Летопись Третьего мира. Ч.1. Огни Ринеля (СИ) - Версон Мария (читать книги полностью .TXT) 📗
- Наверное это из-за оранских магов. Он обиделся, что это задание дали мне. - Пробубнил монах, войдя в центральный корпус.
Им нужно было идти к двум мраморным колоннам, стоящим у главной лестницы, высокой и широкой настолько, что в жаркие дни здесь проводили лекции. Она вела на второй этаж в преподавательскую и тренировочные залы. Стоило Стижиану войти в двери черного хода, как он услышал некий гул, тихий смех Млинес, и был готов поклясться, что слышал скрип зубов отца.
На лестнице сидело не меньше тридцати монахов, среди которых затесался и Амит, опустивший глаза, но не спрятавший свою улыбку.
Стижиан остановился на расстоянии пары метров от Млинес и Тео, сидевшего на нижних ступенях. Они увлеченно о чем-то болтали, точнее, она увлеченно ему что-то рассказывало, а "виновник" сего собрания две минуты стоял перед ними:
- Кхе-кхе, - кашлянул он в кулак, и только тогда учителя обратили на него внимание.
- Ах, доброе утро Стижиан! - Облегчено воскликнул Тео, освободив руку от цепких объятий увлекшийся рассказом Млинес. Она обиженно фыркнула и помахала Стижиану руками, в знак того чтобы тот сделал пару шагов назад - к колоннам.
- Итак, - начала говорить она, едва наступила тишина. - Стижиан Ветру, вы нарушили одно из основных правил, которые послушники нашего монастыря должны строго соблюдать. Вы вступили в связь с женщиной ещё будучи нашим учеником. За этот проступок полагается двадцать ударов плетью. - Проговорила она, и губы её чуть искривились. - Но, да будет вам известно, у каждого проступка есть своя степень тяжести, а вы почти достигли восемнадцатилетнего возраста и в скором времени должны будете завершить обучение. Ваше нетерпение говорит само за себя, из чего следует, что ваше наказание будет усугублено. - Млинес спиной чувствовала, как аура Амита теплеет - он сидел на ступенях, улыбался, и даже не подозревал, что его так легко прочитать. Даже человек обделенный силой почувствовал бы тепло удовлетворения, расползающееся по ярко освещенной почти белой комнате, в которой они сейчас находились. - Вашим наказанием станет пятьдесят ударов. Хотите что-то сказать?
- Да... - Протянул Стижиан, снимая с плеч мантию, - когда вы хмуритесь, я начинаю вспоминать детство и все те тренировки с вами, что мне пришлось пережить. Прошу вас, мастер, не пугайте меня так.
Млинес тут же улыбнулась и прищурила глаза: утреннее солнце было на редкость ярким, тем более здесь - в белокаменной мраморной комнате. Несколько широких лучей падали прямо на колонны, рядом с которыми уже стоял Стижиан, и его толком не было видно - все заливал свет.
Он бросил свою мантию на пол, получил от Маретти легкое похлопывание по плечу и встал между колоннами.
Этот ритуал наказания - пережиток сотрудничества с прочими школами инквизиции, которые наказывали своих провинившихся учеников, привязывая их руки к двум деревянным столбам, стоящим на расстоянии пары метров, и в зависимости от проступка наносили то или иное количество ударов плетью. Мастера монтерского храма с одной стороны оказались более милосердны: они не привязывали провинившихся - они им просто разрешали держаться руками на эти колонны, впиваться в них ногтями, но не более, ведь если ты не сможешь устоять на ногах, то будешь исключен из монастыря без права вернуться. Вся колонна была испещрена царапинами, вмятинами, и являла собой старинное мраморное напоминание всем учащимся о том, что будет с теми, кто нарушит основные правила монастыря. Поговаривают, что каждый из монтерских мастеров, ныне странствующих или преподающих, стоял у этих колонн, оставляя на них свои царапины.
Маретти без малейшего удовольствия выполнял такого рода поручения, как это. Но он, в отличие от большинства пострадавших от его руки послушников, знал, что таких "козлов отпущения" как они с братом мастера выбирают во благо провинившихся, ведь если наказания станут проводить учителя, то послушник лишится жизни после первого же удара.
Он открыл почти плоский светло-коричневый деревянный сундук и взял в руки "орудие". Плеть длинной в три метра, матово черная, с гладкой отполированной поверхностью, такая, что разрезая ею воздух, можно было оглохнуть.
Стижиан растянул руки между колоннами и у него в голове снова прозвучал голос Маретти, который пару минут назад сказал: "Я постараюсь быть по аккуратнее." Интересно, насколько это возможно?
- Стижиан, - услышал он голос Млинес, - я буду вести счет максимально громко. И... Богиня с тобой. Маретти, прошу вас. Раз!
Громкий свист прорезал воздух и Стижиану показалось, будто его прокусил живой дракон: боль поразила всю спину и её эхо разошлось по всему телу. "Какой же ты дурак", - говорил он себе, когда почувствовал, как по спине потекла кровь.
- Пять! - пронесся над ним голос Млинес.
Уже пять? а где же два, три и четыре? Проклятье! Должно быть уже наступил шок.
- Девять! - Горланила Млинес под нарастающий за её спиной гул: монахи ничем не отличаются от других людей, и так же, как и они, любили все обсуждать.
- Одиннадцать!
Первым неладное почувствовал Амит. Не смотря на всю свою нелюбовь к человеку, стоящему у колонн, он ни в каком виде не желал Стижиану смерти: только унижения и, может быть, боли, но не смерти. Он привстал со ступеней и сощурился, пытаясь разглядеть засвеченную лучами солнца спину соседа.
Тео тоже уловил эту странную, появлявшуюся до этого лишь однажды, волну, исходящую от его сына. Лишь когда на небе появилась мелкая тучка, и лучи белого света перестали скрывать происходящее впереди, а с губ Млинес сорвалось число двадцать три, он вскочил с места и хотел было рвануть вперед, но твердая рука Млинес остановила его.
- Нет, - рыкнула она, и произнесла следующее число.
"Стижиан, ты дурак", подумала она, когда поняла, почему он все ещё на ногах стоит - он использовал технику, которой не учат в монтерском монастыре, да и не учат нигде вообще.
Прием был чистой импровизацией Стижиана, он его придумал, когда попал под обстрел в одной деревушке. Причинять вред местным ему тогда казалось немыслимым, а скрыться попросту не удалось, и тогда он решил объединить технику полного расслабления тела с техникой подавления боли. Это было потрясающим решением в данной ситуации, ведь прервать наказание пока Стижиан стоит на ногах мастера не имели права, хоть и понимали, что жизнь монаха под угрозой, а используя этот прием он мог быть уверен, что смерть от болевого шока ему точно не грозит. Никто другой, быть может только сама Млинес, не смог бы выдержать подобного и остаться стоять.
- Тридцать четыре! - Прокричала она, увидев округлившиеся глаза Маретти, и пары других послушников, стоявших не за её спиной. Тепло ауры Амита вмиг исчезло - оно сменилось холодом. Произнося одну за другой цифры, Млинес очень хотелось устроить нежный поцелуй носу Амита и столу, и объяснить этому завистнику как он на самом деле дорожит своим соседом по келье. Но это потом. Все это потом. - Сорок один!
Амит сорвался с места и подлетел к Тео:
- Мастер! - Тихо сказал он, на что тот кинул на него усталый взгляд, переполненный тревогой.
- А разве ты не этого хотел, Амит?
- Пятьдесят!
- Нет, не этого!
Наступила тишина.
Стижиан, стоящий ногами в небольшой лужице собственной крови, поднял голову и все услышали, как захрустела его шея. Медленно, он опустил затекшие побелевшие руки, с застывшими и обескровленными пальцами, и только тогда все присутствующие смогли увидеть, что на самом деле скрывали лучи утреннего солнца: кровоточащие раны, не оставившие живого места на спине монаха. Пятьдесят ударов сделали свое дело: разошлась кожа, порвались несколько мышц. С виду нельзя было сказать, целы ли ребра и позвоночник. Стижиан не чувствовал ничего уже удара с десятого, и не помнил, как прохрустев шеей, нагнулся, чтобы подняться свою мантию и накинуть её на окровавленные плечи.
