зала на самом дне Лабиринта и понял, что безнадежно опоздал почти на час.
Три громадных косматых скандара в форме гвардии короналя преградили ему путь. Хиссун, съежившийся под свирепыми и высокомерными взглядами четвероруких гигантов, с трудом подавил в себе желание упасть на колени и попросить у них прощения. Неимоверным усилием воли он собрал остатки чувства собственного достоинства и, стараясь придать обращенному на стражников взгляду как можно больше высокомерия — непростая задача, когда смотришь в глаза существам девяти футов ростом,— объявил, что принадлежит к числу приближенных лорда Валентина и приглашен на банкет.
В глубине души он ожидал грубости и насмешек с их стороны. Но нет: стражники угрюмо осмотрели его эполет, заглянули в какие-то свои бумажки, низко поклонились и распахнули перед Хиссуном огромную, окованную медью дверь.
Наконец-то! Банкет у короналя!
Прямо в дверях стоял пышно разодетый хьорт с огромными золотистыми глазами навыкате и причудливыми, выкрашенными в оранжевый цвет усами, резко выделявшимися на фоне сероватой и грубой кожи его лица. То был Виноркис, мажордом короналя. Он встретил Хиссуна с большой торжественностью и воскликнул:
— Ах! Посвященный Хиссун!
— Еще не посвященный,— возразил было тот, но хьорт уже величественно развернулся и, не оглядываясь, зашагал по центральному проходу. Хиссуну ничего не оставалось, как последовать за ним на онемевших вдруг ногах. В зале находилось, должно быть, не меньше пяти тысяч приглашенных; они сидели за круглыми столами, примерно на двенадцать персон каждый, и Хиссуну казалось, что все взоры устремлены на него. Пройдя не больше двадцати шагов, он, к своему ужасу, услышал нарастающий смех, сначала тихий, потом погромче, и вот уже волны безудержного веселья с оглушительной мощью пошли гулять по залу. Никогда еще Хиссуну не приходилось слышать столь раскатистого звука — примерно таким он представлял грохот морской волны, обрушивающейся на какой-нибудь северный берег.
Хьорт не останавливался и прошагал уже, казалось, чуть ли не полторы мили, а Хиссун мрачно брел за ним посреди этого океана веселья, мечтая лишь о том, чтобы быть хоть на полдюйма повыше. Но вскоре он понял, что все смеются не над ним, а над забавными ужимками кучки акробатов-карликов, пытавшихся образовать живую пирамиду, и немного успокоился. Наконец показалось возвышение, с которого его манил сам лорд Валентин, указывая на свободное место рядом. В конечном итоге ничего страшного не произошло, и Хиссун едва не заплакал от облегчения.
— Ваше высочество! — прогремел Виноркис.— Посвященный Хиссун!
Хиссун с благодарностью устало опустился на свое место как раз в тот момент, когда гости зааплодировали закончившим свой номер карликам. Слуга подал кубок с искрящимся золотистым вином, и как только он поднес его к губам, сидевшие вокруг стола тоже подняли кубки в знак приветствия. Вчера утром во время краткого и удивительного разговора с лордом Валентином, когда корональ предложил войти в круг его приближенных на Замковой горе, Хиссун видел некоторых из гостей, но его никто не представил. А теперь они сами здороваются с ним — с ним! — и сами представляются. Хотя в этом не было нужды, поскольку то были герои славной борьбы лорда Валентина за возвращение на престол и все их знали.
Рядом сидела воительница-великанша. Конечно же это Лизамон Халтин, личная телохранительница короналя, которая, по преданию, однажды освободила лорда Валентина из чрева проглотившего его морского дракона. А поразительно бледный коротышка с белыми волосами и рассеченным шрамом лицом, насколько знал Хиссун,— знаменитый Слит, в дни изгнания обучавший лорда Валентина искусству жонглирования. А тот, с проницательным взглядом из-под нависших бровей,— лучший стрелок из лука на Замковой горе Тунигорн; маленький вруун со множеством щупалец — должно быть, чародей Делиамбер; а тот, немногим старше Хиссуна, с веснушчатым лицом — скорее всего, бывший пастух Шанамир; вон там — худощавый величественный хьорт — по всей видимости, великий адмирал Эйзенхарт. Да, сплошь знаменитости, и Хиссун, когда-то считавший себя чуждым всякого преклонения перед ними, обнаружил, что весьма польщен таким окружением.
Чуждым преклонения? Да, однажды он подошел к лорду Валентину и без зазрения совести содрал с него полреала за экскурсию по Лабиринту и сверх того еще три кроны — за устройство на ночлег во внешнем кольце. Тогда он не испытывал ни малейшей почтительности, понимая, что коронали и понтифексы — тоже люди, их отличают от простых смертных лишь власть и богатство, а трона они добиваются только благодаря своему появлению на свет в аристократических семействах Замковой горы и удачному преодолению все ступеней карьеры на пути к вершине. Как давным-давно заметил Хиссун, чтобы стать короналем, не требовалось даже особого ума. Взять хотя бы последние лет двадцать: лорд Малибор отправился охотиться с гарпуном на морских драконов и глупейшим образом позволил одному из них съесть себя, лорд Вориакс погиб не менее нелепо — от шальной стрелы на охоте в лесу, а его брат лорд Валентин, вообще-то пользовавшийся репутацией довольно разумного человека, оказался настолько беспечен, что отправился бражничать с сыном Короля Снов и в результате позволил себя споить, лишить памяти и сбросить с трона. И перед такими благоговеть? Да в Лабиринте любой семилетка, с такой небрежностью относящийся к своей безопасности, считался бы безнадежным идиотом.
Однако Хиссун заметил, что за последние несколько лет уважения к сильным мира сего у него, судя по всему, несколько прибавилось. Когда человеку от роду десять лет, и пять-шесть из них он провел на улице, полагаясь лишь на свою смекалку, то немудрено, что он плевать хотел на все власти. Но ему уже не десять лет, и он больше не болтается по улицам. Он теперь на многое смотрит другими глазами и сознает, что корональ Маджипура — фигура отнюдь не мелкого масштаба и быть им не так-то просто. Поэтому, глядя на широкоплечего, златовласого человека, величественного с виду и мягкого одновременно, облаченного в зеленый дублет и горностаевую мантию — знак второго по значению правителя в мире — и думая, что этот человек рядом с ним — сам корональ лорд Валентин, пригласивший его на сегодняшний пир, Хиссун ощутил, как по спине его пробегает дрожь, и в конце концов признался самому себе, что испытывает благоговение: перед самим понятием монархии, перед личностью лорда Валентина, а также перед таинственной цепью случайностей, приведших простого мальчугана из Лабиринта в августейшую компанию.
Он потягивал вино и чувствовал, как внутри разливается тепло. Какое значение имеют теперь все предыдущие неприятности этого вечера? Сейчас он здесь, и в качестве желанного гостя. Пусть Ванимун, Хойлан и Гизнет лопнут от зависти! Он здесь, среди великих, он начинает свое восхождение к вершинам и вскоре достигнет такой высоты, с которой уже невозможно будет разглядеть всех ванимунов его детства, вместе взятых.
Тем не менее время от времени Хиссуна полностью покидало ощущение уверенности, и он снова испытывал замешательство и смущение.
Сначала случилось то, что можно было бы назвать пустяком, недоразумением, выходкой, в которой едва ли стоило винить Хиссуна. Слит обратил внимание на чиновников понтифекса, поглядывавших в их сторону с явным беспокойством. В них читался откровенный страх, вызванный тем, что корональ не выказал особого удовольствия от пира. И Хиссун, слегка охмелевший от вина и осмелевший от сознания того, что наконец-то оказался на банкете, нахально выпалил:
— Им есть о чем волноваться! Они понимают, что должны произвести хорошее впечатление, иначе окажутся за воротами, когда лорд Валентин станет понтифексом!
За столом послышались изумленные возгласы. Все смотрели на Хиссуна так, будто он осмелился произнести чудовищное богохульство, все, кроме короналя —тот брезгливо поджал губы, словно обнаружил у себя в супе жабу, и отвернулся.
