Осколки (Трилогия) - Иванова Вероника Евгеньевна (серии книг читать бесплатно TXT) 📗

Но она что-то говорила о мечтах…

– А если бы ты могла избавиться от своего Дара?

Голубые глаза непонимающе расширились:

– Избавиться?

– Ну да. Насовсем.

– Сие невозможно.

Что мне особенно нравится в собеседнице, так это уверенность по поводу и без оного. Дорого бы я дал за обладание таким качеством, ибо сам наделен совершенно противоположным: постоянными сомнениями.

– Ты сказала, что мечтаешь перестать быть лицедеем. Мечтаешь родиться заново. Конечно, рождение ни я, ни кто другой обеспечить не сможет, но вот насчет исполнения желания… Ты слышала что-нибудь о «коконе мечты»?

Хель горько фыркнула:

– А кто не слышал? Но все это лишь сказки для малышей.

– Почему же только для них? Взрослые тоже любят послушать волшебные истории о героях, спасающих принцесс…

– Из лап ужасных драконов?

А вот теперь можно обидеться. Драконы ужасны? Разве что своей настырностью и лишь некоторые. В большинстве же… За исключением меньшинства, то есть меня.

– Не только. И не говори, что вечерней порой на постоялых дворах, когда эль и вино согревают душу, ты никогда не прислушивалась к песням бродячих певцов и словам сказителей! Ведь слушала, затаив дыхание, верно? Слушала?

Она робко улыбнулась, признавая:

– Поймал. Слушала, конечно.

– Потому что желала обрести средство от своей беды. Пусть недостижимое и несбыточное, но то, о котором можно вспомнить в особенно грустный день и на которое можно надеяться, раз уж ничего другого не остается. Угадал?

– И как тебе это удается?

– Что именно?

Хель пораженно приподняла брови:

– Ты будто видишь меня изнутри. Будто… Ну да, как я повторяю чью-то поступь, слова и жесты, ты делаешь все то же самое, но с мыслями! Может быть, и в тебе течет кровь лицедея? Или кого-то еще?

Лицедея? Нет, милая, моя мать не грешила с заезжими молодцами, и на чистоту собственной крови я вполне могу рассчитывать. К тому же, хоть ты и верно подметила внешние проявления моей любимой забавы и одновременно моего проклятия, до сути не докопалась. Оно и к лучшему, разумеется… Лицедей запоминает образы и хранит в неизменности, у меня же все некогда увиденное и прожитое сплетается в единый узор, узлы которого не стоят на месте, то ли неуклюже хромая, то ли танцуя. Вот они столкнулись, снова отскочили, подарили друг другу пару витков, тем самым меняя и свой вид, разбежались в стороны, спеша навстречу товарищам по несчастью…

Я не пускаю кого-то другого жить моей жизнью. Я примеряю чужие жизни на себя, и если находится хоть один совпадающий по начертанию отрезок кружева, сплетенного судьбой, мысли и чувства того, с кем меня свела дорога, перестают быть тайной. Тайной прежде всего для моего собеседника, и этот «дар», пожалуй, потяжелее лицедейского. Хель всего лишь воскрешает воспоминания, но не живет ими. А я проживаю. Жизни. Чужие. ВМЕСТЕ со своей.

– Не знаю. Может быть, ты и права. Но если бы моя способность передавалась от отца к сыну, о ней было бы известно, и таких, как я, без счета бродило бы под лунами!

– Без счета? Вряд ли.

– Сомневаешься?

Женщина взглянула на меня очень серьезно, почти непререкаемо:

– Тебя ведь тоже не радует твой Дар?

– Честно говоря…

– Я пускаю кого-то на свое место, но потом не помню, что делала и говорила. Это больно, и все же когда рана существует только в воображении, к боли можно притерпеться. Но ты-то помнишь все!

– Помню.

– Ты пускаешь в себя чужие жизни по собственному желанию, не получая за это платы?

Она потрясена? Было бы чем. А может, мне действительно начать требовать плату за свои услуги? Помогаю ведь. Правда, еще больше причиняю вреда… Нет, стоит заикнуться о деньгах, сразу выяснится, что я еще должен буду приплачивать. Так не пойдет!

– Не сказал бы, что очень сильно желаю, однако… Запросто могу пройти мимо, это верно. В отличие от тебя.

– И тебе нравится?

– Проходить мимо?

Хель укоризненно качнула головой:

– Жить чужими жизнями.

Позволяю и своему недовольству выглянуть наружу:

– Почему ты так настаиваешь на ответе?

– Я… Мне…

Женщина осекается, мучительно подбирая подходящий ответ. Который мне прекрасно известен, стоило только сделать вдох и задуматься. Одно неосторожное движение, и на чужом сердце может появиться новый шрам, а потому срочно исправляю ошибку:

– Извини. Ты просто хочешь знать, каково это, потому что сама не можешь даже вообразить. Все правильно?

Голубые глаза благодарно светлеют.

– Хорошо, попробую объяснить. Сознание словно делится пополам, и одна его часть по-прежнему остается в полном моем распоряжении, а вторая отдается во власть чужих чувств и переживаний. Правда, нередко бывает так, что невозможно провести границу между этими частями… На каждом вдохе и выдохе я испытываю чужие желания, занимаю ум чужими мыслями, страдаю от невозможности исполнения чужой мечты, а потом полностью возвращаюсь к себе. То есть в себя. Прожив не только свою, но и чью-то еще жизнь. Тебе проще: ты хранишь только обрывки воспоминаний, а мне иногда случается пройти в мыслях весь путь – от рождения и до гибели.

– Целую жизнь… – повторяет Хель. – За несколько вдохов… Сколько же раз ты делился своим временем с другими?

А и верно, сколько?

– Я не вел подсчета. Зачем?

– Но ведь ты тоже теряешь!

Улыбаюсь, широко-широко:

– Давай взглянем с другой стороны. Вместо одной я успеваю проживать много разных жизней, и если сложить все их вместе, получится, что живу почти вечно! Стоит ли горевать?

Женщина вздохнула:

– Ты помнишь, это совсем другое.

– Согласен. Поэтому и спросил, слышала ли ты о «коконе мечты».

– Думаешь, он мог бы мне помочь?

– Люди верят.

– А ты?

Вопрос не в бровь, а в глаз. Да, не особенно верю, но чем фрэлл не шутит? Вдруг у нее получится? А я смогу честно сказать Ксаррону, что использовал его посылку для благого дела, заодно обрету возможность действовать в полную силу, безо всяких ограничений, мной же самим и придуманных. Потому что, признаться, полотняный мешочек на груди при всей его невесомости ощутимо оттягивает шею тяжким грузом обещаний.

– Не знаю. Но почему бы не попробовать?

– Сначала его еще нужно достать, и кроме того… – В голосе Хель впервые за все время беседы проскочили нотки неуверенности.

– Есть трудности?

Женщина провела ладонью по сукну тюка, на котором сидела:

– Если я сейчас избавлюсь от своего Дара, то… Стану никому не нужной. У меня совсем не было времени научиться жить своей жизнью: я всегда в разъездах, всегда в пути, от одного заказчика до другого, от одних лиц и слов к другим, и чтобы сохранить память свободной, мне нельзя часто видеть посторонних людей и разговаривать с ними, иначе слишком рано потеряю свою ценность. Со мной всегда рядом служанка, которая ограждает меня от ненужных встреч. Была рядом… – короткий взгляд на застывшее на полу тело. – Она любила меня. По-своему. Еще когда я была совсем девчонкой, не знающей об уготованной мне судьбе, Вала прислуживала мне. И сейчас она хотела всего лишь облегчить мои страдания, отправив за Порог, прежде чем корабль охватит пламя.

– А по-моему, она поторопилась. Ведь мы еще не знаем, умрем ли через двенадцать часов.

Узкие плечи приподнялись и опустились:

– Она исполняла свой долг. Намеревалась исполнить. Но мне почему-то не захотелось умирать так быстро…

– И правильно! Умереть никогда не поздно. Но ты так и не объяснила, почему вдруг засомневалась, стоит ли исполнять мечту.

– Да, верно… Мне уже немало лет, треть из которых я никогда не смогу вспомнить. Еще одну треть могу вспоминать только с грустью, а последнюю… Ее и вспоминать нечего: одна бесконечная дорога. Придется начинать все сначала, без надежды на успех. Пока я уверена, что нужна людям, хотя бы служа посыльным, но если перестану быть лицедеем, кто поручится, что моя новая жизнь будет столь же полезной? Ты поручишься?