Наследники Скорби - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
- Дяденька, - негромко окликнула мужчину девочка лет пяти, - ты заболел?
- Заболел… - неживым голосом ответил мужчина, по-прежнему глядя в пустоту. Высокий, широкоплечий, он загородил собой весь проем - не обойти.
Слада теснее прижала к себе Радоша, начавшего недовольно хныкать. Малышу хотелось ползти и он дал это понять, выгибаясь у матери на руках.
- Тс-с-с… - по-прежнему негромко сказала мать.
Непонятно было, к кому она обращается - к меньшому мальчику или ко всем ребятишкам сразу.
В избе стало тихо-тихо. Дети медленно отползали за спину Слады. Сдевой стоял не шевелясь.
Лихо страшное. Неужто и тут настигло? Ребятишки только-только во сне кричать перестали. За что же им это? Едва обжились. Едва вздохнули свободно. Да когда же все закончится! Сладу начала бить едва заметная дрожь. Ужас матери передался ребенку, который перестал наконец рваться с рук и затих, прижавшись к мягкой груди.
- Ива во дворе, Сдевой, - опять заговорила женщина. Негромко. Певуче. - Хочешь, Юна позовет ее?
Он не выпустит женщину. Но еще может выпустить ребенка. Надо попытаться. Иначе все равно погибнут.
- Хочешь? - мягко спросила женщина, отыскивая глазами старшую дочь.
Девочка закусила побелевшие от страха губы.
- Пусть позовет… - эхом отозвался Сдевой.
Он стоял обманчиво расслабленный, отрешенный, страшный.
- Юна, кликни Иву, доченька… - попросила мать. - Не бойся, иди. Иди, не торопись.
Женщина не говорила. Она словно пела, почти не делая пауз между словами. Сердце билось где-то у самого горла, сознание затапливал ужас. Юна… доченька…
Остальные ребятишки затаились, не решаясь даже плакать. Только бы молчали… Только бы никто не закричал…
Юна медленно-медленно, не поднимая головы, пошла к двери.
- Доченька, иди, не бойся, иди…
Малышка тенью проскользнула между косяком и опершимся о него ладонью мужчиной. Лишь бы не побежала, не заголосила… Нет. Медленно прошла через сени, осторожно открыла дверь… Хранители светлые, пожалуйста, пожалуйста!..
Хлопок!
Дверь громко стукнула, закрываясь за девочкой.
Сдевой вздрогнул, словно проснулся, и перевел взгляд безумных глаз на женщину, стоящую у ткацкого стана, и сгрудившихся за ее спиной ребятишек.
Он бросился от порога, издав страшное нечеловеческое рычание. Слада закричала во все горло и швырнула под ноги смазанной тени ткацкий стан, сама отскакивая к печи. Рывок - и Радош заброшен на полати, а женщина схватила и выставила перед собой тяжелый ухват.
- Не подходи… - рычала она, загораживая собой детей. - Убью…
Знала, что Сдевой более не понимает смысла и звука человеческой речи, но надо было что-то сказать, потому что он стоял напротив, тяжело и хрипло дыша, шалый, как взбесившийся бык. Незряче водил глазами, готовый кинуться. Он и кинется. Лишь бы Юна успела…
Он рванулся на нее, захлебываясь свирепым рыком. Слада закричала, изо всех сил ударяя в широкую грудь ухватом.
- Бегите! Бегите!!!
Дети бросились врассыпную. На полатях громко и истошно закричал Радош. Мать подумала - не упал бы! - и в этот миг Сдевой отшвырнул от себя ее жалкое оружие и кинулся вперед, погребая под собой жертву, вонзаясь острыми зубами в шею.
Мир закрутился. Слада вцепилась руками мужчине в волосы, силясь оторвать от себя, вывернуться. Почувствовала, как кровь заливает грудь.
В этот миг громко ударилась о бревенчатую стену дверь, и обезумевшего Сдевоя поволокло прочь с задыхающейся хозяйки дома.
Зажимая рукой хлещущую кровью рану, Слада попыталась подняться, хотя перед глазами все плыло. Чьи-то прохладные ладони легли на грудь. С трудом женщина узнала Дивена и запоздало расплакалась. По его пальцам сбегали искры зеленого света, боль отступала, но женщина все никак не могла успокоиться - пережитый ужас заставлял трястись и захлебываться рыданьями. На полатях голосил во все горло перепуганный Радош. Орал самозабвенно, пока отец не снял его и не прижал к себе. С кричащим сыном на руках Дивен обернулся к стоящему в дверях Звану.
- Ты говорил, здесь ни Охотников, ни Каженника…
Мужчина задумчиво смотрел на распростертое бездыханное тело. Вопрос вывел его из оцепенения, и Зван перевел взгляд на Сладиного мужа.
- Скаженных не было ни разу. Этот - первый взбесился… Дела…
Он не договорил, кто-то толкнул в спину, и в избу влетела Ива, белая от ужаса. Она рухнула на колени возле убитого и дрожащей ладонью тронула бородатую щеку.
- Сдевой…
Женщина заплакала.
- Дети целы… - хрипло сказала ей Слада. - Успели выбежать.
Ива закрыла лицо руками и скорчилась на полу, рядом с мужем. Тяжкое горе мешало дышать. А ведь думала - спаслись. Думала - заживут спокойно.
Слада кое-как встала на слабые ноги, цепляясь за руку мужа. От раны на шее не осталось следа, но в ушах шумело, голова кружилась и сознание путалось. В глубине души зарождалась глухая ярость. Хотелось бежать куда глаза глядят, хотелось убивать, хотелось содрать с себя кожу, хотелось умереть. Дивен повернулся, заглянул ей в глаза.
- Ляг.
Она послушно вытянулась на лавке. Муж укусил себя за ладонь и сжал кулак. В рот Сладе полилась густая пряная кровь. Глоток, другой, третий. Гнев, ярость и голод отступают, рассудок больше не путается. Хранители Пресветлые, как она ненавидела себя в эти мгновения! Полу-тварь, полу-зверь, мечтающая стать человеком и не способная им быть без человеческой крови. Или без крови таких, как ее муж. Что ж за долю они унаследовали скорбную?
— Свет ты мой ясный…
Донатос распахнул глаза и застыл: на него смотрели два темных омута с призрачными искрами в глубине. Колдун стремительно падал в эти омуты, не в силах сделать вдох, не видя ничего вокруг. Дыхание перехватило. Откуда-то издалека донеслось:
— Свет ты мой ясный…
И сердце будто стиснули раскаленными клещами.
На миг показалось, будто не человек глядит — не просматривалось во взгляде разума. Бездонный он и темный был, как болотное оконце — бочаг. Глядишь — и ничего не видишь, кроме маслянистой, отражающей тебя черноты.
Однако колдун сморгнул, и морок развеялся. Перед онемевшим от удивления обережником стояла невысокая девушка с безумными очами. Чудная. С кудлатой взлохмаченной головой. Спутанные волосы свисали до поясницы, а на длинные пряди были подвешены бусины, узкие полоски ткани, разноцветные нитки, перышки… Рубаху блаженной словно слепой шил — заплата на заплате, одна пестрее другой — прорехи починены криво, неумело. На ногах же красовались стоптанные лыковые башмаки.
Словом, скаженная. Но безбоязненная. Страха перед незнакомым мужиком с мертвой жутью в глазах в ней не было. Уж что-что, а ужас крефф как зверь чуял. Однако девка не пугалась. Жила в ней бьющая через край радость, которая искрами переливалась в зрачках. И вот от этого беспричинного веселья колдуна перекосило. Показалось — насмехается дура, поэтому, грубо стиснув тощее плечо, крефф спросил:
— Ты чья?
— А ничья… — ласково ответила девушка, жадно вглядываясь ему в лицо. — Никого не осталось. Все сгибли. Одна я, как ты. Одна-одинешенька, родненький…
Он взъярился:
— Какой я тебе "родненький", дура? Пошла вон! — и оттолкнул.
Девушка упала на каменные плиты и, захлебываясь, залопотала, глядя на креффа снизу вверх:
— Как же не родненький? Ни у тебя, ни у меня никого в свете белом нет, значит, сама судьба нам вместе быть велела, — сделала она нехитрый вывод и поднялась на ноги. — Ведь еле нашла тебя. Что ж ты сотворил с собой? Сердце высушил, душу надорвал…
И блаженная, сморгнув слезы, застившие глаза, сострадательно провела ладонью по лицу мужчины.
