Земля в иллюминаторе (СИ) - Кин Румит (полные книги TXT) 📗
— Хорошо! — с облегчением ответил Тави. Они, наконец, приступили к еде. Великолепные кушанья успели остыть, но остались такими же вкусными. Хинта жевал ломти холодного мяса, закусывал их острыми овощами и с мстительным наслаждением вспоминал, как ягода лопнула в руке у Квандры, когда тот утратил контроль над разговором. А вокруг колыхалось море желтой травы, светило солнце, танцевали призраки, сверкали стекла огромного купола, разверзалось бездонное небо, курился дымами далеко внизу муравейник города.
— Пусть это будет не последний пикник на травяном поле, — попросил Тави. — Пусть эта планета живет.
Наевшись, они разлеглись в траве. Хинту сморило, он задремал, но сквозь сон ему казалось, что он слышит, как друзья тихо переговариваются между собой. Ивара что-то шептал, Тави едва слышно смеялся, и в этом смехе было счастье. Судьба жестоко урезала их время, а чувство долга не позволяло им отклониться от их пути, но они получили свой клочок времени между великими битвами, чтобы испытать то, чего у некоторых людей не случается ни разу за всю их жизнь.
Когда вечернее солнце окрасило колосья в теплые предзакатные цвета, на поле появились Лива и Инка; они вышли из густых теней сада и, раздвигая траву, пошли к месту маленького пикника. Хинта к тому времени уже проснулся. Он сидел спиной к стеклу купола, на том месте, где раньше был Ивара, и смотрел на приближающиеся силуэты. Ивара поднялся им навстречу.
— Ты жив, — сказала Инка.
— Да. Признаюсь, еще никогда не осознавал этого с таким восторгом и с такой глубиной.
Они обнялись; она долго — даже слишком долго — не отпускала его из своих объятий.
— Я мечтал умереть, — уткнувшись в ее плечо, произнес Ивара. — Вслед за Амикой. А сегодня, впервые за годы, я не хочу умирать.
— Не надо, не говори так. Не надо об этом.
Хинта смущенно отвернулся, посмотрел на город — а они все стояли, обнявшись. Тави тоже поднялся из травы, обмолвился с Ливой какими-то словами. Потом Инка, наконец, отпустила Ивару. Впятером они смотрели на закат сквозь стекло купола.
— Отсюда ведь можно уйти тайком? — спросил Ивара. — Так, чтобы никто не знал, куда?
— Исчезнуть? — уточнил Лива. — Значит, ты так решил?
— Да. Квандра следит за домом, и рано или поздно он сюда придет. Ты прекрасно знаешь, что мне, мальчикам и Аджелика Рахна нельзя здесь оставаться. Да и вам так будет безопаснее. А пока пусть брат думает, что мы здесь и готовимся сражаться с ним на его поле.
— Да, ты прав. Я помогу тайно уйти. Есть способы.
— Хорошо.
— Когда? — спросила Инка. Лива, пытаясь утешить, приобнял жену за плечи. Она ответила слабой улыбкой.
— Завтра вечером, — ответил Ивара. — Есть три сценария. Либо через несколько дней после нашего ухода с миром начнут происходить невероятные перемены — такие, что их заметит каждый. Либо ничего не произойдет, но мы вернемся. Либо ничего не произойдет, но и мы не вернемся.
Лива закусил губу.
— Ты не перечислил вариант, в котором с миром начнут происходить изменения, и вы вернетесь триумфаторами.
— Боюсь, что этого варианта нет, — ответил Тави, — потому что мы будем в центре катаклизма. Как друзья Ивары в прошлый раз. И если мы выживем, то станем частью чуда и пойдем дальше, а не назад.
В других обстоятельствах эти слова могли бы показаться жестокими. Но здесь и сейчас говорилась только правда, и Тави ничего не нарушил, когда озвучил эту правду. Слушая его, Хинта вдруг понял, что они окончательно перешли какую-то черту. Они прошли через две битвы — одну в Шарту, и вторую здесь, сегодня, когда был разбит Квандра. Они стали героями. Никто теперь не смел останавливать их, когда они говорили, что пойдут на новый риск, что собираются сделать нечто великое, что пожертвуют за это великое собственными жизнями. Люди смотрели на них иначе. То, что раньше могло показаться заносчивостью, глупостью или безумием, теперь превратилось в должное.
— У меня будут для тебя инструкции, — обращаясь к Ливе, сказал Ивара, — на оба случая, если мы не вернемся.
— Да, конечно. — Лицо Ливы посуровело.
— Во-первых, ты должен понимать, что выбранный мною вариант — самый лучший. Это единственное, против чего у Квандры нет оружия.
Лива кивнул — с тяжелым, но искренним согласием.
— Я уже это понял. За прошедшие часы я разговаривал с разными людьми… Половина из тех, на кого я надеялся, струсила, едва услышав первые слова моей просьбы.
— Если мир начнет меняться, ты снова обратишься ко всем этим людям. Ты объяснишь человечеству, что происходит, и проследишь, чтобы люди все делали как нужно. Ты будешь нашим голосом, пророком нашего чуда. А если за следующую неделю ничего такого не произойдет, то ты не дашь правде пропасть.
— Я все сделаю.
Ивара посмотрел на Инку.
— Я хочу, чтобы ты составила техническое описание Аджелика Рахна — настолько полный протокол артефакта, насколько можно сделать за сутки.
— Я не смогу сделать это одна. Нужны еще два специалиста.
— Я найду двух университетских, которым можно доверять.
Потом они просто стояли и смотрели, как солнце уходит за марево дымов, за ряды плоских крыш, в ущелья улиц, и дальше до полного исчезновения — за горизонт. А после ужина Лива устроил для них сеанс в домашнем ламрайме.
В начале ночи Хинта легко и быстро уснул. Но проспать ему удалось всего несколько часов. Он проснулся задолго до рассвета. Кошмары его не мучили, сердце билось ровно, на душе было спокойно. Он не ощущал ничего, кроме твердой уверенности в каждом из принятых решений. Но спать он не мог. Он встал, оделся и пошел по тихому полутемному дому. Словно призрак, он вышел в сад. Купол светился бледно-лунным сиянием, а за стеклами был провал в черноту ночи. Вибрация города едва ощущалась. Растения качали ветвями. Запахи стали другими — в это время суток цвели другие цветы. Хинта прошел по одной из дорожек сада и вздрогнул, когда ему навстречу вышла другая тень. Они удивленно остановились друг напротив друга.
— Пта…
— У нас нет четкого протокола, — сказал человек, — но тебе лучше вернуться в дом.
Хинта понял, что перед ним охранник; пришлось повернуть назад. Возвращаясь, он заметил в одном из окон первого этажа свет, и стал внутри дома искать эту комнату. Оказалось, что горели окна кабинета Инки. Он попросил разрешения войти, и женщина впустила его. На ее верстаке с аккуратно раскрытой грудной пластиной лежал Аджелика Рахна; стены, потолок, экраны приборов — все было в отблесках его сияния.
— Я просто посижу, посмотрю, — сказал Хинта. — Я никогда еще не видел его таким открытым, хотя сам неделями с ним возился. Я не буду мешать.
— Хорошо. — Инка была очень бледной, глаза налились темнотой; глядя на нее, Хинта догадался, что она не столько делала дело, сколько слушала голос своего сына. С час он просто сидел, наблюдая, как двигаются ее ловкие руки. А потом она устала от его молчаливого внимания и стала давать ему простые задания. Одинаково потерявшиеся в этой ночи, одинаково ощущающие своих мертвых, они неожиданно легко сработались. Хинта боялся, что Инка задаст ему какие-то вопросы об Иваре, но она не спросила ни о чем, словно он был ее подмастерьем, и ему следовало быть здесь и делать то, что он делал. Вместе они пропустили зарю и работали до тех пор, пока в лабораторию не заглянули Тави с Иварой. Посмотрев на друзей, Хинта подумал, что те тоже не спали этой ночью — не спали, лишь бы продлить часы, проведенные наедине. Но он вдруг почувствовал, что должен поступить по примеру Инки. Еще недавно он пытал Тави, требовал от друга ответов. Теперь же он ни о чем не спрашивал — только улыбался, когда за завтраком наблюдал, как Тави краснеет, встречая его взгляд.
Утром Иваре сделали последнюю перевязку. Потом он на четыре часа ушел в кабинет Ливы, чтобы обсудить со своим старым другом все, что оставалось. В это время Тави и Хинта сидели в комнате Итаки и пытались играть в чужие осиротевшие игрушки. Но игры больше не давались, в каждом из них появилась какая-то новая неловкость.
