Дань псам (ЛП) - Эриксон Стивен (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
Веназ снова привязал фонарь и с трудом влез в кривой ход.
Сколько времени минуло? Давно ли он поднимается почти вертикально? Веназ уже не обращал внимания на подробности. Он оказался во тьме, в мире каменных стен — сухой ветер дует в бок, правая рука стонет от усталости. У него течет кровь. Он воняет потом. Он превратился в массу, покрытую ссадинами и порезами. Но тут трещина стала расширяться, под ногами оказались естественные неровные ступени, и он смог отдыхать на каждой благословенной площадке, успокаивая трепещущие мышцы. Лаз превратился во вполне проходимый «колодец». Он мог глубоко дышать. А потом — новая неудобная трещина, идущая перпендикулярно колодцу.
Веназ заколебался, но влез в нее, чтобы поглядеть, далеко ли она ведет — и тут же почуял запах почвы, слабый и затхлый. Еще немного — и оказался в горизонтальной выемке, засыпанной лесным опадом. За кружащими голову запахами — еще один, острый, свежий. Он разжег фонарь и вытянул перед собой. Увидел и услышал, как по каменной осыпи катятся голыши, утопая среди мертвых мхов и листьев.
Он поспешил к началу осыпи, поглядел вверх.
И увидел Харлло — всего лишь на расстоянии роста двенадцати человек. Мальчик распластался на камнях, делая слабые попытки ползти.
Да, он выследил мальца.
Веназ улыбнулся и быстро закрутил фонарь. Если Харлло поймет, что его нашли, он может пнуть ногой и пустить смертельную лавину — хотя, разумеется, сделав так, он погребет и себя самого. Харлло не дурак. Одно неверное движение — и погибнут оба. Настоящий риск будет тогда, когда мальчишка окажется наверху, выберется. Тогда он может стать опасен.
Ах, что за запахи! Чистый, свежий воздух. Тростники и грязь. Берег озера.
Веназ поразмыслил, потом еще. И выработал план. Отчаянный, рисковый. Но у него нет выбора. Так или иначе, Харлло услышит его карабканье. Ну и пусть.
Он засмеялся низко и гортанно — зная, что такой звук проползет над камнями, словно сотня змей, вольет ледяной яд в сердце Харлло. Засмеялся и захрипел: — ХАРРРЛЛО! НАШЕЛ ТЕБЯЯЯЯ!
И услышал ответный крик. Скорее писк раздавленного ногой щенка, скулеж нестерпимого ужаса. О, как хорошо!
Именно паника ему и нужна. Не такая, чтобы малец безумно задергался и полетел вниз, но такая, чтобы он выскочил и побежал в ночь. Чтобы бежал и бежал. Веназ бросил фонарь и полез кверху.
Осыпь измучила его. Они оба, словно червяки, ворочались среди пыльных глыб глинистого сланца. Отчаянное бегство, отчаянное преследование. Оба заперты в ловушке стучащих сердец, задыхающихся легких. Оба еле ворочают ногами, судорожно ползут. Крошечные обвалы заставляют их замирать, простирая ноги и руки, задерживая дыхание, зажмуриваясь.
Веназ его убьет. За все за это Харлло должен умереть. Теперь нет выбора, и Веназ обнаружил, что мысль о выдавливании жизни из мальца больше не пугает его. Руки вокруг цыплячьей шеи, лицо Харлло становится синим, потом серым. Выпавший язык, выпученные глаза — да, совсем не трудно.
Сверху вдруг зашуршало. Полился поток камешков. Веназ понял, что остался на склоне один. Харлло долез до поверхности и, слава богам, он бежит.
«Твоя ошибка, Харлло. Я тебя достал. Руки уже не горле.
Я тебя достал».
Не только они выбрались наружу. Послышались новые шорохи — из тайников, из мест укрытий, из уродливых гнезд. Невидимые среди потоков тьмы существа тенями скользили в ночь.
Зорди смотрела, как убийца, ее муж, покидает клетку лжи, которую она с ним с нелепой иронией продолжают звать домом. Едва затихли его резкие шаги, она вошла в сад и встала на краю каменного круга. Поглядела в небо — но луны еще не было, яркий блеск еще не заглушил голубые огни газового света.
В голове зашептал голос — тяжелый, размеренный голос. То, что он сказал, заставило забиться сердце спокойнее, принесло мир в разум. Сам его тон, сама размеренность — ужасное наследие смерти.
Она принесла из кухни единственный приличный нож и поднесла лезвие к запястью. Замерла в странной, зловещей позе.
В городе в этот же миг Газ вошел в переулок. Он желал найти кого-нибудь. Хоть кого. Убить, превратив в месиво. Сломать кости, выдавить глаза, содрать губы с острых обломков зубов. Предвкушение — сама по себе чудная игра. Не так ли?
В другом доме — наполовину жилище, наполовину мастерской — Тизерра обсушила вымытые руки. Все ее чувства вдруг взбунтовались, как бы порезанные битым стеклом. Она колебалась, она прислушивалась, слыша лишь свое дыхание, слабые звуки жизни, такой ужасающе хрупкой. Что-то началось. Она поняла, что напугана.
Тизерра поспешила к известному ей месту. Начала бешено нащупывать и вскоре добралась до тайника, в котором муженек спрятал драгоценные дары Синих Морантов.
Пусто.
Да, сказала она себе, муж у нее не дурак. Он умеет выживать. Самый главный его талант. Он обставит всех. Он ни разу не пересек опасной грани, не попал в игры Опоннов. Он берет то, что сможет. Он делает то, что умеет…
Она стояла, чувствуя себя беспомощной. Чувство совсем, совсем неприятное. Кажется, грядущая ночь растянется бесконечностью.
Дымка спустилась на нижний этаж и помедлила. Бард сидел на краю сцены и настраивал лиру. Дюкер за обычным своим столиком хмурился на кружку эля, охватив ее руками так крепко, словно душил суровую, непокорную судьбу.
Дергун… Дергун в тюрьме. Сциллара вышла несколькими звонами ранее и не вернулась. Баратол проводит в своей камере последнюю ночь — утром фургон повезет его на какие-то железные рудники.
Хватка лежит наверху с закрытыми глазами, дыхание ее едва заметно. Она, правду сказать, ушла. Вероятно, никогда не вернется.
Дымка натянула плащ. Никто не уделил ей и капли внимания.
Она вышла из бара.
С той поры, как прекрасная ужасная женщина его покинула — давно ли, дни, недели, годы, Чаур не знал — он сидел один, сжимая в руках копье, которое когда-то дал Резаку мертвец в маске, и качался из стороны в сторону. А потом ему захотелось уйти. Почему? Потому что снаружи без конца галдят чайки, и лодка повизгивает как крыса в кулаке, и шлепки воды зовут его отлить.
Еще нужно найти Барала. Его лицо всегда было добрым. Легко вспомнить. Лицо, похожее сразу на Ма и Па в одном лице, отчего вспомнить еще легче. Без Барала мир стал холодным. И мерзким, и всё непрочное, и всё липнет, хотя не нужно совсем.
Итак, он уронил копье, встал и вышел.
Найти Барала. Да, он знает, где его искать. Откуда знает, никто не может сказать. О чем он думает, никто не может вообразить. Как велика и глубока его любовь, никому неведомо.
Злоба стояла на улице, напротив адского имения, временного прибежища адской ее сестрицы, и раздумывала над следующим шагом — каждый ход мысли сопровождался постукиванием пальчика по ярко накрашенным, полным губам.
Но тут палец замер на середине пути. Она не спеша склонила голову к плечу. — Ох, — прошептала она. И снова: — Ох.
Ветер завыл вдалеке.
Но, конечно же, это совсем не ветер.
— Ох.
И как это повлияет на всё?
Стражник, в очередной раз презрев тупую ломоту в груди и уколы боли, пронзающей левую руку, вышел из двора казарм и начал обход, направляясь к Приозерному району и стене, отделяющей его от района Дару. Ночные убийства теперь происходили и по ту, и по эту сторону стены. Может быть, на этот раз ему улыбнется удача, он увидит что-то — кого-то — и все встанет на свои места. Может быть.
Он запросил помощи мага или некроманта, но увы — в таких дела колеса бюрократии скрипят неспешно. Чтобы ускорить их вращение, нужна гибель кого-то значительного. Но он не хочет ждать. Поиск убийцы стал для него личной «священной войной».
Ночь выдалась странно тихой, если учесть, что наступила кульминация Празднества Геддероны. Он говорил себе: почти все люди еще сидят в барах и тавернах. Но при этом замечал в любом встречном неестественное беспокойство. Все спешили пройти мимо с напряженными лицами. Где буйства? Где безумные танцы? «Рано еще», сказал он про себя. Однако слова показались плоскими, лишенными смысла.
