Кащеева наука - Рудышина Юлия (читать книги регистрация TXT) 📗
— Наверное, у тебя в роду был сильный колдун или колдовка, — продолжала Любава, не обращая внимания на то, что я отвернулась и почти не слушаю ее. — Иначе никак не объяснить твой дар. Жаль, что ты не со мной будешь учиться, но ты расскажи все, что в мире подземном увидишь, мне очень интересно!
— Ничего там нет… интересного, — пробормотала я, вспоминая свое испытание. — Василиса, когда во мне силу увидела, отправила туда… погулять. Едва я выбралась. Страшно там, Любава, страшно да мерзко. И не хочу я туда возвращаться.
— Извини. — Она порывисто встала и схватила свое лукошко с травами. — Мне пора уже, да и ты собирайся, сказывают, наставник ваш не любит, ежели опаздывают…
И выпорхнула за двери, только половицы скрипнули да затрепетали занавеси на проеме дверном. Тоскливо поглядел вслед хозяйке кот Васька, пригревшийся на лавке у окошка. Мяукнул тревожно, хвостом махнул, я его погладила ласково — хорошая животина, умная. И с Кузьмой подружился.
Когда я вышла из терема, солнце уже высоко поднялось, жаль, что раньше нас не собирали, уже бы, может, и освободились. В этот день других занятий не было — видать, Кащей полагал, что не выдюжим.
Я вздохнула, с тоской посмотрела на спешащих мимо травниц — белые рубахи, тонкие алые плащи, на иноземный манер на плече закрепленные брошами с самоцветами, на головах — серебристые обручи с подвесками. Я давно заметила, что большинство девушек в школе были северной наружности — голубые или светло-серые глаза, золотистые волосы. Рыжих, как я, или чернявых, как Добронрава, почти и не видела… Правда, наставницы некоторые были темнокосыми и кареглазыми — Марья Моревна, например, та, что волхвованию учила. Руны древние мы с ней разбирали, по старинным свиткам пытались духов вызывать — не понравилась она мне, хоть и красивая была. Морозная, зимняя краса ее была — так и казалось, сейчас озлится да в статую ледяную превратит! Чуяла я, что в крови ее стужа да метели, что привычна она Той Стороною ходить, что неуютно ей посреди Зачарованного леса. Интересно, а что ей пообещали за то, что она будет у нас наставницей? Тоже кого-то в услужение отдадут?..
И волхвование мне не понравилось, у Кащея и то спокойней было, а Марья как глянет черными глазищами, так будто огнем опалит. И показалось мне сразу, что невзлюбила она меня, придирками изводила, требовала невозможного — на первом же уроке наказала дополнительными заданиями за то, что я наговор не смогла прочесть с первого раза. Я потом седмицу сидела над свитками, чтобы все в срок исполнить.
Ощутила на себе тяжелый взгляд, обернулась — а у небольшой избы, окруженной зарослями папоротника и бересклетом, Добронрава стоит. Хмурится, меня внимательно рассматривая.
Я косу на грудь перекинула, резко отвернулась и поспешила прочь, на занятия — не хватало еще показать гордячке этой, что меня заботят ее взгляды. А самой все равно противно, словно в паутину влезла, и липкие взгляды боярыни меня преследовали, пока я не скрылась за цветущим шиповником.
К терему Кащея, где нас в прошлый раз собирали, я подошла быстро — он неподалеку располагался, за небольшой березовой рощицей, которая ажурными листочками с ветром шепталась. Ветви некоторых деревьев были в косы заплетены, лентами атласными украшены, венками — это, видать, светлые волшебницы каким-то своим чудесам учились, я, еще в своей деревне когда жила, не раз слышала про чародейство, связанное с силами деревьев.
Мои деревья теперь ель да осина проклятая — с ними ворожить. Провела я ладонью по шершавому стволу березки, и дерево обняло меня своими ветками, приголубило. Надо же, хоть и темная я, а все одно березка меня любит…
Но некогда в роще гулять — гляжу, колдуны, что со мной на погосте были, уже толпятся возле высокого крыльца, наставника ждут. Я рощу покинула и быстро пошла к ним — все в темной одеже, сапогах высоких, видать, чтобы в болоте ноги не промочить, у некоторых в руках посохи дубовые и свитки. Было нас всего-навсего дюжина, из девок, кроме меня, лишь две сестры из Темнозорья — Черника и Чернояра, из старинного рода колдовского, говорят, их предок, тать проклятый, девиц воровал да вот только однажды погиб от руки светлого витязя.
— Я не опоздала? — Запыхавшись, я остановилась, облокотясь о балясины, с тревогой на окна поглядывая — там тени мелькали, словно бы стая воронья кружила в горнице. Хотя что нас встретит в избе сегодня — того никто не знал.
— Тебе-то чего страшиться? — Один из юношей, Радогост, чернявый и черноглазый, в богатом камзоле да шапке высокой боярской, усмехнулся криво. — Ты в Нави бывала!
— Потому и боюсь, что бывала…
И я вспомнила молочно-белый туман, змеями ползущий по заболоченной земле, покрытой грибницами и мхами, вспомнила кривые искореженные деревья, чьи ветви кажутся скрюченными пальцами старой ведьмы, вспомнила чернильную тьму небес, страшную кровавую луну и мелкие соцветия ядовитого плюща, который норовил оплести ноги, едва я останавливалась, чтобы перевести дух… Но нельзя стоять без движения на навьей тропе, нужно все время идти, иначе или в трясину затянет или сожрут какие-нибудь растения.
Видать, у меня во взгляде все эти жути отразились, потому как Радогост улыбаться перестал. А тут и наставник появился — причем приблизился он совершенно бесшумно, и я заметить не успела, с какой стороны он подошел. Вот только что не было никого у зеленых перил, увитых дикой розой, — и вдруг молния сверкнула, дым заклубился, и будто бы из воздуха появился Кащей Бессмертный.
Седой старик со взглядом молодца.
Навий проклятый с улыбкой-оскалом, с губами синими и длинным носом на костлявом узком лице.
Но я-то помнила, как может выглядеть повелитель морового подземного царства, и от этого еще страшнее было.
— Гой еси, добры молодцы да красны девицы… — Кащей обвел нас темным, сумрачным взглядом и нахмурился. — Кто передумал ежели, пусть сейчас уходит, потом поздно будет.
— А если… если передумал? — чуть дрогнувшим голосом спросил кто-то из юношей, кажется, внук богатыря Святогора. В отличие от своего знаменитого деда, парень уродился хилым, слабеньким, а когда в нем еще и темные силы проснулись, так и вовсе он в себе разуверился.
— Домой идти, на печи сидеть, каликов перехожих ждать! — рыкнул Кащей и поднялся на крыльцо с удивительной живостью. — Кто все еще готов продолжать учиться — за мной!
Несмотря на свой страх, внук богатыря поплелся вслед за наставником, впрочем, особой прыти и остальные не проявили, меня так и вовсе трясло, пока я шла по скрипящим ступеням, пришлось цепляться за перила и заставлять себя не думать о могильном тлене и мороке царства мертвых.
Как так вышло, что я последняя осталась стоять перед дверью? Не знаю… Да вот только Кащей, застывший со сложенными на груди руками, смерил меня холодным взглядом и спросил:
— Что происходит? Мне Василиса сказывала, ты смелость да удаль показала, пока по подземью с Гоней бродила, все напасти преодолела, все соблазны… Неужто без куколки ни на что не способна?
И поняла я — дразнит он меня. Хочет на злость вывести, чтоб я ответила — все смогу безо всяких волшебных помощников!
А я… не могла я. Я так и стояла, схватившись за перила так сильно, что побелели руки, и их судорогой свело, едва с дрожью справилась.
— Я… боюсь. И не стыжусь этого. Это честнее, чем хорохориться, а потом в мороке вашем сгинуть… — Я пыталась каждое слово подбирать, чтоб ненароком чего неправильно не сказать, боялась я наставника, жуть как боялась. Не человек ведь он, и людское все ему чуждо. И тревоги наши его не взволнуют — ведь нет в нем сердца и не течет по венам кровь. Смола ядовитая, туман да стынь, сотканная из дымов осенних костров, — вот что у него вместо крови. А сердце его — игла волшебная, что спрятана от глаз подале. Ни убить его, ни ранить. Нет в нем ни жалости, ни сострадания. С нами возится лишь потому, что получит себе ведьму иль колдуна в услужение — так ему было обещано.
И боялась я еще и потому, что приснилось мне однажды, что именно я вытащила из шелкового черного мешочка проклятый камень, означавший, что мне в Навь с умертвием уходить.
