Иная судьба. Книга I (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
Нет, Марта не была слишком уж грязной. Мать приучила её к чистоплотности, не допуская ещё девчонкой ложиться спать, пока не помоет хотя бы руки до локтей и ноги до колен. С весны до осени Марта целыми днями бегала в короткой юбке и лёгкой рубашонке, и понятно, что руки и ноги страдали-то больше всего. Несмотря на неодобрительные взгляды тётки — добро, мол, только расходуется — Марти́на смазывала дочке цыпки мазью, которой обычно перед дойкой обрабатывали коровам вымя; и ничего, хоть и щипало, но цыпки сходили, ранки заживали, и ручки у Марты становились белее и красивее, чем у её одногодок. И мягче… А уж чтобы перед трапезой все как следует умылись и привели себя в порядок — то и сам Жан-кузнец следил строго. Люди — не свиньи, а божьи создания. Еда — божий дар и требует уважения. И хоть на столе порой одна наструганная брюква, сбрызнутая постным маслом и уксусом, да четверть краюхи хлеба на восьмерых — спасибо и на том, а вкушать всё это нужно достойно. Так уж повелось.
У них даже миски были по праздникам у каждого своя.
Нет, Марта была чистая… Незадолго до поимки — как раз дня три тому — искупалась в речке, да оттёрла себя, как могла, пучками травы, и даже помыла голову. Купалась не одна — с подружками, по очереди караулили, чтобы никто не подкрался да не подглядел. Марте тогда досталось от щедрот дяди Жана полплошки мыла, хоть и чересчур пахучего — вонючего, прямо скажем — но для неё это было как подарок. Расходовали бережно, досталось всем. Больше всего Марте нравилось сушить волосы, так уж хорошо они на солнце искрились… Но перед подругами стесняться было нечего — спины-то разрисованы были у всех, у кого больше, у кого меньше, а вот перед нарядными девушками-горничными вдруг стало стыдно до слёз. Не к месту вспомнилось, как герцог спросил, увидев шрамы — а за что это тебя наказывали?
Что о ней сейчас подумают?
— Госпожа, — робко сказала одна из девушек, видя, что Марта судорожно вцепилась в коротенькую сорочку, — если пожелаете — можете мыться в рубашке, так многие делают, я знаю. Вы только потом её снимите и нам отдайте, а мы смотреть не станем, отвернёмся и сразу вас в простыню завернём. Так тоже делается, ничего, вы не стесняйтесь.
— Точно, — подтвердила другая. — Мы уже не первый год в услужении, и до этого места ещё в нескольких бывали, порядки знаем. Матушка Аглая велела всё вам рассказывать, что знаем, только мы не знаем…
Она запуталась и смутилась.
— Вы просто спрашивайте, ладно? Мы всё-всё расскажем, — подхватила первая.
Марта сразу стало легче. Никто её не загонял силком в горячую воду, никто не заставлял раздеваться… Напротив: все тряслись перед ней, как овечьи хвостики. Во всяком случае, уж эти двое точно тряслись, аж губы побелели у обеих. Чего они боятся? Неужто их тут наказывать могут?
Мысль о том, что в доме герцога кого-то порют, была неприятной, и Марта решительно её перечеркнула. Посмотрела на круглую чашу мраморной купели, из-под которой торчали опять-таки мраморные толстые когтистые лапы какого-то невиданного зверя, на края простыни, свешивающиеся с боков — чтобы госпожа не поскользнулась, как объяснили девочки. Невольно глянула под потолок. Туда, наверх, на неведомый пока чердак, вели трубы, по которым горячая вода поступала прямо сюда, для омовения его светлости. Ну, и ещё в несколько помещений замка. Откуда уж она бралась на чердаке — горничные и сами не знали. Задумавшись, Марта собралась наклониться — снять чулки, но девушки успели первыми. Действовали они так шустро, что ей осталось лишь переступить ногами. Оттого, что её раздевали, как маленькую или больную, было неловко.
Чтобы влезть в купель, стояла специальная скамеечка, и ещё одна — внутри чаши, чтобы сидеть. Эту последнюю девушки потихоньку утащили из разорённой Анниной спальни. Обдали кипятком, опрыскали святой водицей, чтобы ни одна скверна от прошлой хозяйки не перебежала. Потом госпоже доставят новую, а сейчас — нужно же на чём-то сидеть, чтобы не утонуть, ванна-то большая, под господина подогнана, а он — ого-го какой… он-то спокойно тут размещается. Марта представила герцога… ну, не голым, а хотя бы по грудь в воде, и ей внезапно стало жарко.
Девочки тёрли её чудесной, в меру жёсткой мочалкой, поливали мылом — не таким, какое по случаю приходилось покупать дяде Жану — а душистым, пахнущим цветами. Они уже успели назваться: одну, чуть постарше, со смешными белыми косичками, звали Бертой, а рыженькую, конопатенькую и зеленоглазую — Гердой. Потихоньку они перестали стесняться и уже минут через десять весело щебетали, развлекая новую госпожу. Но вот Берта взялась за чудесные Мартины волосы…
— Ой! — невольно сказала Марта. — Осторожнее, пожалуйста! Там не надо!
— Ох! — сказали девушки с испугом.
Ещё в тюрьме, клюя носом перед камином, Марта, чтобы не заснуть, переплела, как могла, косу на две — чтобы под второй хоть как-то скрыть шишку. Та поджила, да и за всеми делами, что вокруг Марты закрутились, думать о ней было некогда. Но вот сейчас — довольно существенный бугорок под девичьими пальцами отозвался болью.
— Кто же это вас… — начала Герда, но беленькая на неё шикнула, округлив глаза. Ты что, не помнишь? Спрашивает только госпожа, её же — ни о чём не спрашивать, так наказывала строго настрого матушка Аглая. Судорожно глотнув, Гердочка закивала.
— Простите, госпожа Анна, мы аккуратненько… Так не больно?
— Ничего, я потерплю. Да не бойся меня задеть, я же не рассыплюсь!
Девушки удивлённо переглянулись.
Да, видать, точно госпожу подменили. По рассказам несчастливиц, приставленных к той, прошлой — она редко когда удостаивала прислугу разговором, а уж так деликатно обращаться… Та, скорее всего, сейчас всем бы уже оплеух понадавала, хоть коснись её не так пальчиком. Может, Берте и Герде повезёт в услужении больше?
Марта зажмурилась, чтобы пена не попала в глаза. Всё было хорошо: вода, в меру горячая — много воды! — душистое мыло, ласковые руки горничных… Одно плохо: спину защипало немилосердно, а сказать об этом девушка постеснялась. И без того напугала девчонок, а жалко, они только-только бояться перестали. Ничего, Марта потерпит.
Ей закутали голову мягким пушистым полотенцем — и это тоже было чудо как хорошо. Дома приходилось вытираться старенькой тряпицей, а уж волосы сушить — просто на ветру, заплетая полусырыми, потому, что вечно надо было торопиться, работа, работа, не сидеть же на берегу до ночи… Затем горничные, как и обещали, отвернулись, встали по обе стороны от приставной скамеечки и растянули меж собой простыню, поджидая Марту. Та спехом стащила сорочку и привычно сжалась — голышом было не слишком-то хорошо, напоминало о многом постыдном. Но тело тотчас охватил горячий ароматный воздух, и впервые Марте в своей наготе стало… приятно. Никто на неё не смотрел масляно, никто не орал и не хлестал, и не пытался потискать. Странное и новое это было ощущение. Голая — и в то же время в безопасности…
Порывисто вздохнув, она перешагнула бортик купели. И тотчас её спеленали в тёплый мягкий кокон.
Потом переодели в новенькую батистовую ночную рубашку — кто бы мог подумать, что на ночь господа переодеваются? Это сколько ж ткани на то, чтобы под одеялом полежать, и никто такую красоту не увидит! Потом усадили в мягкое кресло, и Берта насухо вытерла ей волосы ещё одним полотенцем, что, по мнению Марты было уж совсем расточительством. А ещё — прошлись по волосам куском шёлка, чтобы лучше блестели.
— Ух! — сказала Герда, отступая. — Чистое золото!
— Сказка! — прошептала Берта. — Ей-богу!
А когда на низенький столик прямо перед Мартой поставили удивительной красоты тарелку, прикрытую сияющим серебряным колпаком, и положили собственную ложку… но это было ещё не всё!.. а на колени постелили хрустящую салфетку, о которой Марта только слыхивала, но не видела…
А потом — сняли серебряный колпак, и в ноздри ударил невообразимо вкусный аромат пшённой каши, упаренной, томлёной, нежной…
— С пенками, — прошептала Марта, не веря своим глазам.
