Найденыш - Кулаков Олег (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Я вздохнул. Легко сказать…
— Значит, так… — начал я. — Я был у кормы лодьи, когда увидел мага. Спрятался. Он меня не засек. Он таился. — Каждое мое слово Ожерелье сопровождал кивком, отчего я приободрился. — Он побежал к лесу. Я за ним. Я подслушал его разговор точно так же, как подслушал Зимородка на «Касатке». Всего не слышал, только конец разговора. Он закладывал про остров и про то, что тут всего один светлый маг. Про нас сказал. Потом он меня все-таки засек и заворожил, вернее, сначала это у него получилось. Потом не знаю, что произошло, но он ничего не смог со мной поделать. Я освободился и убил его ножом в глаз. Он свалился как подкошенный и отдал концы. Я взял нож и карту и бросился бежать сюда. Все.
— Да уж, короче не бывает, — пробормотал капитан, когда я закончил.
— Ожерелье! — заорал я, обретя наконец голос. — Он продал нас темным! Они уже близко!
— Тише ты, не ори, — цыкнул на меня Ожерелье. — Как близко?
— Ему темный маг напоследок сказал: «Мы близко».
Ожерелье замолчал, вцепившись пальцами в подбородок.
— Говоришь, убил его? — спросил он.
— Убил, — подтвердил я. — Метнул нож — и в глаз. — И заново переживая боль, что обрушилась на меня в лесу, добавил: — Ох, и больно же было…
— Кому? — не понял Ожерелье.
— Мне.
— Это почему же?
— Шут его знает, — ответил я. — У Зимородка бы спросить.
Ожерелье дергал щетину, темным налетом покрывшую подбородок.
— Даль, как у тебя получилось подслушать их, если маг этот фризругов по-нашему ни слова не знал? Я с ним через толмача говорил.
Я опешил. Не верит!
— Притворялся он. На поляне ему толмач не понадобился, — сказал я и потребовал себе еще воды. Мне сунули кружку. Я прихлебывал водицу, в которую и на этот раз плеснули добрую толику вина, и поглядывал на капитана, прикидывая, не придется ли мне вести его к телу ворожея. Или так поверит. Лучше бы поверил. Кто его знает, может, темные маги уже возле самого островка околачиваются и готовят какую-нибудь пакость? Зимородка искать надо.
Ожерелье отобрал у Улиха мой нож и стал вертеть его в пальцах.
— Убил его, говоришь… — повторил он и замолчал.
Я растерялся.
— Похоже, мы влипли, капитан, — сказал Три Ножа. Повернувшись, он посмотрел в сторону фризругов, кучкующихся у дальнего кострища. — А-а, мать их ящерица…
Головы стали поворачиваться к фризружскому костру, братва заворчала тихо пока еще, но это были первые далекие раскаты перед бурей, а фризруги и знать не знали, какое лихо на них сейчас когти точит.
— Ну что, капитан? — Палубный подтянул на брюхе ремень перевязи. — Пощекочем фризругов железом? А там и якорь поднимем.
— Эй, Руду, — позвал я.
Он обернулся.
— Чего тебе?
Я показал пальцем на фризругов:
— Они ничего не знают.
Палубный удивился, но я не дал ему рта раскрыть.
— Не знают они, — повторил я и пояснил. — Ворожей сказал, что он взял карту в каюте капитана. Он стащил ее.
Палубный недоверчиво качал головой, но то, что я полез на защиту матросни, обескуражило его.
— Когда Зимородок ушел вместе с купцом, а остальные кобенились на песке, я с мачты видел, как ворожей фризружский выперся на палубу аккурат оттуда, где капитанская каюта на лодье. У него еще мешок был, наверное, карту в нем прятал. А потом Ожерелье увидал.
— Слышь-ка, Три Ножа, язви его… — ухмыльнулся Руду криво. Еще немного, и он будет за фризругов драться.
— И буду, — сказал я и сам себе удивился. Что это со мной происходит-то? Однако меня несло. — Вот щелкну пальцами, и от тебя один пепел в сапогах останется. — Сказал это, глядя во внезапно перекосившееся лицо палубного, и понял, что никогда он уже не будет меня учить вязать узлы. Не забудет мне он этого никогда, а если и случится ему позабыть, то будет это не скоро.
Сильный удар по уху сбил меня на песок, кружка, выплескивая остатки воды, полетела из рук. В глазах потемнело. Я лежал, уткнувшись в песок лицом, и чувствовал на губах соленую влагу и шершавые песчинки. Голова сильно кружилась. Досталось ей сегодня, подумал я, сначала всякие магические штучки, теперь еще вот это…
Кто-то потянул меня за плечи, усадил и стал счищать с лица налипший песок. А я, хоть и плыло все перед глазами, смотрел на стоящего надо мной Ожерелье. Это он меня ударил. Стараясь унять подступившую тошноту, я прикрыл веки. И щеки у меня были мокрыми. Но не от выплеснувшейся из кружки воды.
— Волю взял, — услышал я голос Ожерелья.
— Дурак ты, Ожерелье, — басовито прогудел Три Ножа.
А дальше я стал уплывать, потому что извечный сторож, живущий во мне, проснулся и поднял голову. У входа в бухту появился змей. Шел он на глубине. Большая зверюга. Тут в моей голове как дважды два сложились и предательство ворожея, и темные маги. Спазм тошноты сдавил мой желудок, и вся выпитая вода выплеснулась из меня на песок.
— Эк тебя скрутило, — сказал Три Ножа, придерживая мне голову.
Я перевел дух и сказал:
— Три Ножа, наших, кто на «Касатке» остался, всех на берег. Змей идет.
Глаза мои были все еще закрыты, поэтому я услышал только враз насторожившийся голос баллистера:
— Даль, «Касатка»-то на мелководье стоит. Да и Мачта там.
Про себя я вздохнул с облегчением: уж в этом-то мне доверяют полностью.
— Всех на берег. Быстро, — сказал я, давясь следующим спазмом.
И открыл глаза. Лучше бы я этого не делал. Перед глазами все дико закружилось, во сто-крат быстрее, чем когда в Шухе на ярмарке на гигантских шагах. И мутило страшно. Я проглотил ком в горле и закричал:
— Ожерелье! Всех на берег!
А потом наполовину отключился, уйдя в муторное кружалово, которое всосало меня, оградив от всего толстой стеной из головной боли и тошноты. Я слышал обрывки восклицаний и разрозненные звуки.
— А ну подай назад! Живо! — рявкнул кто-то.
И вслед за криком раздалось громкое «ф-фух-х», и яркая вспышка проникла сквозь мои сомкнутые веки. Горючка, сообразил я, барахтаясь в обволакивающем мутном киселе мыслей, в костер бросили гранату с горючкой.
Меня подняли и понесли. Запах моря усилился, и лицо стал обвевать свежий ветерок. Голову немного отпустило, я разлепил ресницы. Перед глазами по-прежнему была круговерть, но уже не такая, как прежде, терпимая.
Крошка тащил меня на руках, а я смотрел на море поверх вооружившейся горящими головнями братвы, забравшейся в воду, туда, где на высвеченном луной кольчужном плетении волн чернела «Касатка», отвечая луне фонарем на корме. От бортов «Касатки» тенями отделялись низкие вытянутые кляксы шлюпок. Шлюпки шли к берегу.
Крошка остановился рядом с Три Ножа. Тот повернулся.
— Очухался? — спросил он и посветил головней.
Шлюпки быстро приближались, уже стал ясно слышен плеск весел о воду.
— Эй, на шлюпках! — закричал Ожерелье. — Опустить оружие! Боя нет!
На передней шлюпке прозвучала невнятная команда. Гребцы стали сушить весла.
— Капитан, ты, что ли? — заорали с нее.
— Я, — ответил Ожерелье. — Давай к берегу! Скорее! И без пальбы!
Весла снова макнулись в воду и стали описывать над нею полукружия. На шлюпках переговаривались громкими голосами:
— Точно Ожерелье! И Три Ножа! А вон Крошка рядом светится!
Морской ветерок, казалось, влил в меня новые силы.
— Крошка, поставь меня на ноги, — сказал я.
— А не рухнешь? — поинтересовался он.
— Постараюсь.
Он поддержал меня под мышку, потому что ноги мои держали еще не очень.
— Умойся морской водицей, — посоветовал Крошка.
— Давай, — согласился я.
Я встал на колени, набежавшая на берег волна услужливо промочила меня до пояса. Но это было только к лучшему. Я едва пересилил желание плашмя лечь на мокрый, утрамбованный волною песок, чтобы накрыло с головой. Зачерпнул пригоршню морской воды и плеснул в лицо. И тут же зашипел от боли, забыв о разбитых в кровь губах. Невзирая на боль, я плескал еще и еще. Светящаяся мелкая креветка, которую волною пригнало к берегу, порскнула от моей ладони и затерялась в черном стекле морской воды. Боль отрезвила меня, прогнала головокружение. Я поднялся на ноги.
