Сильнейшие - Дильдина Светлана (читать книги полные txt) 📗

Путь домой показался Кайе Тайау бесконечным. Каждая тень заставляла вновь и вновь видеть растерянное лицо Альи, когда Ийа поднялся наверх, оставив ее, а отец, которому она радостно замахала, как только заметила, встал и ушел вообще. Как испуганно-недоуменно она обернулась наконец в сторону Къятты. Самую малость испуганно — привыкла ко всеобщей любви.

(Мальчишка в очередной раз прикусил губу)

…А потом была вспышка чекели.

— Хотел бы остаться дома? — старший взял его за руку. Привычный, такой родной жест.

Мальчик молчал. На губах выступила кровь. Къятта осторожно убрал ее своими губами.

— Все справедливо. И тебе вовсе не стоит ранить себя.

Кайе не отозвался.

— Я кое-что покажу тебе… ты позабудешь про неприятные часы.

— Что? — неуверенно спросил мальчик, поднимая совсем черные глаза.

— Возьму тебя с собой за пределы города. — Он заговорщицки улыбнулся, — А там кое-кто есть.

Три дня спустя фигурка следила с холма за черными неряшливыми силуэтами, покусывая губы от возбуждения и любопытства.

— Тебе понравится то, что я подарю, — пообещал старший брат.

Луна взошла — красная. Охотник задумчиво пожевал губами — красная луна, плохо. Будет ветер. Прислушался к полулаю-полумяуканью ихи в долине. Голодные ихи вопят на всю округу — вряд ли он сумеет найти хорошую добычу.

Низкий лоб охотника рассекал шрам, жесткие волосы уже поседели, хоть охотник был далеко не стар. Втянул носом воздух — пахло колючим кустарником, горными травами — и бегущими животными. Охотник чуял их издалека. Как только луна дойдет до второй вершины, хору будут здесь. Их меньше, чем пальцев на руке, но и стольких стоит бояться. Они заставили подчиняться Тех, что оставляют раздвоенные следы, и передвигаются быстро. Последнюю, младшую сестру Седого убили вчера, чтобы хору не трогали стойбище. Они не видели ее смерти, но они все знают.

Седой шел не торопясь — пока еще рано. Звери придут к водопою под утро, тогда можно будет брать добычу. Если он будет охотиться хорошо, Рыжебровый отдаст одну из своих дочерей Седому. У него хорошие дочери — сильные, рослые, могут долго нести тяжести на плечах. Если земля снова станет неспокойной и придется уходить, такая женщина будет полезной. Не то что дочери Зуба — они все тощие, скоро всех их убьют, чтобы племя не трогали хору. А сестру Седого жаль. Она, хоть и хромала, была крепкой.

Шорох в кустах раздался позже, чем Седой уловил еще один запах. Маленькая йука потеряла мать и забилась в самую гущу зарослей. Не кричала, не звала родичей — чуяла, только хищников призовет.

Седой прикончил ее ударом кулака по голове, взвалил на плечо. Потом передумал, закинул на дерево. Запах приманит зверей, и Седой останется без настоящей добычи — или, хуже, придется драться с большими хищниками. А на дереве, если повезет, тушка сохранится до утра. Если ихи не стащит.

Колючие заросли пропустили Седого, не оцарапав, и сомкнулись за спиной охотника.

Скоро неподалеку от места, где он прошел, застучали копыта, зазвенела наборная узда. Одну грис вели в поводу; а всадников было трое, и они ничуть не старались таиться от леса или дикарей. А ехавший первым юноша и вовсе ушел в свои мысли — спутники не решились бы сейчас окликнуть его. Наконец он вскинул глаза на сопровождающих:

— Оставайтесь тут. Я скоро.

Всадники-синта придержали грис, но один все же сказал:

— Али, одному в стойбище лучше бы не соваться.

— Перестань. Если нас появится трое, они отупеют от страха. Ждите, я скоро, — послушная легкому толчку в бок, грис потрусила по неровной тропинке, и за ней последовала вторая, с пустым седлом.

…Норреки были безобразны. Ростом по плечо человеку, они обладали кряжистостью, длинными руками и темной, во многих местах волосом поросшей кожей. Головы их, почти круглые, казались слегка сплюснутыми сверху, широкие носы и низкие лбы создавали впечатление угрозы.

Некоторые из дикарей были трусливы, некоторые безрассудно смелы. Но смелых почти не осталось в землях южан.

Норреки боялись непонятных соседей. Некоторые племена не дрожали от страха, чуя их запах — это были те, кто не испытал разрушительной силы пришельцев, а напротив, пользовался их милостью. Норреки называли себя рууна, считая, что ведут начало от медведя, волка и прочих зверей.

Это племя южанам было известно давно, и не кочевало, как другие. Оно жило на самом краю большой долины, где добывали золото. Довольно сообразительные, норреки соорудили алтарь и каждый вечер клали на него плоды и убитых птиц. Они поклонялись и Солнцу, и Грому, однако юва казались им и более могущественными, и более опасными — не говоря о том, что их можно было увидеть, чуть ли не коснуться. Они пытались задобрить страшных существ — на свой дикарский лад. Порой убивали таких же норреков, чтобы снискать милость могущественных соседей. Неважно, где в это время находились южане. Считалось, что хору все равно видят все.

Къятта немного знал язык дикарей — если это можно было назвать языком, скупую череду отрывистых, щелкающих и лающих звуков. Понимал, но вряд ли мог бы воспроизвести.

Всадник в легкой золотистой одежде остановился на поляне неподалеку от стойбища. Один — юноша не боялся норреков. Вечерний свет скользил по шелковистым бокам молодой грис, по его длинным, заплетенным в косу волосам, по татуировке.

Боком, пригнув головы, несколько дикарей приблизились к нему. Къятта швырнул им две глиняные фигурки, изображающие детей — одинаковые. На лицах норрреков, невыразительных, отразилось облегчение — столь сильное, что было заметно южанину. Быстро, звериным движением кинулись они на стоянку и скоро приволокли два замотанных в шкуры свертка. Свертки попискивали и шевелились.

Къятта свистнул, пронзительно — из леса выбежала вторая грис, покрупнее, с черной вьющейся шерстью. Бросив свертки на спину ей, примотал ремнями и, вскочив в седло, умчался с поляны. Вторая грис следовала за ним.

Живой груз в собственный дом доставил легко — хотя девочки пытались вывернуться из шкур и ремней, издавали невнятные звуки, и, похоже, тряска на грис изрядно их измотала. Пусть скажут спасибо, посмеивался про себя Къятта — в племени дикарей близнецов опасались. Странно, что при рождении не убили. Может, готовили в жертву страшным хору-южанам? Вот он и забрал, и довольны все.

И братишке понравится, он любит все необычное — правда, и остывает быстро, но диковинок много, для него хватит, не жаль.

— Какие уродливые! — Мальчик с восторгом смотрел на девочек-близнецов. — И даже на людей похожи! Они умеют говорить?

— Если это можно назвать разговором, — Къятта стоял за плечом.

— Их нужно держать на привязи? Или можно приручить?

Мальчишка протянул руку к одной из скорчившихся в углу фигурок. Девочка дернулась назад, и Кайе стремительно убрал руку. Старший брат расхохотался:

— Боишься, откусит тебе пальцы?

— Нет! — Кайе было стыдно за свой непроизвольный жест. Разве не возился он с дикими зверьми? — Подними голову! — он шагнул к маленькому уродливому существу и заставил смотреть себе в лицо.

— Почему они все-таки похожи на человека? — с легким возмущением спросил у брата.

— У мира много странных шуток.

— Я назову их Таойэль и Амалини, — выпалил мальчишка имена двух из Пяти звезд.

— Ужасно, — Къятта не скрыл гримасы отвращения, — Давать красивые имена таким чудищам?

— Они мои, а я хочу так! Хоть имена у них будут красивыми, — добавил с неожиданной жалостью. И почесал испуганно молчащую девочку за ухом, словно зверушку.

— Смотри! Она скоро приручится!

Тридцать одну весну видела Натиу из рода Тайау, но выглядела много моложе. Красавицей никто бы ее не назвал, но в облике женщины было многое от ее имени — «мед». Полногрудая, полногубая, с мягкими движениями и мягким смехом.