Голос Немого - Кузнецова Дарья Андреевна (список книг .txt) 📗
Но Ив и Рина смотрели друг на друга с такой нежностью, о какой я не могла и мечтать, у Ины был Хала, и я отчаянно злилась на них всех. Презирала себя за это, ругала, корила, но чувства мои были мне неподвластны.
Поэтому я даже рада была отвлечься от личных переживаний на государственные дела. И кажется, показала себя с лучшей стороны, потому что мной был очень доволен Даор, а это высокая оценка.
Большой совет занял весь первый день моего кесарства с перерывом на обед в компании будущего мужа, вымотал меня донельзя, но окончился, кажется, нашей безоговорочной победой. Разумеется, недовольные остались, и Алый Хлыст не собирался расслабляться, да я всерьез и не надеялась на спокойное начало правления. Но мое право на Шипы-и-Пряжу никто не посмел оспорить, ключевые посты сохранили люди, на которых можно было положиться, и теперь недовольным было гораздо труднее что-то испортить. Впрочем, никто не сомневался, что они попробуют.
Я с настороженностью прислушивалась ко всем докладам и сообщениям, со страхом брала в руки каждую новую бумагу, чувствуя, что вот сейчас, именно сейчас произойдет то, чего мы боялись, и беды посыплются на Вирату градом. Но, видимо, двух дней было недостаточно для того, чтобы предпринять решительные шаги.
Соседи тоже не спешили доставлять неприятности. Второй день моего кесарства был потрачен — с перерывами на разговоры с Даором и Виго — на прием иностранных гостей. И результаты обнадеживали.
Ламилимал по-претски с неодобрением отнесся к женщине-кесарю, но известие о скорой моей свадьбе примирило его с действительностью, и потому при встрече шах был настроен благодушно. Он пространно и многословно рассуждал о месте женщины, ее роли, долге, достоинствах настоящей жены… Даже не знаю, как я сдержалась. Но зато разговор с претцем заставил меня понять, что не так уж плохо мне живется на моем месте. Потому что мои собственные придворные хоть мысленно и разделяли его точку зрения, но, по крайней мере, держали ее при себе, не пытались поставить меня на место и принудить молчать.
Гроттерия ван Хам с восхищением отнеслась ко мне самой, и общий язык мы нашли быстро. Девушка как раз не одобрила мое поспешное замужество, но мы с ней поплакались друг другу на то, как тяжело жить женщине в мужском мире, и расстались вполне довольные друг другом. Да и посол Ладики оказался очень приятным умным мужчиной, настоящим профессионалом, который и взглядом не намекнул, что недоволен таким собеседником. Поздравил с обоими событиями сразу, выказал удовольствие Владыки от того, что в Вирате наконец-то появился законный правитель, и выразил надежду на дальнейшее мирное сосуществование.
Капитану Драму мой пол и вовсе был безразличен, к Стьёлю он относился с уважением, как к настоящему воину, так что с обоими событиями поздравил вполне искренне. Конечно, сделал он это в свойственной островитянам грубой манере, отпустив пару пошлых шуточек, но разговор с ним был самым простым.
А сегодня настал третий день моего правления, и сегодня я выходила замуж.
Точнее, не день, а поздний вечер. Браки совершаются после заката, в часы Вечного Дитя. В древности, в начале времен, пара соединяла судьбы на алтаре Вечного Дитя самым примитивным способом — соитием. С тех пор люди стали с большим пиететом относиться к происходящему между мужчиной и женщиной, и брачная традиция изменилась: теперь в храме ограничивались только обменом кровью и поцелуем. Но по-прежнему — лишь двое и жрец. В отличие от претцев, мы не делали из свадьбы большого праздника: обряд в храме, иногда — тихий ужин для самых близких, а потом супругам полагалось уединиться на всю ночь. Жрец свяжет наши судьбы только символически, попросит благословения бога, а сама суть обряда оставалась прежней, хотя и перенеслась за двери супружеской спальни.
Вечное Дитя — простой бог. Ему плевать на чувства, для него важны только желания тела.
Мы остановились у подножия миниатюрной беседки, приподнятой на три ступени над узкой дорожкой, вымощенной мрамором. Здесь, посреди небольшой площадки, стояла низкая каменная тумба, на поверхности которой были разложены все необходимые для обряда предметы. Здесь же нас дожидался жрец, в своем травянисто-зеленом одеянии почти сливавшийся с садом.
Мы все с ним сливались. Зеленый — цвет Вечного Дитя, поэтому все обряды, связанные с этим божеством, окрашены и украшены именно им. Даже Стьёль был вынужден изменить привычному черному, чтобы уважить бога. Интересно, где он умудрился найти за эти два дня зеленый наряд, сшитый в традициях своей родины?
Жрец, конечно же, знал о том, чьи судьбы ему предстоит объединять. Поэтому нас не просили повторить брачные клятвы, их прочитал сам служитель бога, а от нас потребовалось лишь согласие, которое хмурый Стьёль выразил кивком.
Ритуальный кинжал рассек ладони. Ритуальная зеленая лента связала их, порез к порезу. Ритуальная чаша холодной родниковой воды, разделенная на двоих, стала символом жизни, которая у нас теперь тоже общая.
— Подтвердите поцелуем свою готовность вступить в брак, — велел жрец, забирая у Стьёля чашу.
Я подняла на своего почти мужа взгляд и вдруг как-то особенно остро ощутила, насколько я в сравнении с ним маленькая.
Мужчина как обычно хмурился, в уголках губ залегла горькая складка. Но взгляд — странно — не был холодным. Я не могла прочитать тех чувств, с которыми смотрел на меня альмирец, но почему-то сейчас стало спокойнее. Он осторожно провел кончиками пальцев свободной руки вдоль моего лица, подцепил за подбородок — аккуратно, но крепко, как будто опасался, что я сбегу. Склонился, на мгновение замер, но потом все же поцеловал. Губы у него оказались сухими, неожиданно теплыми и мягкими.
Светлокожий альмирец выглядел похожим на кусок льда или кварца, и почему-то мне казалось, что он весь должен быть если не холодным, то таким же твердым, как его ладони. Глупо. Откуда столь странные мысли? Он ведь касался губами моей руки, и было это прикосновение таким же мягким и аккуратным…
Нет, не таким же. Сейчас Стьёль не стал ограничиваться просто прикосновением, обозначением поцелуя. Осторожно ласкал мои губы своими, пробовал на вкус языком. Дразнил? Звал?
Прикрыв глаза, я сосредоточилась на ощущениях, которые будил первый в моей жизни поцелуй. Приятных ощущениях. Мне нравились эти легкие прикосновения, нравилось тепло, которое растекалось по телу. Нравился уютный, горьковато-хвойный запах его кожи. И я потянулась мужчине навстречу — мне тоже хотелось узнать, какой он на вкус и на ощупь.
Ощущения изменились. Странно, но — в лучшую сторону. Поцелуй стал глубже, увереннее, он уже был не просто прикосновением, а чем-то большим.
Стьёль отпустил мой подбородок, его пальцы огладили шею, нежно сжали плечо, по руке скользнули вниз. Ладонь мужчины оказалась на моей талии — уверенная, теплая, тяжелая. Слегка надавила, вынуждая прогнуться, и я для устойчивости ухватилась за его плечо.
Эти ощущения тоже были приятными. И когда Стьёль через несколько мгновений прервал поцелуй и огляделся, при этом продолжая меня приобнимать, я не поспешила отстраниться. Впервые за последние дни в моих мыслях о будущем появилась оптимистичная нота. Может быть, этот человек мне пока чужой, но его прикосновения и поцелуи не вызывают отторжения, они приятны и… осторожны.
Я с самого начала надеялась, что альмирец тоже будет настроен договориться, чтобы этот странный скоропалительный брак стал если не счастливым, то как минимум необременительным. И, похоже, надежда эта имела все шансы оправдаться. Хотя бы в том, что касалось плотской части союза, а это огромный плюс, учитывая, что мне как можно скорее нужно зачать ребенка, а в одиночестве это вряд ли получится…
Из глубокой задумчивости меня вывел Стьёль. Он разомкнул объятья, развязал ленту, сплетавшую наши руки, потом прикоснулся к моему плечу и жестом показал на то место, где недавно стоял жрец. Вопрос легко читался в его взгляде.
Все-таки выразительная у альмирца мимика. Если смотреть только на целую половину лица…
