Ключ от Снега - Челяев Сергей (читать книги регистрация TXT) 📗
Все это видел Шедув, но он смотрел на проходящие мимо и остающиеся позади души и тени, как смотрит на людей дерево – видя, но не воспринимая внутренне, будучи заключенным в плен собственной сущности, собственной бренной оболочки, сколь бы истонченной она уже ни казалась. Он больше не разговаривал с друидом, понимая, что тому поначалу предстоит остановить разговор с самим собой. Это вечный диалог, который человек всегда творит внутри себя, зачастую помимо сознания, механически отмечая изменения внешнего мира и упорно лелея целостность своего мира внутреннего – того космоса, что медленно вращается в нас, сияя звездами достоинств и светя планетами слабостей, которые на самом деле горят лишь отраженным светом далеких звезд. Для этого друиду необходимо было впасть в оцепенение, в неподвижность мыслей, опуститься в прозрачное стекло льда безвременья, опочить в бурьяне травы забвения и, наконец, заснуть. Чтобы потом суметь проснуться во сне и сделать первый шаг к Себе, уже не обремененному чувствами, мыслями, плотью, ибо только после этого душа человеческая обретает подлинные чувства, мысли и силу духа, перед которой не устоит ни одна плоть. Такой Книгочей был нужен Шедуву уже очень скоро – берега Реки без Имени неуклонно приближались, и переправа должна была стать последним испытанием для отпущенника, который уже принял свое последнее, как ему думалось, решение. А если не удастся – превратить свое поражение в Мост, по которому пройти к нужному решению ценой всего, что останется у него в этот час.
«Они злобны и хитры», – думал Шедув, размеренно шагая по дорожной пыли мимо косогора, за которым уже садилось бесполезное здесь и какое-то издевательское в своих яркости и блеске солнце. «Я должен убить их главного, их бога и дьявола, стереть его с лица земли, все в нем превратить в ничто. Или, в конце концов, просто остановить его, иначе может так случиться, что его уже не сумеет остановить никто. А ведь он сам стремится в Смерть, ищет лазейки в этот мир, подбирает ключи, громко звенит ими у железной двери, у которой, как я всегда думал, нет обратного хода. Он словно сам идет сейчас ко мне в руки, и мне остается только легонько его подтолкнуть. Он ведь уже смотрит почти моими глазами. И он боится. Служит языческие обряды, разбрасывает трупы цветов в поле, на котором надеется меня поймать. Но я пока всегда ступаю только по белому полю, а он уже одной ногой – на черном. Это простое Правило цветов – один цвет, поглощая другой, меняется, но никогда – на противоположный. Значит, я все рассчитал верно. Если только у него есть хоть какой-нибудь цвет…»
Книгочей молчал, глядя прямо перед собой остановившимся взором, изредка спотыкаясь о придорожные камни и уже – о вылезающие тут и там из земли, как древесные кости, побелевшие корни исполинских деревьев. Они достигли границы Последнего леса, за которым, как говорил отпущенник, должны были начинаться холодные пески побережья Реки без Имени.
Если волею судеб ты однажды попадаешь в исключительную ситуацию, то и вести себя в ней следует исключительно, а именно – исключая все, что мешает воспринимать эту ситуацию как нормальную и обыденную. А исключительными обстоятельствами может быть все, что угодно: от гвоздя в сапоге, смертельно мешающего жить, до самой смерти, в условиях которой жить не то чтобы затруднительно – попросту невозможно. Но уж коли ты попал в самое страшное и тем не менее продолжаешь чувствовать окружающее и ощущать себя хотя бы внутренне, значит, еще не все потеряно, и тебе есть за что бороться. Ведь больше ничего, в общем-то, тебе и не остается, потому что ты только что утратил Все.
Так или примерно так думал друид Патрик Книгочей, когда они с отпущенником из страны мертвых, человеком с Востока по имени Шедув, Стоящий за спиной, вошли в Последний лес, который поляне и русины в погребальных песнях зовут Поминальными дубравами, айры и скотты – Рощами мертвых, а племена чуди – Миром костей. Чудины, похоже, ближе всех к истине, мрачно размышлял Книгочей, еще не видевший в жизни мест более мрачных и угрюмых. Ну, так то – в жизни, тут же поправил себя рассудительный друид, а в Посмертии, возможно, еще столько придется повидать, что и самой жизни не хватит. Внутренне усмехнувшись невольной шутке, Патрик поднял голову от тропинки, которую то и дело пересекали все те же бесконечные корни, что и час назад, и два, и три; но теперь они поразительно напоминали друиду самые настоящие кости древних исполинских существ, высохшие и побелевшие. Теперь эти кости, похоже, норовили во что бы то ни стало выбраться из земли и вот только что на мгновение застыли на поверхности, отдыхая перед последним рывком из могучих и цепких объятий земли. В тот же миг Книгочей едва не налетел на отпущенника. Шедув стоял на тропинке, как-то по-женски сдвинув ноги; носки его странных остроносых туфель слабо шевелились, словно восточный человек сейчас осторожно нащупывал почву под ногами кончиками пальцев.
Впереди, прямо посередь тропинки росла высокая сосна исполинских размеров. Ее крепкий и толстый ствол был непохож на привычные Книгочею корабельные сосны, крона которых всегда начинается только высоко в небе. У этой сосны ветви опускались до земли, образуя своеобразный шатер из порыжевшей хвои. Шедув стоял неподвижно, не отводя глаз от сосны. Его правая рука была чуть отведена в сторону, очевидно, подавая предупредительный знак друиду и преграждая ему путь. Осторожно выглянув из-за плеча своего спутника, Книгочей заметил, что далее, за сосной, их тропинка продолжается и после пары изгибов скрывается в ближайшей рощице. Как выросло посреди крепко утоптанной тропы такое большое и явно немолодое дерево, почему тропа за ним появляется вновь, и самое главное – почему нигде не видно следов вокруг этого дерева – было непонятно.
Неожиданно возле сосны раздался резкий и высокий крик, одновременно и птичий, и звериный, похожий и на возмущенное карканье, и на визгливое тявканье. Книгочей даже вздрогнул – такие звуки не издают даже болота в стране чуди по ночам, а ведь старые торфяники – это неисчерпаемый кладезь всяких таинственных шорохов и странных криков неведомых существ. Шедув же повел себя неожиданно: он закрыл глаза, а руки сложил перед грудью лодочкой, почти касаясь солнечного сплетения прижатыми друг к другу большими пальцами. Затем он медленно развел руки в стороны, устремив их на подножие сосны ладонями вперед. В желтой хвое у самой земли что-то зашуршало, сосна качнулась, и раздался тот же самый странный крик, в котором Книгочею теперь послышались угрожающие нотки. Отпущенник тут же открыл глаза и крестообразно сложил руки на груди.
– Выходи, варг, – негромко проговорил Шедув и обернулся к Книгочею, приложив палец к губам, – молчи, мол.
– А ты повтори еще раз! – раздался из-за дерева вкрадчиво-ироничный голос, нечто среднее между мужским и женским, если сравнивать его с человеческим. Но, честно говоря, сравнивать было нелегко: тот, кто прятался за деревом, выговаривал слова, непривычно для человеческого уха растягивая гласные буквы, словно позевывая, и тут же коротко взлаивая перед взрывным «эр». Каким образом существо при таком выговоре умудрилось в нескольких словах еще и добиться разных оттенков интонации, для Книгочея было непостижимо.
– И у меня останется только одна попытка? – по-восточному бесстрастно ответствовал Шедув. – Не надейся, нежить, я знаю твое имя.
– И кто же я, по-твоему? – осведомилось невидимое существо, и Патрик опять к своему удивлению уловил не только вопросительную, но и тревожную нотку в мягких горловых звуках.
– Кицунэ, – коротко бросил Шедув и, чуть не задев Книгочея правой ногой, принял боевую стойку: ладони ребром параллельно одна другой, словно отпущенник собирается стряхнуть с них прилипший песок, голова полуопущена, вес тела переброшен на отставленную назад правую пятку. «Вот тебе раз», – досадливо промелькнуло в голове Книгочея. «И после смерти придется драться, да еще голыми руками?» Привычно пошарив рукой за поясом, Патрик не обнаружил там никакого оружия и, вспомнив, где он находится, и что с ним приключилось, шагнул назад и в сторону, прикрывая отпущеннику правый бок.
