Отряд - Посняков Андрей (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
- Да, - поддержал дружка Иван. - И в самом деле, расскажите! Может, и мы засомневаемся…
Неожиданно поднявшись, Гермоген прошелся по светлице, и показалось, что в выцветших глазах старика на миг мелькнула слеза. Впрочем, повернувшись к друзьям, он заговорил уже совершенно спокойно и строго.
- Брат вернулся в тот день поздно, после вечерни, - усевшись обратно в кресло, Гермоген пригладил бороду. - На дворе уже было темно, мела метель, и в горницах стоял холод: ветер быстро выдувал тепло. Брат быстро прошел в свои хоромы - в левую часть дома, даже не спустился трапезничать, хотя любил посидеть на ночь со мной и моим старым слугой Джоном. Джон, кстати, варит отличный глинтвейн - сим глинтвейном Андрей лечился от кашля, причем довольно успешно. Обычно мы так и сидели - пили, разговаривали, грелись у печки… А в тот вечер было не так, совсем не так - слишком уж быстро брат поднялся к себе… Потом прислал служку, Телешу, попросил свинцовый карандаш и лист бумаги… знал, конечно, что я рисую, да и сам, бывало, делал наброски, весьма даже недурственные… Ночью я выходил во двор, видел - в горнице брата до утра горела свеча. А утром он внезапно умер! О мой бедный брат…
Горестно вздохнув, старик перекрестился.
- Посмотрите, - встав, он подозвал ребят к увешанной картинами стене, - вот это я потом нашел среди других рисунков. Портрет - парсуна, - только не поймешь: человек или зверь?
Парни подошли ближе и вздрогнули: на небольшом - в четверть листа - карандашном рисунке был изображен сидевший за столом человек, судя по одежке и перстням на пальцах - боярин или богатый купец, в домашнем зипуне с узорчатым шнуром-канителью и накинутом поверх кафтане. Коренастый, сильный, мускулистый - так можно было охарактеризовать весь, так сказать, экстерьер, но вот старый был человек или молодой, угадать было невозможно - вместо лица, распахнув пасть, скалилась жуткая медвежья морда!
- Ошкуй! - переглянулись ребята. - Ошкуй.
- Что? - старик обернулся. - Узнали, что ли?
- Да нет, - почесав голову, усмехнулся Иван. - Разве ж тут узнаешь? А поближе посмотреть можно?
- Да смотрите. - Гермоген пожал плечами и, подойдя, распахнул дверь. - Жалко, что ли. Только вот, извиняйте, с собой не дам - последняя о брате память. - Выглянув в сени, он тут же прокричал: - Телеша! Телешка! Давай, неси квасу.
И квас был тут же доставлен. В сей же миг.
А парни, не торопясь, рассматривали парсуну, стараясь не упустить малейшие подробности. Точно так же, как когда-то Ртищев учил проводить обыск - слева направо, от краев к середине. Скупыми мазками был изображен интерьер - угол изразцовой печи, небольшой иконостас с лампадой, оконце. А на стене, наполовину закрытая головой сидевшего за столом ошкуя, картина… пейзаж с ветряными мельницами. Вообще, подобное в русских домах пока было редкостью… исключая, конечно, Тихвин, Новгород и прочие приграничные городки.
- Картинку запомнил? - шепотом осведомился Иван.
Митька кивнул:
- Угу. И изразцы смотри какие - с фиалками.
- Это тюльпаны, Митя.
- Ну, значит, с тюльпанами.
Гермоген Ртищев приглашающе махнул рукой:
- Ну что, насмотрелись?
Они еще попили квасу и, выспросив у хозяина сведения обо всех, ближайших его покойному брату, слугах, откланялись, обещав вскоре зайти.
- Да, - уже на крыльце опомнился вдруг Иван. - О деле-то мы забыли спросить!
Гермоген удивленно приподнял бровь:
- О каком еще деле?
- Челом бьем…
Парни глубоко поклонились, после чего Иван, с подобающими случаю витиеватостями, изложил свою просьбу.
- Посаженым отцом? - Старик поскреб голову. - Заместо брата, говорите…
- Не заместо, в память.
- В память… Это хорошо, что помните. Это хорошо.
Наконец, простившись окончательно, парни отправились домой - да и пора уже было, солнце давно спряталось где-то за кремлевской стеною, и длинные тени башен тянулись почти через весь Китай-город. Приятели ехали не торопясь, не понуждая коней без нужды пускаться рысью. Наслаждались тихим спокойным вечером, с прозрачным, постепенно синеющим небом, чуть тронутым мягкими, подсвеченными снизу золотом облачками. Чем ближе к центру, тем больше на улицах встречалось людей, все шли к церквям, к вечерне, и, видать, вышли загодя, поскольку шагали не торопясь, шествовали степенно, семьями, раскланиваясь со знакомыми. Крича и толкаясь, шныряли меж взрослыми дети, где-то за углом озорная молодежь пела лихие частушки, препохабно терзая гудок и недавно вошедшую в моду треугольную домру, называемую на татарский манер - балалайка. Проходившие мимо старики осуждающе трясли бородищами и плевались - что за мерзкий инструмент! Только беса тешить. Мало нам поляков с их литаврами да плясками - так еще и эти…
Василиска встретила парней ласково - истосковалась. Лишь посетовала, что Прошка еще не пришел, потому и стол не накрыла.
- Ништо, - отмахнулся Иван. - Как явится, так и трапезничать сядем.
- За-ради праздника шти с мясом сегодня, - похвасталась девушка. - А к ним - пироги с ягодами, да три ушицы - налимья, да окуневая, да с форелью.
Митрий радостно потер ладони:
- Ох и поедим. Да где там этого Прошку черти-то носят?!
- Известно где - на Кузнецкой!
Похохотали, слегка проехавшись по Прошкиной манере держать все свои любовные связи в тайне, потом послали Митьку к соседям - позвать на шти Филофейку с Архипом, заодно и обговорить подробнее предстоящую свадьбу.
- Что ж, позову, конечно, - надевая новые - зеленые с серебристым шитьем - сапоги, солидно кивнул парень. - Знамо дело.
- Ой, Ваня, - едва Митрий ушел, вдруг спохватилась Василиска. - Я гребень-то тот, что ты привез, подруженьке своей подарила. Филофее.
- Какой еще гребень? - не понял Иван.
- Да тот, с ошкуем.
- С ошкуем? - Юноша вздрогнул и, тряхнув головой, позвал суженую: - Иди-ка сюда… Приголублю.
- Да стоит ли? Митька ведь живо вернется.
- Ага, вернется, как же! Языком до ночи зацепится. Митьку, что ли, не знаешь? Сестрица называется…
Не слушая больше, Иван подошел к Василиске и, крепко обняв, с жаром поцеловал в губы. Руки его быстро расстегивали саян… Ох, и пуговиц же на нем было! От ворота до подола, и все такие мелкие, попробуй-ка расстегни… И все ж расстегнул, быстро сняв с любимой рубашку… впился губами в грудь, ласково гладя гладкую шелковистую кожу.
- Ох, Иване… - Девушка томно прикрыла глаза. - У меня в груди… ну прямо пожар какой-то!
Треща, падали в траву бревна. Пылающие горячие искры рвались в черное ночное небо, и высокое злое пламя с воем пожирало хоромы, с угрозой поглядывая на соседский забор, который быстро поднявшийся по тревоге люд давно уже поливал водою, передавая друг другу кадки. Эти хоромины не спасти, ну, хоть другие… Не дать, не допустить распространиться пожару, иначе - все, иначе - гибель, деревянная Москва вспыхнет, словно сухой, приготовленный для огнива мох.
Понимая это, люди старались как могли, но грозное пламя не унималось, терзая несчастные избы, и его желтые отблески были видны если и не по всей Москве, то уж в Белом городе и в Заяузье - точно, не говоря уже про Скородом, - собственно, тут и разыгралась трагедия.
Приказные - пожарная часть Земского двора - на этот раз явились вовремя, привезли большие возы с наполненными водою бочками, с песком, с баграми. С профессионалами дело пошло веселей, - не обращая внимания на протесты хозяев, те живо развалили ближайший, начинавший уже дымиться забор и теперь подбирались к соседней избе.
- Не дам! - с визгом пробилась к ним простоволосая баба в накинутой на рубашку телогрее. - Не дам избу рушить!
- Уймись! - жестко бросил ей приказной - высокий нескладный мужик с большим горбатым носом и узкой бородкой - пристав пожарной чети Никифор Онисимов. - Все сгорят, дура, не видишь?
Баба запричитала, заламывая руки:
- Господи-и-и… Господи-и-и…
