Клинки и крылья (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
— Она нас понимает… Так неинтересно, — разочарованно протянул один из голосков, после чего оба они скороговоркой провозгласили: — Ястреб мышку не поймал, круг игры закончен! Сердце мышки бьётся — ястреб не сдаётся!..
Что-то негромко хлопнуло, сверкнуло, и в паре шагов от Тааль появились два маленьких человечка с острыми, как у рысей или диких котов, ушами. Она видела боуги единственный раз в жизни — тот неведомо как забрёл к ним в гнездовье с диковинками и фокусами, обеспечив себе многолетнюю славу в слухах, — но сразу узнала эти уши, и рыжие волосы, и немного пугающие, с безуминкой, жёлтые глаза. Эти глаза напомнили Тааль о Двуликой — женщине-лисице, ребёнка которой ей неожиданно пришлось спасать. Интересно, где она сейчас, довела ли своё племя до тауриллиан, чтобы служить им?…
Один боуги сидел на траве, скрестив тонкие, будто прутья, ноги в зелёных штанишках; другой стоял, склонив голову набок, и играл большой золотой монетой на нитке — точной копией той, что Фиенни и Тааль обнаружили в фонтане русалок. Отличались они разве что количеством конопушек и чем-то неуловимым в чертах. Тааль приняла бы их за близнецов, если бы не приглядывалась.
— Какая громадина… — боуги с монетой бесцеремонно оглядел её и, фыркнув, пихнул коленкой товарища. Тот недовольно вскинул на него глаза, сморщил нос — и Тааль почему-то вдруг отчётливо поняла, что перед ней птенцы… Тьфу, то есть дети, конечно.
— Ты оттуда, что ли? С поверхности Холма?
— И ты правда понимаешь наш язык?
Они спросили это в один голос, заставив Тааль растеряться ещё сильнее. Не суетиться, сосредоточиться и ничему не верить сразу — так учил Фиенни… Она вздохнула и достала из мешочка на поясе монету-пропуск.
— Я понимаю все языки. И не знаю, что значит «с поверхности холма».
— Ну, значит — не отсюда, — проворчал тот боуги, что сидел, скользнув до обидного равнодушным взглядом по позеленевшей монете. — Все мы тут под Холмом.
То есть?… Тааль ещё раз — проверки ради — взглянула на небо над собой, обвела глазами луг и дубы… Ладно, должно быть, у неё ещё будет время на расспросы.
— Тогда — да, наверное. Я с поверхности холма.
— Все языки понимает, ишь ты… — снова фыркнул другой боуги, щёлкнул пальчиками — и его монета вдруг раздулась, превратившись в золотой шарик. Потом шарик задрожал, выпустил крылья, оброс пухом, отделил от туловища шею с маленькой головой… По траве, попискивая, семенил цыплёнок; смешно и жалко трепыхались его немощные крылья. Пока Тааль смотрела на них, у неё пересохло в горле. — А вот так можешь?
— Ну чего ты начинаешь, Бригхи? — более серьёзный малыш тряхнул головой; кончики его ушей, казалось, сейчас вспыхнут от досады. — Нельзя хвастаться перед чужаками!.. И вообще… — боуги покосился на неё с открытой враждебностью. — Вдруг она из этих?…
— Да не-ет… — заботливо подхватив цыплёнка, Бригхи обошёл Тааль, точно она была столбом или деревом. — Непохожа на этих. Неказистый облик для них, и слишком обыкновенный.
В сознании Тааль против воли прозвучали тихие, обволакивающие слова Фиенни: «Ты стала красивой девушкой»… Замечание боуги уязвило её, и это неприятно удивляло. А ещё она, кажется, догадывалась, кто среди боуги именуется этими.
— Но если все языки понимает…
— Врёт, наверное.
— Я не вру! — она постаралась сказать это без злости, но уверенно. Скрипучая музыка тем временем сменила мотив, стала более тревожной и прерывистой; Тааль всё больше хотелось пойти на звук. — Но я не тауриллиан. Кто-то из ваших сородичей позвал меня вот этим, — она дотронулась до монеты и, не устояв перед искушением, мстительно добавила: — Кто-то взрослый, я думаю. А дар понимать слова всего живого достался мне от атури, духов стихий… Если вам это о чём-нибудь говорит.
Их странная словесная игра, впрочем, уже показала ей, что очень даже говорит… Кажется, только атури и были силой, способной выручить из любой беды как «мышку», так и «ястреба». Жаль, что Тааль, после разочаровывающего знакомства с Хнаккой и Эоле, уже не обрести такую же детскую веру.
— А-а… Точно! — Бригхи шлёпнул себя по лбу, и Тааль лишь сейчас заметила, что между пальцами у него протянуты полупрозрачные перепонки. — Вспомнил! Мать говорила мне, что передавала послание какой-то чужачке через русалок. Ну, тех, что в Молчаливом Городе.
Его друг покачал головой и встал, по-стариковски закряхтев.
— Твоя мать, как обычно, рисуется… — (по-видимому, уважение к старшим тут не насаждалось; в гнездовье Тааль птенец за такой тон получил бы клювом по макушке). — Ещё бы через мёртвого ёжика передала, как некроманты из Обетованного раньше делали.
Сердце Тааль пропустило удар. Она спрятала монету, стараясь складками мешочка прикрыть задрожавшие пальцы.
— А ты откуда знаешь, как делали некроманты в Обетованном?…
— Да так, просто слышал, — теперь малыш-боуги наблюдал за ней с большим любопытством. — А что?
— Н-нет, ничего… — Тааль повернулась к сорванцу Бригхи, который почему-то гораздо меньше её пугал. — Ты проводишь меня к своей матери? Мне очень нужно поговорить с ней.
— А что мне за это будет? — Бригхи хитро сверкнул глазами. Тааль задумалась.
— Могу рассказать тебе о драконах-призраках из Молчаливого Города, — предложила она, мысленно извинившись перед Фиенни за такое кощунство. По крайней мере, там эти проныры точно не побывали, поскольку живы.
— Пфф… Призраках. Я видел и настоящих драконов, — тоном капризного властителя отверг Бригхи. Тааль разволновалась ещё сильнее: раз он видел драконов и, возможно, общался с тауриллиан, то они где-то рядом — вместе с Гаудрун и Турием, вместе с…
— Лучше научи его языку русалок, — осклабился второй боуги. — А то ему матушка не позволяет — говорит, маленький ещё, вот исполнится триста…
Бригхи внезапно залился краской, да так, что даже Тааль ему посочувствовала.
— Научить не смогу, но перевести что-нибудь сумею, — пообещала она, вслушиваясь в далёкие рывки дудок, рожков и струн. Солнце почти скрылось, и на кроны дубов опускалась мгла. Холмы на востоке уже заволоклись ею, непрошенно напомнив о песчаных горах в Пустыне. Чутьё подсказывало Тааль, что ей крайне желательно добраться до жилищ боуги раньше, чем окончательно придёт ночь.
— Тогда пошли, — пожал плечами Бригхи, усилием воли возвращая себе хамоватый вид. Цыплёнок у него на ладошке снова стал золотником, а потом превратился в печенье, от которого боуги с аппетитом отгрыз кусок. В серединке печенья желтело масло, и на ум Тааль пришли все рассказы о боуги, которыми она заслушивалась в детстве.
— Погоди-ка, — позвал второй боуги, хотя Бригхи уже занёс ногу, чтобы переступить через дубовый корень. — А если она из возвращенников?
— Из кого?… — услышав нелепое слово, Тааль еле сдержала смех. Оба боуги, однако, сразу стали не по-детски серьёзны.
— Да, я ведь и не уточнил, — откусив ещё часть печенья, Бригхи преисполнился солидности и надул щёки. — Ты из возвращенников или из сиденцев?
— У нас это важно, — сказал его дотошный друг. — Вся деревня уже лет восемьдесят только и разбирается, что сиденец, а кто возвращенник. Борьба идёт такая, что держись.
— Ф фмыфле, хошешь ли ты, фтобы эти… — проглотив остатки печенья, Бригхи вытер жирные от масла губы. — Ну, чтобы тауриллиан прорвали барьер и вернулись? Чтобы правили в Лэфлиенне и Обетованном, как в старину? Мы живём на их землях и всё такое, но многие у нас не хотят этого. Мои родители, например.
— Нет, не хочу, — убеждённо ответила Тааль. — Я совсем не хочу этого, Бригхи. Потому я и здесь.
— Ну и хорошо, — сказал боуги, успокоенно тряхнув ушами. — Значит, всё в порядке. Только запомни, что ты сиденец.
Тааль кивнула и улыбнулась. После её улыбки взгляд второго боуги необъяснимо потеплел.
— Меня зовут Ришо, кстати. Или ещё — Ришо Вещие Сны… И в моей семье все возвращенники.
Боуги двигались бесшумно, как тени — если можно себе представить тень с острыми ушами и рыжей макушкой. Тааль еле успевала за ними, не уставая мысленно проклинать свои гигантские, негибкие ноги и тяжёлые кости, которые так трудно передвигать… Привыкнет ли она когда-нибудь к такому несовершенному телу? Вернут ли ей возможность летать?…
