В краю молчаливого эха - Меньшов Александр (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
В отличие от уже существующих университетов, таких как Ливеринский на Умойре, Ростокский на Фороксе, Эппенской высшей эльфийской школы на Тенебре — новое учебное заведение планировалось сделать общедоступным для любого жителя Лиги, будь ты хоть эльфом, хоть человеком, хоть гибберлингом. Сюда были приглашены многие известные учёные и маги, художники, скульпторы, писатели. Был создан так называемый Совет Трёх, которому было поручено управление делами университета, а именно заботой об учениках. Общее число преподавателей на тот момент доходило до двухсот, а студентов до нескольких тысяч.
Иван Гусев стал первым ректором университета. При нём была создана обсерватория, несколько лабораторий, музей и библиотека. Руку к последней приложил ближайший друг Ивана — Клемент ди Дазирэ. Именно он первым передал часть рукописей из собственной библиотеки, отчего здание книжного хранилища стало прозываться Клементиниумом.
Во время одной из своих экспедиций Иван Гусев пропал. До сих пор неведомо ни куда он направлялся, ни где был в последний раз.
Лигийский университет стали поочерёдно возглавлять разные личности. Большая часть из них имела своё видение будущего учебного заведения. Принцип Совета Трёх, в котором изначально присутствовали три «фракции» — эльфы, люди и остальные не титульные нации, такие как гибберлинги, свободные гоблины и даже орки, стал постоянно нарушаться, переходя в руки канийцев. Эльфы, преподававшие в этом университете, вскоре ушли. Кто вернулся в Ливерин, кто в Росток, а большинство в Эппен. А после того, как своё влияние на университет стала оказывать ещё и Церковь, добившаяся появления в нём собственной кафедры, многие весьма способные ученики перебрались в другие школы.
Единственное, что какое-то время ещё сохранило дух первого ректора Ивана Гусева — была библиотека. Таким количеством книг (в том числе и запрещённых), собранных со всех уголков Сарнаута не было нигде. Сюда съезжались с многих уголков Лиги. Изучали и древние, и новые работы, как учёных, так и магов, и алхимиков, и исследователей Астрала, путешественников, поэтов да писателей…
Но вот теперь, правда, попасть в Клементиниум стало весьма затруднительно. Часть секций закрыли для общественного пользования. А со временем ограничили даже и для некоторых преподавателей Лигийского университета.
Но эта школа пока ещё по-прежнему принимала в свои стены и разночинцев, и представителей иных рас. Конечно, количество и уж тем более качество обучение упало в разы, как, в прочем, сократилось и количество желающих учиться…
Внутри здания было не многолюдно. Семён живо поднялся по ступеням на третий этаж и тут же натолкнулся на процессию учителей, шествующих за ректором. Тот довольно нудным монотонным голосом что-то им всем рассказывал. Но ощущение было такое, словно никому из преподавателей это было не интересно. Хотя все они делали каменные лица, за которыми было невозможно проглядеть эмоции, одолевающие их сознание.
Ректор даже не глянул на Семёна, будто тот был пустым местом и продолжил свой спуск вниз.
— Замечание! — рявкнул кто-то над самым ухом.
Прутик тут же прижался к стене. Над ним нависала громадная грузная фигура декана с кафедры алхимии.
— За что? — пролепетал Семён.
— За что? Почему не приветствовал ректора?
— Я… я…
— Он приветствовал, — послышался тихий голос позади декана. — Вы просто не заметили.
Заступился за Семёна учитель истории — темноволосый уже немолодой человек по имени Роман Погорелов.
— Да? — декан удивлёно вскинул брови.
— Да-да, вы просто не услышали. А я заметил.
— Гм! — алхимик недовольно хмыкнул и пошёл вниз.
Погорелов слегка шлёпнул Семёна по лбу, мол, будь внимательней.
— Что у тебя сейчас? — сощурился он.
— Да так… грамматика…
— А! Ясно… После загляни ко мне. Голодный, небось?
Семён кивнул и поплёлся дальше.
Учёба в ординарных классах, вернее те предметы, которые там преподавали, ему были скучны и неинтересны. Все эти риторики, грамматики, синтаксимы… То ли дело история, или канийский да эльфийский языки… философия… Тут Семён показывал не дюжие способности. Хотя не все считали его перспективным учеником.
— Вздорный, ленивый… дисциплина отсутствует, — так характеризовал Прутика декану один из преподавателей. — А главное: он постоянно пытается спорить.
— Отправьте его в помощь к Богумилу. Надеюсь, тот живо ему отобьёт охоту пререкаться, — отмахнулся декан.
Так Семён волей-неволей оказался в библиотеке. Ему теперь частенько приходилось прибираться в пыльных залах и комнатах Клементиниума, помогая весьма ленивому борову Богумилу. Вернее, выполняя за оного всю работу.
Но нет худа без добра. По каким-то непонятным причинам, неприветливый грубый толстяк-сторож, с фигурой, что пивная бочка, отчего-то вдруг благоволил к худенькому мальчишке. Периодически он стал разрешать Прутику час от часу почитывать кое-какие книжки.
— Только же смотри, чтобы ни-ни! — хмурился сторож.
У него был распухший от постоянных пьянок красный нос, влажные жабьи глазки и громадные уши. Богумил некогда и сам был учеником Лигийского университета, но из-за своей лени и тупости, а также недалёкости, не закончил оный. Зато смог устроиться смотрителем в Клементиниум, и потому считал сию должность весьма важной.
Семён живо принимался за работу, а когда видел, что Богумил уже доходил до нужной кондиции, во время которой его опьяневший разум погружался в сон — он отправлялся в закрытые секции. Тут, при тусклом свете огарка свечи, парнишка рыскал среди толстых фолиантов, разыскивая любопытные по своему содержанию книги.
Читал он запоем. Иногда задерживаясь в Клементиниуме до самого утра. И вот едва только забрезжит солнечный свет, осторожно выбирался вон, чтобы не дать повода для подозрений ни сторожу, ни кому иному.
Любимым предметом Семёна была история. Наверное, поэтому Прутик быстро нашёл общий язык с преподавателем этой науки — Романом Погореловым. Тот был одним из первых выпускников Лигийского университета, и помнил Ивана Гусева. Когда Роман оставался с глазу на глаз с Семёном, он частенько начинал поругивать нынешнее руководство школы.
— Раньше в университет брали всех без оглядки на сословие, благосостояние и расовую принадлежность, — хмурился Погорелов. — Скажешь кому, что, мол, учился в Новограде у Гусева — так на тебя глядели, как на… на… на… Эх! Вот время-то было! А сейчас? Половина университета в запустении. Представляешь!
— Ну, теперь многие идут в Астральную академию, — попытался сказать слово Семён.
— Куда? При чём тут академия? Сравнил тоже золото с грязью! Слава Лигийского университета гремела во всём Сарнауте! Было честью преподавать на его кафедрах.
Потом разговор скатывался к самой истории. Погорелов с жаром рассказывал Семёну о древних временах и народах: о могучей империи Джун; о людях племени Зэм; о том как появились хадаганцы; об эльфах и Битве за Красоту; об Исахейме, Древе и гибберлингах; о могучей Орде орков… Рассказы были столь удивительны, полны кипучих эмоций. Слушая их, Семён окунался в море великих событий и не менее великих открытий. Перед внутренним взором паренька вставали империи, они росли и приходили в упадок, порою гибли. На их месте возникали новые империи, новые державы. Целые народы и расы сражались друг с другом, боролись за свою свободу, за само право на жизнь.
Погорелов немало рассказывал о том, что случилось после Катаклизма. О непрекращающейся войне между Канией и Хадаганом. О том они превратились в могучие государства.
— Я знаю, что ты ходишь в Клементиниум, — вдруг сказал Роман. — В его закрытые секции.
— К-к-как… это…
Семён побледнел и отпрянул назад.
— Ты не бойся, об этом никто не узнает. Но мой совет — будь осторожен. Богумил много пьёт и может сдуру сболтнуть лишнего. Если о том прознают в Совете Трёх… думаю, ты сам понимаешь, что тебя ждёт.
— Но я… я…
— Ты стал сам себя во многом выдавать. На днях спорил с преподавателям по зуреньскому языку, так?
